Средства, которые эти союзы обычно применяют для достижения своих целей, состоят в следующем. Если один или несколько предпринимателей отказываются признать установленную союзом заработную плату, к ним отправляют депутацию или им подаётся петиция (рабочие, как видите, умеют считаться с властью абсолютного, самодержца-фабриканта в его маленьком государстве). Если это не помогает, союз отдаёт приказ прекратить работу, и все рабочие расходятся по домам. Эта забастовка (turn-out или strike) может быть частичной, если один или несколько фабрикантов отказываются считаться с установленной союзом заработной платой, или всеобщей, если отказываются все фабриканты в данной отрасли труда. Таковы законные средства союза — законные лишь в том случае, если забастовка объявлена после предупреждения, что бывает не всегда. Но и эти законные средства очень слабо действуют, пока есть рабочие, которые не состоят в союзе или готовы выйти из него ради минутных выгод, предложенных фабрикантами. Особенно при частичных забастовках фабриканту легко набрать рабочих из числа этих паршивых овец (так называемых knobsticks^{145}) и сделать, таким образом, бесплодными усилия объединённых рабочих. Члены союза обычно пытаются воздействовать на этих knobsticks угрозами, руганью, побоями и другими средствами, короче, всячески стараются так или иначе их запугать. Те подают жалобу в суд, а так как поклонница законности, буржуазия, пока ещё держит в своих руках власть, первое же противозаконное действие, первая судебная жалоба против одного из членов организации почти каждый раз подрывает силу союза.

История этих союзов представляет собой длинный ряд поражений рабочих, прерываемый лишь немногими отдельными победами. Само собой понятно, что все усилия союзов не в состоянии изменить того экономического закона, согласно которому заработная плата определяется соотношением спроса и предложения на рынке труда. Поэтому союзы бессильны устранить важнейшие причины, влияющие на это соотношение. Во время торгового кризиса союзы вынуждены сами снижать ставки заработной платы, либо вовсе прекращать своё существование, а в случае значительного спроса на труд им не удаётся поднять заработную плату выше того уровня, на котором она сама собой установилась бы в результате конкуренции капиталистов. Но зато союзы могут воздействовать на менее важные причины, носящие частный или местный характер. Если бы фабрикант не имел перед собой концентрированной массы рабочих, готовых к отпору, он в погоне за наживой постепенно всё более и более понижал бы заработную плату; более того, конкурентная борьба, которую ему приходится вести с другими фабрикантами, заставляла бы его это делать, и заработная плата скоро упала бы до минимума. Такого рода конкуренция фабрикантов между собой может быть при нормальных условиях ограничена сопротивлением рабочих. Каждый фабрикант знает, что любое снижение заработной платы, не продиктованное общими для него и его конкурентов условиями, вызовет стачку, которая несомненно нанесёт ему ущерб, так как, во время стачки, вложенный в его дело капитал будет лежать без движения, а его машины покроются ржавчиной. Между тем, в подобном случае ещё неизвестно, добьётся ли он снижения заработной платы, но зато хорошо известно, что если это ему удастся, конкуренты последуют его примеру, цены на вырабатываемый ими фабрикат упадут и прибыль, на которую он надеялся, опять ускользнёт из его рук. Далее, союзы, конечно, могут добиться, по окончании кризиса, более быстрого повышения заработной платы, чем это было бы без их вмешательства. Фабрикант заинтересован в том, чтобы не повышать заработной платы до тех пор, пока конкуренция других предпринимателей его к этому не принудит; между тем, при наличии союза, как только положение дел на рынке улучшается, рабочие сами требуют повышения заработной платы и, пользуясь большим спросом на рабочие руки, могут нередко заставить фабриканта согласиться на это повышение посредством стачки. Но, как я уже говорил, перед лицом более значительных причин, влияющих на рынок труда, союзы бессильны. В таких случаях голод постепенно заставляет рабочих возобновить работу на любых условиях, и если это сделало хоть несколько человек, то сила союза оказывается сломленной, ибо эти несколько knobsticks, при наличии на рынке известных запасов товара, дают возможность буржуазии устранить наиболее тяжёлые последствия перерыва