лобу воды, ни веселого колесика, ни детских лиц. За близ¬

ким шумом и смехом он различил вдалеке что-то такое,

что заставило его насторожиться и вслушаться. Потом он

метнулся к широким воротам, выходящим как раз на про¬

езжую дорогу.

По дороге трусил лопоухий ослик. На нем сидел не

старый еще, но, как видно, рано отяжелевший, рыхлый

мужчина. Он был бледен той болезненной бледностью, ко¬

торая появляется, если человек мало двигается, мало ви¬

дит солнца и свежего воздуха.

Ослика вела совсем еще юная девушка. Едва ли ей ис¬

полнилось пятнадцать лет. Одной рукой красавица дер¬

жала уздечку, а другой помахивала прутиком.

Эту-то живописную группу и увидел юноша, выбежав

за ворота. Юноша вытер о штаны мокрые руки, но потом

339

застеснялся и остановился у обочины. Между тем девуш¬

ка обрадованно улыбнулась ему и остановила ослика.

—

Уходишь? Павлиа, Цаго, подождите меня, я сей¬

час! — и, не дожидаясь ответа, метнулся к домику в глу¬

бине двора.

—

Хорошо, если бы и Ваче шел с нами,— вздохнула

Цаго.

—

Да, это было бы хорошо. Трудно мне будет без не¬

го чертить карты,— согласился Павлиа.

Прибежал запыхавшийся Ваче. Ои отдал девушке не¬

что завернутое в шелк и, глядя в землю, сказал:

—

Это тебе. Все-таки я успел...

Цаго развернула шелк и вскрикнула с удивлением и

радостью:

—

Да это книга Торели!

Быстро начала листать, особенно вглядываясь в от¬

дельные страницы. Да, это была книга прославленного

поэта Торели. Но не простая книга — каждую страницу

ее любовно разрисовал Ваче, тот, что стоит теперь и боит¬

ся поднять глаза. Девушка быстро закрыла книгу, притя¬

нула к себе голову юноши, поцеловала его в щеку, хлест¬

нула прутом осла и, не поворачиваясь, пошла по дороге.

Юноша пошатнулся и, боясь упасть, оперся на изго¬

родь, присел на камень. Тыльной стороной ладони он хо¬

тел стереть ожог со щеки, но щека горела все сильнее.

Снизу, от сердца, гулко било в виски. В глазах потемнело.

Земля поплыла, поплыла куда-то, не позволяя на нее опе¬

реться. Огнем и ознобом отозвалась в крови первая (не

последняя ли?) невольная, невинная ласка любимой Цаго.

Между тем подошли, окружили сверстники, сели во¬

круг, завели разговор, от которого так далек был юноша

Ваче.

—

Слышал, Ваче, говорят, судьба трона уже решена?

—

Говорят, воцаряется Русудан.

—

Нас не спрашивают, так иам-то что, не так ли,

Ваче?

—

Как это — нам-то что! Посадить на трон женщину

и не спросить у нас! А какой от женщины прок? Разве

может она стать во главе наших войск?

—

Да, не будет у нас ни славы, ни добычи.

Все это были ровесники Ваче. Над губой каждого обо¬

значалось уже черное полукружие будущих усов. А ведь

сердце редкого юноши не тянется к мечу и славе.

340

—

И Тамар ведь была женщиной. Но грузинская саб¬

ля при ней не знала ножен.

—

Тамар — совсем другое. Ии в какие века не быть

второй Тамар. Да что с ним говорить, его, видно, не вол¬

нует судьба нашей страны.

Немного отойдя, друзья опять обратились к нему:

—

И на борьбу не пойдешь, Ваче?

Ваче встал, повернулся спиной к ребятам, вышел на

скальный выступ. Внизу, вдоль ущелья, вдоль извилистой

ленты реки вилась дорога, уводящая к столице Грузин¬

ского царства. По этой дороге уходили путники: Цаго и

Павлиа на осле. Дорога кружится, она словно возвраща¬

ется на то же место, но с каждым завитком все дальше

путники.

И мысли у Ваче тоже как этот путь, они уходят далеко,

потом возвращаются все на то же место, возвращаются к

Цаго, а она с каждым кругом все дальше, дальше и дальше.

