наполнил сердца россиян гордостью, которая очень
скоро сменилось горчайшими разочарованиями.
Вернувшиеся к своим помещикам крестьяне оказались
снова угнетенными смердами, по чьим судьбам мог
пройтись любой супостат. Боевой генерал Денис
Давыдов (1784—1839) остался тем же, кем и был,— не
слишком богатым и не слишком знатным дворянином,
а
Россия, образовав Священный союз, превратилась из
В. А. Фаворский.
освободительницы Европы в
Портрет
ее
М. И. Кутузова
жандарма.
Эти обстоятельства не могли не сказаться на
умонастроениях мыслящих людей, во многом из этих
разочарований выросла декабристская оппозиция. “Война
1812 года дала целому поколению русской дворянской
молодежи тот жизненный опыт, который привел
мечтательных патриотов начала XIX века на Сенатскую
площадь” [181, с. 314].
Декабристское движение наложило на русскую
Ф. П. Толстой.
культуру особый отпечаток, который не исчерпывается
Медаль. Народное
идеями только политического свойства или одними
ополчение 1812 года
теориями преобразования общества.
“Декабристы проявили значительную творческую энергию в создании особого
типа русского человека, по своему поведению резко отличающегося от того, что
знала вся предшествующая русская история” [там же, с. 331]. Это поведение
включало в себя желание действия, желание, взращенное в эпоху петровских реформ
и преломившееся в новой обстановке противостояния всеобщему бездействию.
Декабристы называли вещи своими именами вопреки этикету, считавшему дурным
тоном вести речи на “мужицкие темы”. Они говорили о положении крестьян, о
протекционизме, помещичьем произволе. Их серьезное отношение к жизни было
противоположностью некоего всеобщего шутовства, которое культивировалось в
548
светских салонах или на дружеских пирушках. Они ощущали себя исторически
значимыми людьми, поэтому любую возможность, даже обстановку бала
использовали для изложения своих идей и взглядов. Вспомним Чацкого из “Горя от
ума”, его пламенные речи, обличающие вздорность и суетность московского
общества, пустоту их жизни. Это умение публично выражать свои мысли было
совершенно новым для культуры российского дворянства, еще с времен императриц
обученного иносказаниям и намекам. В книге “Беседы о русской культуре” Ю.
М.Лотман цитирует записку одного из “трогательно благородных людей эпохи”
Федора Глинки, который, идя на бал, как на лекцию, для памяти пишет, что нужно:
“Порицать 1) Аракчеева и Долгорукова, 2) военные поселения, 3) рабство и палки, 4)
леность вельмож, 5) слепую доверенность к правителям канцелярий...” [там же, с.
340]. Образы людей порядочных, честных, романтически стремящихся к
справедливости и свободе долго затем будут воссоздавать художники в своих стихах,
романах и пьесах, картинах, театральных спектаклях. Жены декабристов последуют
за своими мужьями в ссылку даже тогда, когда искреннее чувство любви и не успело
еще возникнуть (например, М. Н. Волконская знала своего мужа после замужества и
до ареста только три месяца). Даже будучи сугубо дворянским движением,
декабризм смог наложить отпечаток на всю русскую культуру, перейдя из среды
дворянской в разночинную и претерпев в ней значительные изменения.
Неизвестные художники. Портреты юных офицеров Отечественной войны. 1812 год
Культура шестидесятников
XIX
века
(И.
А. Тургенев, Ф. М. Достоевский, передвижники и
другие) подготовлена длительным периодом борьбы
за
освобождение крестьян, идущей как “сверху” — от
дворян-декабристов, так и “снизу” в бесконечных
крестьянских бунтах. В этой борьбе сложилась
русская интеллигенция36. Именно интеллигенция, к
которой принадлежат представители самых
различных общественных слоев, становится
носительницей главных общественных идей.
О. Кипренский.
§ 2 Общественная и философская мысль
Портрет Бутурлина
36 Термин введен в 60-е годы писателем П. Д. Боборыкиным (1836—1921) и принят в других
языках, — А. Б.
549
В России сложилось так, что дворяне не считали для себя приличным
заниматься наукой, тем более преподавательской деятельностью даже в
университетах. Стать ученым (впрочем, как актером или писателем) — значило
опозорить дворянское звание, и вплоть до начала XIX века в российских
университетах не преподавал ни один дворянин. Первым потомственным
дворянином, занявшим университетскую кафедру, — пишет Лотман, — был
Г. Глинка, чему, как чрезвычайному явлению, была посвящена статья Н.
Карамзина в журнале “Вестник Европы”. В основном ряды ученых пополнялись
разночинцами, составлявшими оплот интеллигенции этого времени. Эта часть
общества была неоднородной не только по своему роду занятий, но и по своим
взглядам. Среди них были монархисты, как например, С. С. Уваров, министр
просвещения с его идеей соединения “православия, самодержавия и народности”;
либералы различного рода, формулировавшие идею официальной народности (М. П.
Погодин; Ф. В. Булгарин, 1789—1859; М. П. Загоскин и др.), сторонники реформ,
изменения общества “посредством широкого гражданского согласия” (К.Д.Кавелин,
1818—1885), революционные демократы
(В.Г.Белинский,
1811—1848;
Н.А.Добролюбов, 1836—1861; Н.Г.Чернышевский, 1828—1889).
Как уже отмечалось, три главные проблемы стояли перед российским
обществом в XIX веке: проблема государственного переустройства, крестьянская
проблема и проблема человека, его отношений с государством и обществом, его
выбора. Практически все направления общественной мысли, все стороны
общественной жизни так или иначе были связаны с ними.
С. С.Уваров (1786—1855) в одном из циркуляров чиновникам, отвечающим за
образование в своих округах, писал: “...при возрастающем повсюду стремлении к
образованию наступило время пещись о том, чтобы чрезмерным стремлением к
высшим предметам не поколебать некоторым образом порядок гражданских
сословий” [337, с. 161]. Как при этом не вспомнить сентенции Фамусова:
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче, пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений...
И далее:
...Уж коли зло пресечь,
Забрать все книги бы, да сжечь.
[82, с. 113, 114]
Но еще до него адмирал А. С. Шишков (1754—1841) также считал, что
“обучать грамоте весь народ принесло бы более вреда, чем пользы, науки полезны
только тогда, когда, как соль, употребляются в меру, смотря по состоянию людей”
[337, с. 160]. Самое знаменательное, что оба — и Уваров, и Шишков — были
министрами просвещения. Так была укреплена сословность в образовании, а по
отношению к литературной и журналистской деятельности с 1826 года
550
ужесточилась цензура, запрещавшая после революционных событий в Европе 1848
года печатать все, что, как казалось цензорам, хоть как-либо могло дурно повлиять
на отношение читающей публики к властям.
Однако нужды отечественной экономики требовали своего, и к середине века
появляются средние учебные заведения, готовящие специалистов для сельского
хозяйства, машиностроения, фабрично-заводского производства. Но и здесь
