— Я сейчас папу позову.

Мы смеялись, и, когда подошёл её папа, Наташа снова пропела:

— Подайте милостыню.

А отец ответил:

— Мальчик, не хулигань.

И повесил трубку.

Мы звонили ещё несколько раз по всяким телефонам, а потом решили позвонить в нашу булочную.

Наташа набрала номер справочного, узнала телефон булочной, а когда в трубке кто-то ответил, она крикнула грубым голосом:

— Позовите директора!

И тот проговорил:

— Я директор. Слушаю вас.

Мы чуть не расхохотались, а Наташа вдруг спросила:

— Директор, вы уже все булки съели?

— Что-что? — не понял директор.

— Вы уже все булки съели? — повторила Наташа, но не удержалась, стала смеяться и повесила трубку.

— Кому бы ещё позвонить, — сказала она.

И вдруг телефон зазвонил сам. Мы даже вздрогнули, так внезапно он зазвонил.

— Телефон пятнадцать сорок восемь два ноля? — спросили Наташу.

— Да, — сказала она испуганно.

— Дети, если вы сейчас не перестанете шалить, я отключу ваш телефон.

И сразу раздались гудки.

Мы так испугались, что сидели молча и не знали, что делать.

А потом Наташа заплакала.

— Это всё из-за тебя, — сказала она, — это ты предложила играть с телефоном.

А я и не предлагала ничуть. Я так и сказала:

— И неправда, ты первая начала.

— Если бы ты ко мне не пришла, я бы не начала.

Я тоже заплакала, надела пальто и стала открывать их дверь. Только мне никак не открыть было замок. Я крутила во все стороны, а он не открывался.

Я перестала плакать и сказала:

— Открой замок.

Наташа всё это время сидела в комнате. Она сразу вышла, открыла и сказала:

— Ну и уходи.

Я пошла к лестнице, а она стояла в дверях.

— Если ты моим родителям про меня не скажешь, я про тебя тоже не расскажу, — сказала она.

— Я-то не скажу.

— Ну и я тоже не скажу.

И она захлопнула дверь.

А мне теперь грустно. Я, конечно, виновата, что так получилось, и нечестный поступок опять совершила.

Сегодня утром я нашла милицейский свисток. Шла в школу, смотрю, а он валяется на асфальте. Я свисток подняла и свистнула. Получилось так громко и совсем по-милицейски, даже две машины сразу остановились.

А я быстрей побежала и бежала до самой школы, потому что боялась — вдруг шоферы поймут, что это я свистнула, догонят и отведут в милицию за хулиганство.

В перемену по коридору с куском мела бегал мальчишка из чужого класса. Его класс был в другом конце коридора, а он прибежал в наш конец. Он подбежал к Федоренко и нарисовал мелом у него на спине круг.

Федоренко его толкнул за это. И мальчишка сразу убежал в свой конец коридора. Но через минуту он привёл за собой двоих, и все трое окружили Федоренко.

Рядом с Федоренко стоял Звягин. Они как раз помирились, и Звягин оттирал у него со спины мел. Ещё подошёл Ягунов. Они встали против тех троих, начали махать руками и что-то кричать.

Я была около двери и решила тоже подойти, помочь нашим.

Тогда один, тот, который нарисовал мелом круг на спине у Федоренко, снова сбегал в другой конец коридора и привёл человек десять мальчишек и девочек из своего класса.

Наши тоже подошли. И ещё к нашей куче стали подходить чужие ученики.

В это время зазвенел звонок, и в коридоре появились учителя.

А на другой перемене все в классе заговорили, что сегодня будет драка. После уроков нас будет ждать весь тот класс за школой, на втором дворе. Даже девочки у них будут драться.

А я не люблю драки. Просто не могу смотреть, как людей бьют.

— Может, помириться? — предложила я Федоренко.

— Ты что, испугалась? — спросил он. — Все у них кретины. И девчонки у них кретинки. Мы им сегодня дадим!

— Скажем Наталье Сергеевне? — спросила у меня тихо Наташа Фомина. — Мне от мамы попадёт, если я пальто испачкаю.

— И мне попадёт ещё как, — сказала я.

Но жаловаться Наталье Сергеевне я не захотела.

И мальчишки все были за драку. Даже Ягунов согласился. Хоть он и предлагал сначала просто выставить судей из обоих классов и рассудить Федоренко и того, который нарисовал крут.

