- Я пока не знаю, не успела осознать. Когда-то, возможно, захочется, но сейчас не могу ничего сказать.

- Я так и думала. Время покажет, правда? - произнесла тепло мама, обняв меня.

- Точно. Только время.

- Вот и хорошо.

Оказывается, что если вдруг в жизни что-торазлаживается то обязательно задевает собой что-то другое, третье, четвертое, до тех пор, пока ты не остаешься у разбитого корыта собирать обрубки того, чем так сильно дорожила. Я была растоптана, узнав о чувствах Карины к Денису, я была убита, когда предала её, сделав больно и близким людям, и себе...но даже подумать не могла, что самое страшное ещё только предстояло пережить. И кого следовало винить в том, что то семейное счастье, к которому мы так долго шли и строили с огромной любовью и теплом, летело в тёмную пропасть, сметая на своём пути все шаги, все чувства и надежды? На этот вопрос я ответа не знала, хотя...где-то глубоко моё подсознание указывало ни на кого-то другого, как на саму себя. Неужели таким образом Бог наказывал меня за чувства к человеку, быть с которым у меня не было ни единой возможности?

Тем вечером следующего дня я лежала в ожидании ужина с книжкой Харуки Мураками "Слушай песню ветра", полностью отдавшись этому таинственному, тёмному, одинокому миру, в который погружал писатель своих читателей, и со страстью впитывала в себя слова и размышления главного героя, чьё мировоззрение было мне крайне близко. За что всегда питала огромную любовь к книгам, так это за подаренную возможность убегать от реальности, погружаться в совершенно иной мир, забываться, мечтать и думать. Думать о чём-то далеком, высоком, задаваться вопросами и находить на них ответы. Находить себя.

"Я давно забыл, как пахнет лето. Раньше всё было другим: запах морской воды и далекие, теплоходные гудки, прикосновение девичьей кожи и лимонный аромат волос, дуновение сумеречного ветра и робкие надежды. Теперь лето превратилось в сон. Словно калька съехала с оригинала: здесь миллиметр, там миллиметр - и уже всё не так", - читала я строки потрясающе пронзительного романа, когда услышала с кухни довольно громкие, переходящие на крик эмоциональные голоса мамы и дяди Паши.

Я стремительно убрала книгу в сторону и привстала с кровати, не зная, что делать.

- Объясни мне, почему этот человек звонит тебе?! Да при чём целых восемь раз только за сегодня! О чём можно столько разговаривать с бывшем мужем?

- О дочери, Паш, о дочери! Он хочет увидеться с ней.

- А не ради этого ли вы встречались с ним вчера?

- Паш...почему ты мне устраиваешь этот допрос? Ты мне не доверяешь?

- Я просто не люблю, когда меня держат за идиота! Почему он бросил трубку, когда я ответил на его звонок? Что, есть какие-то секреты? Получается, ваши разговоры - это то, о чём мне знать не нужно? Мы ведь договаривались с тобой, что между нами не будет никаких тайн!

- Никаких тайн у меня от тебя и нет, Паш, почему ты мне не веришь? Не спорю, он звонил сегодня несколько раз но только с той целью, чтобы поговорить насчет Анжелы. Ничего личного тут нет и быть не может.

- Тогда почему ты снова утаила от меня это?

- Просто...посчитала не таким важным, чтобы тревожить тебя. Не хотела, чтобы вышло то, что сейчас происходит.

- Надь, не держи меня за идиота, хорошо? Не хотела меня тревожить? Неужели бы я не понял, если б ты сказала, что вот звонил Михаил, интересовался делами своей дочери. Неужели не понял? Но ты ведь ничего мне не сказала. Почему?

- Потому что ты весь на нервах! Потому что с тобой разговаривать в последнее время стало невыносимо! Но я ни разу тебя в этом не упрекнула, потому что понимаю. Понимаю, что завтра у тебя суд, предстоит очень непростой день, от которого ты сам не знаешь, чего ожидать. Тогда почему ты, мой муж, не можешь понять меня?

- Наверное, потому, что не верю...

- Не веришь? - я слышала, как дрогнул мамин голос. То, что она плакала, не было сомнений. - Тогда зачем мы вообще обсуждаем сейчас всё это? Если ты мне не веришь, то какая у нас может быть семья?

- Я не знаю.