в производстве. Фонды союза быстро истощаются из-за большого числа нуждающихся в поддержке; лавочники в конце концов отказывают в кредите, который они предоставляли за высокие проценты, и нужда заставляет рабочих снова подчиниться игу буржуазии. Но фабриканты в своих собственных интересах, — разумеется, это стало их интересом только в силу сопротивления рабочих, — должны избегать всякого ненужного снижения заработной платы, тогда как сами рабочие воспринимают каждое снижение, даже вызванное состоянием рынка, как ухудшение своего положения, от которого они хотят по мере возможности оградить себя; поэтому-то большинство стачек кончается неблагоприятно для рабочих. Возникает вопрос, почему же рабочие объявляют стачку в таких случаях, когда бесполезность этой меры ясна для каждого? Да просто потому, что рабочий обязан протестовать против снижения заработной платы, даже против самой необходимости этого снижения, потому что он обязан заявить, что он, человек, должен не применяться к обстоятельствам, а, наоборот, приспособлять обстоятельства к себе, к человеку, потому что молчание рабочего означало бы примирение с этими обстоятельствами, признание за буржуазией права в периоды процветания торговли эксплуатировать рабочего, а во время застоя обрекать его на голодную смерть. Рабочие не могут не протестовать против этого, пока они ещё сохраняют хоть каплю человеческого достоинства, а протестуют они именно так, а не иначе потому, что они — англичане, люди практики, которые выражают свой протест действием, а не отправляются, подобно немецким теоретикам, мирно почивать, как только их протест занесён в протокол и приложен ad acta^{146}, где он будет так же мирно покоиться, как и сами протестующие. Активный протест англичанина, напротив, не остаётся без влияния: он ставит известные границы алчности буржуазии и не даёт заглохнуть возмущению рабочих против общественного и политического всемогущества имущего класса. И в то же время этот протест доказывает рабочим необходимость чего-то большего, чем только рабочие союзы и стачки, для того чтобы сломить могущество буржуазии. Но значение этих союзов и организуемых ими стачек в первую очередь состоит в том, что они представляют собой первую попытку рабочих уничтожить конкуренцию. Наличие их предполагает уже понимание того, что господство буржуазии основывается только на конкуренции рабочих между собой, т. е. на отсутствии сплочённости пролетариата, на противопоставлении одних рабочих другим. И именно потому, что, при всей их односторонности и ограниченности, усилия союзов направлены против конкуренции, против жизненного нерва современного социального строя, именно поэтому союзы представляют для этого строя такую опасность. Рабочий не мог бы найти более уязвимого места для нападения на буржуазию, а вместе с ней и на весь современный общественный строй. Когда конкуренция рабочих между собой прекратится, когда все рабочие примут решение не давать себя больше эксплуатировать буржуазии, царству собственности наступит конец. Заработная плата ведь только потому зависит от условий спроса и предложения, от случайного состояния рынка труда, что рабочие до сих пор позволяли обращаться с собой, как с вещью, которую можно купить и продать. Когда рабочие примут решение не терпеть дальше, чтобы их покупали и продавали, когда при определении, какова же собственно должна быть стоимость труда, рабочий будет выступать не как вещь, а как человек, обладающий не только рабочей силой, но и волей, тогда всей теперешней политической экономии и законам заработной платы наступит конец. Конечно, законы заработной платы в конечном счёте снова дали бы себя почувствовать, если бы рабочие, добившись уничтожения конкуренции между собой, на этом остановились. Но рабочие не могут на этом остановиться, не отказавшись от всего своего предшествующего движения и не восстановив опять этой самой конкуренции рабочих между собой, другими словами, они вообще этого не могут допустить. Необходимость заставит их уничтожить не часть конкуренции, а конкуренцию вообще, и они это сделают. Рабочие уже и теперь с каждым днём всё более и более начинают понимать, какой вред наносит им конкуренция, они лучше, чем буржуазия, понимают, что конкуренция имущих между собой тоже оказывает своё действие на рабочего, вызывая торговые кризисы, и что её тоже нужно устранить. А скоро они поймут, как им нужно это сделать.