которых мечтало человечество многие века. Пусть во многом этот образ был
искусственным, плакатным, а проблемы, возникавшие вокруг деяний этого
идеального героя, сводились в основном к частным случаям и были легко
преодолеваемы, а враги — во многом смешны и несерьезны, но это был образ
порядочного, справедливого, честного и, главное, гуманного человека. Можно
сказать, что главным напряжением времени практически во все времена советского
периода было резкое несоответствие идеала и реальности, искусства и
действительности. В искусстве советского периода чаще преобладало
долженствование, чем данность, желаемое, а не реалии времени. То же самое
положение было и в области морали, и в области философии. Может быть, эта
уверенность в достижимости идеального состояния в каком-то вполне обозримом
будущем и была главным двигателем достижений в производстве, науке,
образовании.
586
Б. Яковлев. Транспорт налаживается. 1923 год
Культура этого времени пестра, многослойна, мозаична, но при этом она
составляет сложную системную целостность. Гуманизм, человечность, искренние
чувства и высокие идеалы соединялись в ней с бесстрастной и бесчеловечной
машиной административно-командной системы власти, с тоталитаризмом, а
гордость историческими достижениями народа выливалась в официальное
прославление государственной системы.
Уже в начале советского периода сложилась и выросла проблема многих
последующих лет — противоречие между лозунгом и реальностью. Лозунг обычно
обращен к внешней, формальной стороне поведения людей, он формирует и
внешнюю сторону идеологии. Демонстративная сторона жизни должна была
соответствовать новым, советским установкам и призывам. Существо же этих
установок не осмысляется, не дискутируется. Для массы слабо образованных или
вообще не образованных людей лозунг заменяет многие истины, он функционирует
как доктринальная вера, вера в букву, а не смысл лозунга. Это обстоятельство
представляет собой прямую дорогу к формализму, как в каждом проявлении
повседневной жизни, так и в искусстве (хотя именно здесь формализм официально
порицается), в философии, морали. Это явление ярко описано в повести А. Н.
Толстого “Гадюка”, героиня которого, силой обстоятельств брошенная в пекло
гражданской войны и поверившая простым и понятным представлениям о
коммунистической морали, сталкивается с такими сторонами обывательского образа
жизни, которые в ее сознании так и не смогли совместиться с лозунгами эпохи.
Примерно об этом же “Котлован”, “Чевенгур”, “Ювенильное море” А. Платонова
(1899—1951).
При всех тяжелых и тягостных факторах советской действительности, при
всей ее двойственности нужно все-таки отметить мощный рост образования,
создание системы обучения, доступного самой широкой публике. Строительство
школ, вузов, университетов, массовое стремление молодежи к получению
образования, а не документа о нем,— такой же признак новой эпохи, как и всеобщая
идеологизация всей страны, как преследование инакомыслия, как всеобщая и
тотальная зависимость общества от раз и навсегда выработанных лозунгов.
Эта двойственность отразилась и в науке: в
отличие от предыдущих столетий, интенсивно
развивается
экспериментальная
и
фундаментальная наука, производство расширяет
свои связи с ней, стремительно накапливают
новые знания и опыт естественные науки. Этого
же
нельзя сказать о гуманитарном знании, которое
сразу же было ограничено официальной
идеологией, признающей лишь марксистский
взгляд на гуманитарную сферу. Всенародное
изучение марксизма приводит к упрощенному его
587
Г. Ряжский. Рабфаковка
(Вузовка). 1927 год
пониманию, тем более, что изучается не суть марксизма, но наиболее понятные
обывателю постулаты, часто выброшенные из контекста и превращенные в некое
подобие лозунга (“Бытие определяет сознание”). Советское общество
провозглашается лишенным противоречий, и таким образом официально
объявленная диалектика как единственный метод познания уничтожается по своей
сути. Не могло быть и речи о рассмотрении марксистских положений с точки зрения
новых реалий действительности. Философия, которая в средние века была
служанкой богословия, становится служанкой политического курса единственной
партии. Лишь отдельным теоретикам, занятым гносеологией 37, удалось добиться
некоторых результатов: работы П. Копнина, Б. Кедрова, Э. Ильенкова были
тонким ручейком философской мысли за многие десятилетия советской власти. А.
Ф. Лосев, чьи работы в области эстетики и философии еще до сих пор не
опубликованы полностью, был репрессирован и лишь после реабилитации, больной
и почти слепой, получил право преподавания.
Одним из самых тягостных и угрюмых этапов существования отечественной
культуры в советский период был начавший усиливаться с 30-х годов культ
личности Сталина — явление сложное, неоднозначное и противоречивое. Именно в
этот период сложилось своеобразное состояние общества, почти магически
воспринимающего слово как свершившийся факт. Страна была объявлена
государством, создавшим самую передовую культуру в мире, а все успехи общества
связывались с одним-единственным человеком, который представлялся
компетентным буквально во всех сферах государственной, экономической, научной,
художественной и любой другой деятельности. Газеты и радио довершали эту
картину, а реальные достижения в индустриализации и некоторых социальных
сферах, подкрепленные надеждой на светлое будущее, были основой энтузиазма
масс. Все, что противоречило оптимистической картине, созданной в средствах
массовой информации, считалось временными трудностями или происками
вредителей. Любые попытки реалистического взгляда на общество, предложения
оптимальных способов решения трудных проблем оценивались как
разрушительные, вредительские и противоречащие великим целям общества.
Но главным парадоксом времени оставалось то, что провозглашенное
республиканское государство на самом деле было государством почти
самодержавным (не действовало лишь право наследования власти). Выборы
постепенно превратились в фикцию, во всенародный праздник демонстрации
единого взгляда на политику и того Единственного, который может осуществлять ее.
На этом фоне развитие образования, научной и художественной жизни
подвергается все большей регламентации. Желание же рапортовать о нескончаемых
победах рождало самые большие пороки общества — показуху и штурмовщину. В
37 Гносеология (греч. gnosis “познание” + logos “учение”) — теория познания; раздел
философии, в котором изучаются закономерности и возможности познания, отношения знания к
объективной реальности, исследуются ступени и формы процесса познания, условия и критерии
его достоверности и истинности.
588
системе образования эти пороки оборачивались снижением уровня общей
образованности, а следовательно, утверждались раз и навсегда заданные школьные и
вузовские программы и расписанные поурочно курсы учебных дисциплин. Не
особенно образованным “выдвиженцам” поручается руководство самыми
различными сферами производства, сельского хозяйства, науки и искусства. Наука
начинает ставиться во все большую зависимость от идеологии, инициатива делается
наказуемой, а непокорные или мыслящие люди попадают под беспощадную метлу