- Отлично! Просто слов нет, как я счастлива!

- Взаимно, - сказав это дядя Паша стремительно громкими шагами вышел из кухни, захлопнув за собой дверь.

Что же это за проклятье?! Всё походило на продолжение какого-то ночного кошмара, который не желал прекращаться. Я смотрела на висевшие в нашей с Кариной комнате фотографии, на книги, аккуратно выставленные в шкафу, на выложенные на спинке стула вещи, плакаты, и вдруг всё это мне показалось до боли чужим. Словно я попала в чужую комнату, чужую квартиру, чужую жизнь. У Ремарка есть замечательная фраза: "А удержать нельзя никого". Видимо, вот что он имел в виду. Счастье вечным не бывает. Рано или поздно и у него есть финал и финальная песня, похожая на оглушающее, раздирающее изнутри завывание сирен. Что же происходило с нашей жизнью?

- Дочь, собирайся, поедем к бабушке, поживем некоторое время у неё, - не показывая слёз, на одном дыхании произнесла мама, заглянув ко мне в комнату. - Возьми пока всё самое необходимое.

- Да, хорошо, - кивнула я, отчетливо слыша этот звук и почувствовав, как по лицу градом покатились слёзы. Всё было кончено.

Дядя Паша с Кариной не сделали ни малейшей попытки остановить нас ни тогда, когда мы с мамой бросали первые попавшиеся под руки вещи в чемоданы, ни тогда, когда мама закрылась в ванной и плакала навзрыд, заглушая звуки лившейся воды, ни даже тогда, когда всё было готово, и мы все вчетвером вышли в прихожую. Обув кеды, я зашнуровывала их дрожащими руками, задаваясь одним лишь вопросом: "Почему?". Дядя Паша любил маму, но я не могла понять, почему он с такой легкостью отпускал её во второй раз после столько пережитого? Почему Карина смотрела нас всё это без единого слова? И более того, в её взгляде читалось что-то между восторжествованием и радостью. Неужели она так мне мстила за Дениса, спокойно глядя на то, как наша семья превращалась в прах? Почему это всё происходило с нами?

В такси по радио "Ретро ФМ" играло что-то из репертуара "Roxette". Откинувшись на спинку заднего сиденья, где мы расположились вместе с мамой, я закрыла глаза, стараясь представить блеск безмятежного моря, его приятную прохладу, обволакивающую тело, отражение облаков... Однако открыв глаза, обнаружила, что мама вновь вытирала безвольные слёзы, отвернувшись к окну. Мне было до невозможности жаль её, хотелось успокоить, сказать, что всё будет хорошо, всё, что ни делается, всё к лучшему, но вместо этого я лишь крепко прижалась к ней всей грудью, чувствуя на лице собственные слёзы. Я понимала, что никакие слова, никакие утешения в те минуты были маме не нужны, они были бы бессмысленны. Маме было больно. Она во второй раз теряла любимого человека, и вновь всё так же глупо и страшно. Мне не была знакома такая боль, но я осознавала наверняка, что ни я, ни кто-либо другой был не в силах её унять.

- Что произошло?! - ошеломленно воскликнула бабушка, увидев нас на пороге своей квартиры. - Неужели ушли из дома?

- Мам, потом, ни о чём не спрашивай. Впустишь?

- Конечно, о чём речь?! Проходите.

Оставив чемодан в прихожей, мама сразу же прошла в ванную.

- Анжел, не объяснишь мне, что случилось? - прошептала бабушка, не скрывая волнения, когда мама скрылась за дверью.

- Дома был скандал, но, бабуль, думаю, мама сама тебе позже всё расскажет. Можно я пойду прилягу в гостиной? - произнесла я, разувшись, чувствуя, как из-за слёз слипались глаза.

- Конечно, милая, но если хочешь, ложись лучше в моей спальне. Там поспокойнее тебе будет.

И согласно кивнув, я не торопясь прошла в бабушкину спальню, которая много лет назад была комнатой мамы. Разумеется, с тех пор в ней всё изменилось: из старой мебели остался только письменный стол со множеством ящичков, книжный шкаф с книгами да старые голубоватые шторки. Ни прежних обоев, ни маминых плакатов и вырезок из журналов на стенах, ни коробки с пластинками, ни проигрывателя...от мамы тут остался лишь дух.