Рано осиротевший Ваче почти все свое время проводил

в доме Цаго. Отец ее был ратник, ставший азнаури.

Как всякий приближенный ко двору человек, он имел

усадьбу около летней резиденции царей в Ахалдабе.

Видно, кто-то позавидовал его удачам. На празднич¬

ном турнире рыцарь упал с лошади, зацепившись ногой

за стремя, и разгоряченная лошадь поволокла...

На вдову с тремя детьми на руках со всех сторон насе¬

ли заимодавцы. Она распродала все имущество, оставив

только дом в Ахалдабе с небольшим фруктовым садом и

кусочком пашни. Хорошо еще, что старший сын был в по¬

ре возмужания и скоро сделался опорой бедной матери.

Дело в том, что Мамука при жизни отца успел на¬

учиться златокузнечеству, больше того, проявил удиви¬

тельные способности в этом замечательном ремесле, и те¬

перь в самой столице его считали не просто мастером, но

как бы художником, сумевшим старинное ремесло пре¬

вратить в искусство, изумляющее людей.

К нему-то, знаменитому златокузнецу Мамуке, и от¬

правились теперь младшие брат и сестра,, наши знакомые

Павлиа и Цаго.

У Павлиа в двухлетнем возрасте отнялись обе ноги.

С тех пор все его зовут Павлиа-безногий, но в этом прозви¬

ще не слышится ничего обидного. Обреченный только

341

сидеть или лежать, несчастный мальчик скоро свыкся со

своей бедой. Энергия, которая, вероятно, уходила бы на

детские забавы, на мальчишеские подвижные игры, на¬

шла иной выход. Павлиа пристрастился к учению и книге.

Ноги не слушались его, в остальном же он был креп¬

кого и даже мощного склада. Руки годились бы кузнецу,

аппетита хватило бы на троих каменотесов.

Но неподвижная жизнь сказалась в конце концов.

Павлиа рано отяжелел, огруз. И хоть в работе по перепис¬

ке книг не знал усталости и мог бы работать без отдыха

день и ночь, все же мучила преждевременная одышка.

Грузия в ту пору была полна пленниками и рабами.

Персы и греки, турки и арабы слонялись по царству из

конца в конец, со двора на двор в поисках либо работы,

либо подаяния.

Из этих бродяг Павлиа выбирал подходящего инозем¬

ца, тотчас договаривался с ним об оплате, и несчастный

становился теперь уж настоящим пленником. Безотлучно,

как прикованный цепью, сидел он у стола вечно пишуще¬

го или читающего безногого грузина. Во время прогулок

иноземец катал стул на колесиках с грузным Павлиа. Та¬

ким образом, только во время сна разлучались слуга с хо¬

зяином.

Служба же вся состояла в том, что иноземец на своем

родном языке должен был постоянно твердить грузику

названия птиц, цветов, деревьев, животных — все, что по¬

падалось на глаза или чем приходилось заниматься. За три

месяца иноземец входил во вкус, отъедался на хозяйских

харчах, но странному господину он к этому времени ста-

повился ненужен, потому что господин уже не хуже учи¬

теля знал язык.

Привязавшись к доброму, в сущности, калеке, инозе¬

мец плакал, уходя, но что поделаешь, господин искал уж

другого иноземца, чтобы изучить еще один иностранный

язык.

У Павлиа был прекрасный почерк. Однажды он ста¬

рательно переписал псалтырь. Книги его перекупались

потом ценителями за большие деньги. В книжном деле

ему усердно помогал Ваче. Ведь именно в этом деле у

Павлиа он научился грамоте, почувствовал любовь к кни¬

ге, к знаниям, к рисованию. Ничем не мог отблагодарить

сирота своего учителя, кроме как помогать ему всякий

час и в переписке, и в разрисовке, и в переплетении книг.

342

Наконец Павлиа, хорошо вооружившись знаниями,

изучив языки, обложившись книгами, приступил к описа¬

нию Грузинского царства. Каждого прохожего он останав¬

ливал, зазывал в дом, расспрашивал, сравнивал написан¬

ное в книгах и рассказанное бывалыми людьми, а потом