грек, не только иностранец, но существо грубое, некультурное, существо низкое,

рожденное для рабства” [41, т. 3, с. 212].

Уже в трагедиях Еврипида заметно тревожное предчувствие разрушения

гармонии человека и мира, единства микрокосма и макрокосма. До сих пор мы

говорили о такой картине мира, в которой Космос с его упорядоченным состоянием

вещей противостоял Хаосу — беспорядку, всему, что не поддается вычислению,

классификации. В состоянии Космоса представлялись грекам классического периода

не только внешний мир, природа, боги, но и люди, каждый из них. Страдания людей

в мире могли быть обусловлены волей богов или мощью природы. Но Еврипид

увидел те разрушительные силы внутри человека, которые означали, что

человеческий Космос если не рухнул, то уже пошатнулся. В обществе назревает

“ощущение разрыва между человеком и существующим вне его миром” [246, т. 1, с.

119]. И еще одно обстоятельство сыграло свою роковую роль — самая длительная в

истории Греции Пелопоннесская война, война между союзами полисов Делосским

(во главе с Афинами) и Пелопоннесским (во главе со Спартой). Она закончилась

поражением Афин, после чего афинская полисная система прекратила свое

существование. И полисный человек, ощущавший себя прежде частью прочного и

надежного сообщества, остался практически один на один с внешним миром, его

положение горожанина сменилось положением гражданина. Гражданин — это

качественно иная часть системы: он ее “микроэлемент”, без которого система вполне

может обойтись.

Так внутренние и внешние исторические процессы постепенно привели к

смене периода классики иной, противоречивой, но также значительной в истории

греческой культуры эпохой — эпохой эллинизма. Говоря о культуре эллинизма,

приходится уточнять, о какой из огромных территорий Азии, островов Эгейского

моря, Египта или материковой Греции идет речь, поскольку каждый из этих

регионов имел свое специфическое развитие и свои особенности. В результате

завоеваний Александра Македонского “образовалась многоликая культура, где

сочетались греческие и восточные начала, шел процесс умирания старого и

рождения нового представления о мире” [там же, с. 111].

Но греческая культура еще была настолько сильна, что, привнесенная оружием

воинов Александра Македонского на север и восток, она смогла оказать сильнейшее

воздействие на местные культуры побежденных народов. Став огромной империей,

распространившейся вплоть до Индии, греческое общестёо испытало и на себе

воздействие неведомых для него культур.

Особое влияние греческой культуры на местную проявилось на Востоке.

Множество городов, построенных Александром (около семидесяти), несли на себе

277

отпечаток греческих традиций. Наиболее ярким из них была великая Александрия,

“с ее прямыми улицами, храмами, грандиозным Фаросским маяком, знаменитейшей

библиотекой” [там же, с. 112]. Другие города появились в Азии и прекрасны до сих

пор: Ходжент, Герат, Самарканд. Восточная ветвь эллинизма знаменита и тем, что

греческий гуманизм встретился в Индии с буддийским, греческая мудрость — с

буддийской. Плутарх описывает встречу Александра с индийскими мудрецами, чьи

ответы на различные вопросы полководца очень напоминали мудрость греческих

софистов. Обратившись к одному из индусов, “Александр спросил его, как должен

человек себя вести, чтобы его любили больше всех, и тот ответил, что наибольшей

любви достоин такой человек, который, будучи самым могущественным, не внушает

страха... Другому задали вопрос, что сильнее — жизнь или смерть, и софист сказал,

что жизнь сильнее, раз она способна переносить столь великие невзгоды.

Последнего софиста Александр спросил, до каких пор следует жить человеку, и тот

ответил, что человеку следует жить до тех пор, пока он не сочтет, что умереть

лучше, чем жить” [243, т. 2, с. 425]. Как явственны здесь мысли, которые несколько

позже прозвучат в рассуждениях киников, стоиков и эпикурейцев!

Греки принесли на Восток не только более развитую систему

государственности, вполне оформившиеся критерии красоты, но и некоторые

традиции искусства. Считается, что под влиянием греческой классики в Индии

появились первые изображения Будды в виде человека. Но не стоит

абсолютизировать взаимодействие греческой и восточной культур: “в странах к

востоку и к западу от Греции существовал мощный низовой слой культуры, не

подвергшейся коренным изменениям под воздействием эллинского влияния” [246, с,

112].

§ 5 Культура эпохи эллинизма

Сущность нового качества эпохи эллинизма состоит в том, что были

разрушены прежние нормы во всем: в повседневной жизни, в традициях, в

государственности, в искусстве. В повседневности человек оказался незащищенным

от воздействия стихий общественной жизни, полисное государство сменилось

единовластным правлением сначала Филиппа Македонского (отца Александра), а

потом и Александра Великого, искусство же все более обращало внимание на

реального человека во всей его обыденности. Если в период классики раб не мог

быть героем художественного произведения, то в эпоху эллинизма хилый и

изможденный раб-нубиец или старый рыбак становятся привычными персонажами.

Искусство этого времени лишается гармонии духа и тела, оно как бы вглядывается в

черты лиц стариков, в облик страдания, борьбы или смерти. Храм Зевса в Пергаме

знаменит огромным фризом длиной 120 метров, изображающим борьбу богов и

гигантов — олицетворения грозных неведомых людям сил. Переплетенные в

смертельной схватке тела, искаженные напряжением лица, во всех фигурах — нечто

278

чрезмерное, непостижимое,

“превышающее волю и

возможности личности” [246, с.125]. Греческое искусство

периода классики сочло бы такие произведения слишком

вульгарными.

Правда, существуют и другие взгляды на искусство

эпохи эллинизма. Например, Винкельман поделил все

античное искусство на четыре этапа: “древнейшее искусство”

—

период архаики; “высокое” искусство — период классики,

искусство периода расцвета афинской демократии; третий

Статуя Афины

этап — “прекрасный” — эпоха эллинизма. Четвертый этап —

из Пирея.

“подражательный” — включил в

IV век до н.

себя искусство Рима, которое он

э.

считал несамостоятельным [58]. Винкельман справедливо

связывает эллинизм с прекрасным искусством, обращаясь

к тем его образцам, которые до сих пор олицетворяют

собой величественность и порыв — к скульптурному

изображению Афродиты Милосской и знаменитой Нике

Самофракийской. Традиция не может исчезнуть

мгновенно. Она продолжает жить, может быть, как мечта

или надежда, но уже перестает выражать потребности и

сущность своего времени, даже оставаясь прекрасной.

“...В этих статуях заканчивало

Агесандр, Попидор,

свою

историю

античное

Атенодор. Лаокоон

искусство, олицетворившее в

человеке красоту и гармонию

всего мироздания” [246, с. 126]. В изменившихся условиях

жизни прежние нормы и традиции начинают выглядеть все

более формальными, теряя свой внутренний нерв, то, что

пифагорейцы называли “музыкой сфер”. Появляются

поддерживающие традицию, прекрасные по форме, но сухие,

неодухотворенные творения, такие, как знаменитая “Камея