Но на этот раз дело обстояло куда хуже. На вес жемчужины намного дороже золота, и при этом восхитительно удобны, в особенности для человека, который не привык подолгу засиживаться на одном месте: помещенное в них состояние запросто можно унести с собой в одном кармане. Поэтому мы продолжали сидеть на узкой полоске грязи, пялиться на тяжелые рыхлые облака и ждать, когда кто-нибудь из нас первым предложит не зарываться и идти домой.

– Что ж, – вздохнул я, просто чтобы прервать затянувшееся молчание. – Спасибо Королеве, что сделала эти места хотя бы настолько безопасными. Подумай, что бы с нами было, если бы тут еще и упыри водились!

– Они хоть, по крайней мере, воздухом дышат, и в жилах у них кровь, а не слизь болотная, – проворчал Барнар в ответ. – По мне так все эти твари ползучие куда отвратительнее. Ползуны, полипы, тьфу! – Пока он говорил, его лицо начало расплываться у меня перед глазами, так как в голове моей в это время складывался план. И столько в нем было изящества и точности, что я сам обомлел от собственной изобретательности.

– Гром меня разрази, – прошептал я наконец. – Барнар. Я придумал, как нам разбогатеть. Надо найти того ползуна, которого прикончил Керкин, добыть упыря и отнести все это в пирамиду к Королеве, да побыстрее, чтобы успеть к церемонии обожествления Короля Года. Керкин говорил, она начнется через пять дней. Мы можем оказаться там по крайней мере на два дня раньше, значит, у нас еще будет уйма времени в запасе!

Можешь меня казнить, а можешь миловать, но я не знаю, что труднее – заколоть ползуна в лагуне семифутовым копьем или добыть упыря в черных холмах к западу от трясины. Нам пришлось делать и то, и другое.

– Что, – спрашиваешь ты, – неужели не смогли найти нужную лагуну? – Да нет, ее-то мы нашли сразу. Полип в ней весь почернел, как обугленный, половина щупальцев отвалилась. И ползун тоже был там. Не было только задней части его тела: пока мы охотились за жемчугом, кто-то ее сожрал. Ладно, хоть не пришлось нового ползуна выслеживать, потому что именно он и изничтожил половину того, которого убил Керкин, а сам еще не успел убраться восвояси. Надеюсь, судьба сжалится надо мной и никогда больше не столкнет меня лицом к лицу с подобным чудовищем: черный, как грязь под его лапами, ростом ползун был с хорошего пони. Я плыл впереди, держа копье – мое любимое оружие – в руках, а он, едва заметив наше приближение, оторвался от трапезы и бросился мне навстречу.

Нам крупно повезло, что мы повстречали Керкина, иначе никакого копья у нас бы и в помине не было, однако для подводной охоты рукоятка у него была длинновата, не мешало бы отпилить фута два. Хорошо еще, что я плыл, выставив жало копья вперед и вниз, хотя это изрядно замедляло скорость движения, иначе умереть бы мне прямо на месте. Клыки у найденного нами ползуна длиной не уступали моей руке от запястья до локтя, и я не успел глазом моргнуть, как они оказались на столь ничтожном расстоянии от моих ног, что можно было пересчитать покрывавшие их волоски. Однако хищник поторопился: не рассчитав скорости броска, он не сумел вовремя остановиться и сам насадил себя на копье. Когда его острие впилось в середину передней части туловища чудовища, прямо между черных выпуклых бусинок-глаз, мне оставалось лишь как можно крепче сжать древко, чтобы оно не вырвалось из моих рук. Я повис на нем, как муравей на подхваченной ураганом соломинке, а здоровенный водяной паук так бился и брыкался, что копье в какой-то момент поднялось вертикально, на мгновение выбросив меня из воды.

Ползуны хороши тем, что все жесткие части тела находятся у них снаружи, да и те не очень тяжелые. Они даже линяют, наподобие змей, оставляя пустую оболочку, точную копию самих себя, легкую, как солома. Убитый мною ползун был настоящим чудовищем, с рослого пони размером, однако, когда мы выпустили из него кровь, стал раза в два легче прежнего. Мы облегчили его еще больше, выпустив из его тела весь запас яда: кусты, на которые он пролился, пожелтели и осыпались прямо у нас на глазах.

