Литмир - Электронная Библиотека

Тогда-то я и встретил небогатого помещика, которого посчитал своим далеким предком. Он мне помог на первых порах, а позже у меня по каким-то причинам появилась способность лечить людей воздействием своего биологического поля. Это обеспечило верным куском хлеба с маслом и даже с зернистой икрой. К тому же у меня появилась возможность заводить полезные знакомства.

Впрочем, не все они оказались полезными. На меня, говоря современным языком, начали наезжать представители некоего религиозного братства. Причем наезжали, «чисто конкретно», даже попытались принести в жертву Сатане. Однако у меня нашлись и свои защитники. Причем, если с сатанистами было все достаточно ясно, то сторонники оказались так законспирированы, что я и по сей день не знаю их истинных намерений и возможностей. Это они втянули меня в «проект», в результате которого я и оказался в корчме на Серпуховской заставе Московского царства и великого княжества в 1605 году нашей эры.

Идея моего участия в смутном времени, которое началось после смерти царя Бориса Федоровича Годунова, была проста: мне предстояло принять посильное участие в разборках наших далеких предков на стороне справедливости. Причем, ее, эту справедливость, а так же меру воздействия на происходящие в государстве события я был вправе определять сам, без согласования с «вышестоящими инстанциями».

Работа эта была волонтерского типа и никак не оплачивалась. Хотя наниматели и вложили приличные средства в мою подготовку к «гуманитарной» миссии. Чтобы я сразу же не попал в ощип, как всем известный кур, меня несколько месяцев натаскивали самые лучшие специалисты начала XX века, такие, как известный историк профессор Ключевский или выдающийся жокей Ефремов, старичок лингвист, крупный специалист по старорусским письменным памятникам.

После окончания подготовки меня перебросили в начало семнадцатого века. Произошло это без моего участия: заснул в начале двадцатого, проснулся в семнадцатом.

И сразу же начались сложности.

Самое неприятно, чтобы физически выжить, мне пришлось добывать себе пищу охотой. Когда эту проблему худо-бедно удалось решить и даже как-то приспособиться к местным условиям, я отправился в обжитые места. К этому времени началась дружная весна, реки разлились, и мне пришлось какое-то время жить в селе на берегу Оки.

Там возникла новая трудность: оказалось, что старорусский язык, которому меня научили, очень сильно отличается от разговорного. Чтобы меня не заподозрили в шпионаже, я придумал объяснения своему странному для московитов языку — выдал себя за глухого. Это примирило местных жителей с плохим произношением, но относиться ко мне стали не очень уважительно, если не сказать, презрительно.

Понятно, что мне на все это было наплевать, однако мнимая инвалидность однажды спровоцировала пьяных казаков покуражиться над глухим, безоружным человеком. Что такое пьяный, отвязанный человек с оружием, думаю, объяснять не нужно и в двадцать первом веке. Что же говорить о казачестве того времени, в основном промышлявшем чистым разбоем! Я понимаю, что в казаки русские крестьяне бежали не от хорошей жизни, но вряд ли от осознания этого было легче тем, кто попадался им в руки.

«Весь порядок тогдашней Руси, управление, отношение сословий, права их, финансовый быт, — писал историк Н.И. Костомаров, — все давало казачеству пищу в движении народного недовольства, и вся половина XVII в. была приготовлением эпохи Стеньки Разина».

Поэтому, когда мне самому пришлось столкнуться с одним из таких народных героев, предшественником народного любимца Стеньки Разина, которому ни своя, ни, тем более, чужая жизнь не стоили ни копейки, пришлось вспомнить все, чему меня научил специалист по боевым искусствам и фехтованию, и спасать жизнь от расшалившихся шутников.

Так что первое гуманное действие, которое я совершил в средневековье — это отрубил голову казачьему сотнику. Понятно, что на меня тотчас устроили охоту его обиженные товарищи. Те купцы, от которых меня спас отец Алексий, как раз и собирались сдать меня казакам за объявленное ими вознаграждение.