Но никто с Ягуновым не согласился, а он не стал спорить.

На последней перемене все мальчишки пели песню: «В бой, в бой, вперёд!» — и показывали друг другу приёмы борьбы.

— Вы не бойтесь, — говорили они нам, — мы вас защитим.

А я вдруг вспомнила, что по дороге в школу нашла милицейский свисток. И сразу придумала план, как прекратить драку. И решила никому не рассказывать, даже Ягунову, об этом плане.

После уроков все долго одевались в раздевалке, а потом Федоренко сказал:

— Ну что, пошли?

И все пошли.

Я шла последней и держала руку в кармане, а в руке — свисток.

Тот класс был уже на заднем дворе.

Наши тоже свернули за забор, а я отстала и впрыгнула в пустую фанерную будку, которая стояла на углу у забора. Из будки мне навстречу выбежали две ободранные кошки, я даже вздрогнула, но кошки сразу помчались вдоль забора, одна за другой, и я успокоилась и стала смотреть в щёлку из будки, что там делается на заднем дворе.

Наши всё-таки не очень хотели драться, потому что молча стояли большой кучей, а Ягунов стоял отдельно. Один только Федоренко махал руками и что-то говорил.

Из того класса к нашим подошли четверо: тот, который нарисовал круг, с ним двое ребят и девчонка в красном пальто. Они подошли и сказали несколько слов. Наши им тоже что-то ответили.

Я не слышала, зато всё видела. И видела, как наши сразу собрались теснее, в общую кучу.

И вдруг Федоренко толкнул одного из четверых и сразу толкнул другого.

Я поняла, что драка начинается, выхватила свисток и изо всей силы засвистела. Раздался такой громкий милицейский свист, что все сразу остановились, даже разбежались и стали смотреть в мою сторону. Меня они не видели, потому что щёлка была маленькая, а я сразу замолчала, чтобы на мой свист не прибежал настоящий милиционер.

Я подумала, что теперь все разойдутся, и все уже правда собирались разойтись, стояли кучками и что-то обсуждали. Но вдруг к Федоренко подошла та девчонка в красном пальто и толкнула его. И Федоренко упал, и она стукнула его ногой. Тут к ней подбежали наши девочки, а к нашим — их девчонки.

И тогда я снова засвистела изо всех сил.

И снова они испугались и разбежались в разные стороны.

Федоренко встал и начал отряхиваться. А Ягунов что-то сказал нашим и тем и пошёл в мою сторону, наверное, на разведку.

Он подошёл близко, и я старалась спрятаться, чтобы он меня не увидел через щель, но он подошёл ближе и всё-таки увидел и удивился:

— Ты зачем здесь прячешься?

Я хотела положить свисток в карман, но, наверно, от волнения он у меня вылетел из руки и упал на землю. Я испугалась, вдруг Ягунов сейчас крикнет, что никакой милиции нет, а одна только я прячусь в будке и свищу. И тогда все на меня разозлятся.

Но он вдруг повернулся назад, быстро побежал и закричал:

— Идут! Идут!

И все, и наши, и чужие, обгоняя друг друга, побежали из внутреннего двора через проход на другую улицу. Все перемешались и вместе убегали изо всех сил.

А я испугалась, вдруг в самом деле на мой свист идут милиционеры и будут меня обо всём допрашивать. Но никакой милиции не было. Просто Ягунов сразу понял мой план.

Когда все убежали, я вышла из будки и пошла мимо школы, как будто ничего не случилось. Мимо проходили разные ученики и на меня не смотрели, потому что никто не знал, что я спасла наш класс от драки. А я всё равно была очень довольная и даже чуть маме об этом не рассказала.

А когда на другой день я шла в школу, я представляла, как Ягунов сам заговорит со мной обо всём. Но он ничего не сказал. И все вели себя так, как будто и правда вчера убегали от настоящей милиции.

Я несколько раз хотела сама начать первой, потому что всё-таки я ведь обманула свой класс, но потом подумала, что раз Ягунов никому не сказал, значит, лучше и мне молчать, а то получится, что я хвастаюсь. Или ещё вдруг мне никто не поверит — и тогда будет совсем уж глупо. Но я всё равно была рада, что так хорошо кончилось, и стояла в коридоре очень довольная.