Мы выволокли труп из болота и отбуксировали его к подножию холмов, по которым сами пришли сюда всего день назад, потом насобирали хвороста и разожгли костер. Оказалось, что если вспороть чудовищу брюхо и набить его раскаленными углями и камнями, то внутренности его расплавятся и вытекут наружу. Провозившись с ним весь остаток дня, мы превратили тело в плотную и гибкую оболочку, темный окрас которой не давал разглядеть, что внутри она совершенно пуста. Весила она теперь не больше, чем худой малорослый человек, но нести ее все равно было неудобно. Тогда мы привязали ее к древку копья и понесли между собой, как добычу. Мы шагали всю ночь, направляясь к западным холмам.

К рассвету мы были на месте. Здесь, на самой окраине болот, подальше от чар Королевы Вулвулы, селились упыри. Мы спрятали нашего паука во рву, забросав камнями для большей сохранности, хотя случиться с ним ничего не могло, ибо съесть ползуна способен лишь другой ползун, а они редко выбираются из воды. Для себя мы отыскали укромное местечко неподалеку и легли спать, не особо опасаясь нападения упырей. Эти твари выходят на промысел только по ночам, вот тогда и наступит наше время идти на охоту.

Единственное уязвимое место на теле упыря – это грудина, но она очень узка, а повернутые коленями назад ноги этих созданий делают их прыгучими и маневренными, точно зайцы. Ты прекрасно знаешь, что в метании копья мне нет равных, особенно если спор на деньги, но когда речь идет об упырях, то я предпочитаю, чтобы моя цель находилась посреди свободного, хорошо освещенного пространства, и чтобы у меня была возможность прицелиться и послать копье вперед раньше, чем упырь меня заметит.

Мы решили испробовать нетрадиционный подход. План – и весьма остроумный – придумал Барнар. Идею подсказала ему всем известная меланхолия упырей, которые нередко кончают жизнь самоубийством, бросаясь прямо на заградительные барьеры Вулвулы. Говорят, их так и находят в воздухе, опутанных невидимыми сетями и с ног до головы кишащих мелкими синеватыми червячками, которые тоже являются составной частью заклятий Королевы-Вампира. Барнар утверждал, что склонный к меланхолии упырь вполне может поверить в искренность человека, который придет к нему, одержимый желанием смерти.

Нашего упыря мы повстречали далеко среди холмов. Нас привел к нему свет его кухонного костра. Укрывшись между камнями, мы долго за ним наблюдали. Он жарил на вертеле человеческую ногу: обугленная кожа лоскутками пепла осыпалась в огонь, мышцы бедра вздулись, пропитанные собственными соками. Остальные части тела лежали рядом с костром: руки, ноги и голова были просто оторваны от туловища, ибо упыри не пользуются никакими орудиями, ни каменными, ни металлическими. Громадные ладони, недавно разорвавшие человека на части с такой легкостью, точно он был всего лишь цыпленком, покрывала черная корка запекшейся крови.

Хочешь знать, как выглядит упырь? Возьми, к примеру, нашего друга Гриммлата, и представь, что руки у него остались той же длины, но ладони начинаются на высоте локтя, а вся мускулатура плеча и предплечья собралась на коротком отрезке между запястьем и ключицей. Заставь свое воображение пририсовать ему соответствующие ступни с пальцами, длиной и гибкостью не уступающими пальцам рук, и разверни ноги коленками назад. Теперь вообрази, что его и без того выпученные глаза вылезли из орбит вдвое больше прежнего, челюсть отвисла на целый дюйм, а рот наполнился кривыми зубами размером с твой большой палец каждый, и получишь точный портрет упыря.

Я укрылся в тени камней, а Барнар, издав предварительно глубокий вздох, закричал: – Эй, там, у костра! Ты упырь? – Затем, громко топая и шаркая ногами, он промаршировал к огню, а я, пользуясь поднятым им шумом, перебрался на место, давно облюбованное мною как наиболее удобное для метания копья. Упырь подскочил, когда Барнар ввалился в его лагерь.