Чтобы не попасться им в руки, пришлось уйти в глушь и скитаться по лесам и долам. Позже судьба свела меня с видным чиновником московского правительства в ранге заместителя министра иностранных дел или, говоря по-тамошнему, с посольским дьяком Дмитрием Александровичем Екушиным. Дьяка прельстила моя боевая подготовка и глухота. Он решил сделать из меня своего личного охранника.

Однако, как часто бывает в жизни, между нами встала женщина, посадская дочь Алена, которую сластолюбивый дьяк похитил у родителей и держал взаперти в своем имении. Естественно, что мимо такого безобразия я пройти не смог, помог девушке бежать, а потом и вкусил заслуженную награду. Роман наш кончился, когда за ней приехал отец. Алена вернулась домой, я продолжил свой тернистый путь в столицу.

Какое-то время мы путешествовали вдвоем с отцом Алексием и попали в плен к ногайцам, промышлявшим работорговлей. На наше счастье степняки не забили нас в колодки и не заметили спрятанного у нас под одеждой оружия, за что и поплатились головами. Мы со спасенными русскими пленниками попытались выйти в обжитые места. Во время нашего бегства из плена я познакомился с боярыней Морозовой. Правда, не исторически известной Феодосией Прокопьевной, урожденной Соковниной, замученной за приверженность старой вере, а Натальей Георгиевной, матерью будущего сподвижника царя Михаила Федоровича, Бориса Морозова.

Тогда я не знал, с кем меня свела судьба, а просто обратил внимание на интересную рыжеволосую женщину. В одной из стычек с преследующими нас ногайцами погиб муж рыжей Натальи. Молодая женщина с двумя детьми оказалась у меня на попечении. Я вылечил ее смертельно больную дочь, чем, возможно, и тронул сердце матери.

Ко всему прочему, меня продолжали разыскивать казаки, так что мы с Натальей Георгиевной оставили ее детей в тайном убежище и решили вдвоем пробраться в одно из принадлежащих их семейству сел за подмогой. Однако выяснилось, что с боярами Морозовыми не все так просто, и попали они в плен к ногайцам не случайно. Их, «заказал» один из родственников, рассчитывая получить в наследство богатую вотчину.

Нам долго пришлось скрываться, а чем обычно кончается длительное тесное общение двух молодых людей разного пола, когда приходиться спасаться от холода, согревая друг друга теплом собственных тел, думаю, можно не уточнять.

Однако обстоятельства сложились так, что в нашу интимную компанию попал третий участник и помешал развитию отношений с рыжей красавицей. Мы с Морозовой увидели из засады, как компания купцов набрела на избу с вырезанной казаками семьей. Один из них вошел внутрь и, обнаружив погибших людей, решил, что те погибли от чумы, незадолго до того опустошившей Москву. Купцы так испугались распространения заразы, что попытались убить разведчика. Они ранили его из лука и ускакали, оставив умирать. Мне пришлось заниматься его спасением и лечением. После чего в имение Морозовой мы пробирались уже втроем.

Спасенный человек оказался «говядарем», иначе говоря, мясным торговцем из Нижнего Новгорода, по имени Кузьма. Мне это человек понравился своей хорошей головой и смелостью Вскоре у нас с ним сложились дружеские отношения. И каково же было мое удивление, когда он по какому-то поводу он назвал свое прозвище. Оказалось, что мне случайно выпала честь спасти от смерти никого иного, как будущего спасителя отечества Кузьму Минина, того самого человека, которому был поставлен первый скульптурный памятник в России. Я имею в виду памятник гражданину Минину и князю Пожарскому на Красной площади в Москве. Уже одно это оправдывало мое пребывание в семнадцатом веке.

Разобравшись с одними недругами и убежав от других, мы с Мининым расстались на пристани вблизи города Серпухова. Будущий народный герой нашел земляков и вернулся в свой родной город водным путем по реке Оке, а я в сопровождении крестьянского подростка-сироты Вани Кнута отправился в Москву. И уже здесь, в городе, в корчме, неожиданно встретил старого приятеля отца Алексия, который в данный момент стоял в дверях корчмы и требовал водки.

3
{"b":"26808","o":1}