церковной доктриной, не выходя при этом за рамки религиозного мировоззрения), и

возникших как раз на пути создания логической системы религии. Главные споры

велись по двум направлениям: по вопросу о двуединой сущности Христа и о

триединстве божества (Троице).

Одна из самых ранних (IV век) религиозных ересей — арианство (по имени

священника из Александрии — Ария), которое исходило в своих объяснениях

Троицы из неоплатонических представлений о том, что Христос в Троице — всего

лишь творение Бога-Отца, следовательно, занимает подчиненное место. В этой же

связи Он — не человек, а божественный Логос, который, будучи созданием Бога-

329

Отца, в определенный период времени не существовал. На первом Вселенском

соборе в 325 году это учение было осуждено, и в дальнейшем его отголоски можно

встретить у перешедших в христианство западных варварских племен.

В христологических спорах смысл той или иной

ереси зависел от того, как рассматривалось

соотношение двух сущностей Христа. Эти споры

принимают особенно острое течение в V веке.

Несториане (по имени Нестора, константинопольского

патриарха) утверждали, что Христос был рожден

человеком и лишь впоследствии стал Сыном Божьим,

или мессией. Они полагали, что божественное и

человеческое в Христе никогда не сливались, оставаясь

относительно самостоятельными. Последователи

другой ереси — монофизма (monos “единый” + physis

“природа, естество”) считали, что две природы Христа

сливаются в одну, причем божественная поглощает

человеческую, и эта последняя растворяется в

Гостеприимство Авраама.

Мозаика

божественной. Эта ересь была осуждена Вселенским

собором 451 года. Халкедониты защищали от ариан

представление о единосущности Отца и Сына, отстаивали единство

противоположностей в сущности Христа: “неслиянность” и “нераздельность”

божественного и человеческого в Христе. Они полагали, что человеческая сущность

Христа, выступая в единстве с божественной, остается сама собой. Это

впоследствии (в VII веке) привело к появлению еще одной ереси — монофелитов

(греч. thelema “воля”), полагавших, что Христос обладал двумя природами, но одной

волей и “энергией”.

Эти и другие ереси имели двойную направленность. С одной стороны, они

способствовали выработке главных христианских догматов, определивших на

многие века менталитет христианина, его символы веры. С другой стороны, они

разрушали единство (более желательное, чем достижимое) в системе религиозного

сознания современников.

К концу первого периода развития византийской культуры (VIII—

IX века), когда в общих чертах сложилась не только система государственности, но и

ее идеологическая основа — христианская религия, Византию сотрясают народные

восстания в связи с закабалением крестьян, ростом недовольства городской бедноты

и притесняемых государством различных народностей, чаще всего славян. Самым

крупным из них было восстание Фомы Славянина (760—823), поддержанное

народами Кавказа и арабами. В 821 году он вместе с многочисленной армией

повстанцев дерзнул осадить Константинополь и продержал его в осажденном

положении почти два года, но, не добившись успеха, отступил во Фракию, где был

схвачен и казнен.

Недовольство и противостояние властям, непрестанное противодействие

развитию феодальных отношений приводило и к возникновению народных ересей,

330

таких, как богомильство и павликианство (от имени апостола Павла),

базировавшихся на многих восточных идеях. Византия не только впитывала в себя

традиции и взгляды Востока, но и оказывала определенное влияние на западную

ветвь христианства. Например, распространенные в Западной Европе ереси

альбигойцев и катаров (считавших материальный мир порождением дьявола,

осуждавших все земное и призывавших к аскетизму) были прямыми наследниками

византийских.

Особенно сильно восточные влияния на духовную культуру Византии

проявились в VIII веке в ожесточенном и страстном движении иконоборчества.

Именно с Востока пришло убеждение в том, что божество не может быть

изображено, оно не имеет физического облика, и иконы — лишь проявление

языческих культов, требующих идола для поклонения. Но не только это легло в

основу иконоборчества. В нем нашли свое отражение проблемы познания,

выразившиеся в этот период времени в многочисленных спорах о том, познаваемо

ли божество. “Иконоборцы выдвигали тезис о неописуемости и непознаваемости

божества. В основу их учения был положен главный догмат христианства о единстве

в Троице трех божественных ипостасей. Все они неописуемы и не могут быть

представлены в антропоморфном (подобном человеку.— А. Б. ) образе. Если

художник будет изображать только человеческую природу Христа, то он впадет в

ересь несториан, разделявших Христа на две ипостаси; если же он попытается

представить божественную природу Христа, то это будет проявлением ереси

монофиситов, допускавших полное поглощение человеческой природы

божественной” [297, с. 89]. Таким образом, любая попытка изображения Христа

вводит художника в состояние ереси, поскольку божественность, полагали

иконоборцы, лежит за гранью человеческого понимания.

Это движение нанесло византийскому искусству

непоправимый урон: сжигались многие иконы, при

императоре Льве III (VIII век) уничтожили изображение

Христа над входом во дворец. Были разрушены постройки

и даже монастыри, в которых еще оставались иконы.

Гонение на иконопочитателей распространилось и на

церковнослужителей, а армия должна была поклясться,

что не будет поклоняться иконам. В 768 году

Раннехристианская

патриарх Никита приказал уничтожить во всех церквях

мозаика

столицы изображения святых, выполненные в мозаике на

стенах и восковыми красками на досках. На их месте появились орнаменты, цветы,

растения, птицы. Современники этих событий говорили, что храмы “превратились в

сады и птичники” [177, с. 90]. Именно в период иконоборчества крест становится

символом, заменяющим образ Христа. Добавим, что вера в силу креста ведет свое

начало в Византии со времен императора Константина, которому, как гласят

легенды, перед одним из победоносных сражений якобы явился ангел, державший в

руках крест.

В середине VIII века иконопочитание было восстановлено, но и этот процесс

331

сопровождался ожесточенными враждебными действиями с обеих сторон. З. В.

Удальцова пишет, что “сперва иконоборцы с фанатическим упорством уничтожали в

храмах фигурные изображения, заменяя их символом креста или геометрическим

орнаментом”, а затем победившие иконопочитатели “столь же беспощадно сжигали

иконоборческие книги” [297, с. 91].

В последнем периоде развития византийской культуры возникло еще одно

направление в христианстве — исихазм (греч. isichia “покой, тишина,

отшельничество”), ставшее популярным в среде монашества в XII—XIV веках, в

период постепенного усиления настроения безнадежности, которое всегда

сопровождает крушение некогда сильного государства. В этой атмосфере выросли и

укрепились две совершенно противоположные тенденции. Одна из них шла от

приверженцев античности, устремленных к ее возрождению. Здесь, в Византии,

казалось бы, имелись мощные корни античных традиций, здесь было, что

возрождать. Но тем не менее струя гуманизма, устремленная к новому утверждению