достоинства. Многие декабристы сами были не чужды литературной деятельности и

поэтому наиболее явно их идеи отразились не только в программных документах,

таких, как, например, “Законоположение “Союза благоденствия”, но и в

произведениях, написанных декабристскими писателями и поэтами. Общим для них

явилось стремление к тому, чтобы выражать высокие чувства, “высокие

помышления”, связанные с добром, вольнолюбием (вспомним у Пушкина: “что

чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу...”),

гражданской отвагой. К. Рылеев (1795—1826) в послании Бестужеву выразил это

состояние души не менее полно:

Моя душа до гроба сохранит

Высоких дум кипящую отвагу;

Мой друг! Недаром в юноше горит

Любовь к общественному благу!

Еще более ясно видна гражданственная устремленность к “общественному

благу” в стихотворении “Гражданин”:

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

[294, с. 85, 86]

Уже в этих двух цитатах видна главная установка декабристов на деятельное

начало в жизни и образцы высокой морали. Декабристы впервые в своей поэзии

придали дотоле обычным словам более весомый смысл, многие — получили

символическую политическую окраску. Совсем по-иному звучат в контексте

декабристской поэзии слова: вольность, тиран, кинжал, самовластье, правда,

справедливость. Такова поэзия К.Рылеева, В.Кюхельбекера (1797—1846), чьи

страстные, полные горечи стихи оплакали судьбу вольнолюбивых поэтов:

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжеле всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден;

Но юноша в свободу был влюблен...

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою, —

556

Пожалися годиной роковою...

[Там же, с. 98]

У каждого из нас в памяти произведения, созданные гением Пушкина,

Грибоедова (1795—1829), Лермонтова, произведения, которые отражают

трагическое “дум высокое стремленье”, горечь понимания той пропасти, которая

легла меж ними и теми, чье “грядущее иль пусто, иль темно”. Недаром судьба

Чацкого так напоминает судьбу Чаадаева (Грибоедов в замыслах хотел направить

свой скепсис именно против людей типа Чаадаева, но истинное понимание вещей не

позволило ему это сделать).

Искусство России этого века как бы стремилось

нагнать все то, что было ею еще не пройдено в

предыдущие века. Стремительно наверстывая упущенное

время, русская литература XIX века вступает в

сентиментализм, в ней существуют одновременно

романтизм и реализм, который в русском его выражении

достигает необыкновенных высот в литературе и

живописи, стремится распространиться на музыку и театр.

Одно только перечисление выдающихся художников,

поэтов, музыкантов этого века составило бы довольно

внушительный список. Поэтому мы рассматриваем лишь

В. Боровиковский.

то, что характерно только для русской культуры и

Портрет сестер

представляет собой наиболее существенные моменты ее

Гагариных. 1802 год

развития.

Прогресс русского искусства имел своим “водоразделом” не только

политические или исторические ориентиры, для него была характерна и

естественная сменяемость стилей и направлений, которой ознаменовано развитие

искусства всех стран мира. В русском искусстве, как и в западном, последовательно

сменялись барокко, классицизм, сентиментализм, романтизм, чтобы затем

завершиться в XIX веке реализмом. Барокко, получившее в России XVIII века свое

особое выражение, иссякло в том же веке, зато набрал силу и оформился русский

классицизм, более сохранившийся к XIX веку в пространственных искусствах, чем в

литературе и театральном искусстве. Классицизм архитектуры, скульптуры,

живописи этой поры часто именуют “высоким классицизмом”; здесь воплощается

идея соединения монументальности и простоты, идея, которая позволяет наиболее

полно проявиться главным принципам всего искусства — гражданственности,

патриотизму в сочетании с национальной самобытностью. Часто в одном

произведении соединяются три вида пространственных искусств: архитектурные

сооружения дополняются и украшаются скульптурой, несущей не только

декоративную, но и идейную нагрузку, внутренний декор величественных

сооружений заполняется богатой росписью. Одним из таких сооружений становится

Михайловский дворец в Петербурге архитектора К. Росси. Русский

классицизм, особенно после Отечественной войны 1812 года, органически вобрал в

557

себя темы служения отечеству, хотя он и был в той или иной форме соотнесен с

античностью, с ее строгой выверенностью. Примерами такого соединения является

скульптура В. И. Демут-Малиновского (1779—1846) “Русский Сцевола” (мотивом

послужил героический поступок русского крестьянина. Подобно римскому герою,

он отказался служить врагу), памятник М. И. Кутузову, сооруженный перед

знаменитым Исаакиевским собором в Петербурге, и другие работы.

Но и классицизм уже в начале XIX века начал изживать себя в литературе и

поэзии. Театр этого времени еще не был так же совершенен, как на Западе. Длинные

и нравоучительные пьесы Капниста, трагедии Сумарокова, комедии Фонвизина хоть

и ставились на русской сцене, но уже вытеснялись в сознании общества новыми

идеями, новым отношением к жизни, новыми идеалами, которые требовали иного

выражения. Не только гражданин, не только назидательный герой Просвещения

волнует зрителя, но и вольнолюбивый дух, мятежный и мятущийся герой требует

своего воплощения. Для такого героя узки рамки классицизма, и в литературе, а

затем и в других видах искусства складывается, как это произошло и в европейской

культуре, романтизм с его героями — личностями, чье сознание, мысль, идеалы

наполнены героизмом противостояния обывательской морали,

В. Демут-Малиновский.

повседневной рутине, светской шумихе. В них — отголоски

Русский Сцевола

декабризма или самый декабризм, как в Чацком из “Горя от

ума”, в них — “гусарская” оппозиция Дениса Давыдова, героя

Отечественной войны, поэта, партизана, гусара, в них —

“стремление к душевному простору” замечательного лирика

Н. М. Языкова (1803—1846/47). Мужество и честь воина

важны для Д. Давыдова и его героев, которые

во всем противостоят суетным приспособленцам и светским

клеветникам: в буйном веселье гусарской пирушки, в любви и

в самой смерти. Вот что поэт говорит о смерти знаменитого

героя Отечественной войны 1812 года Н. Н. Раевского:

Гонители, он — ваш! Вам плески и хвала!

Терзайте клеветой его дела земные,

Но не сорвать венка вам с славного чела,

Но не стереть с груди вам раны боевые!

[95, с. 155]

В тон ему звучит гневный стих Н. Языкова, выросшего в мирное время, но и

он, как и принято в романтической литературе, противопоставляет героя-борца и

суетный мир:

Не вы ль убранство наших дней,

Свободы искры огневые, —

Рылеев умер, как злодей! —

О, вспомяни о нем, Россия,

558

Когда восстанешь от цепей

И силы двинешь громовые

На самовластие царей! [294, с. 143]

Ранние поэмы А. С. Пушкина также отдали дань романтизму, а лермонтовские