Костер освещал ствол кедра метровой толщины и свесив-
шиеся с его сучков седые бороды лишайников. Мы, успевшие
отдохнуть от дневного перехода и приобрести благодушное
настроение насытившихся людей, валялись на животах.
Курящие курили, сосредоточенно переваривая ужин, а я
записывал впечатления дня.
Экспедиционный рабочий Федоров, парнишка лет пят-
надцати, бросив окурок в огонь, приподнялся на колени и
намеревался стряхнуть плащ, усеянный крошками хлеба,
успевшего засохнуть и сильно истолочься в мягких вьюках
за десятидневный таежный маршрут. В тайге все вещи при-
обретают универсальные качества. Кроме своего прямого
назначения плащ служил нам скатертью на столе обомшелой
земли, а сейчас должен был стать постелью Федорову.
— Кого делаешь? Не шевель! —приказал Петр Захаров.
Он был старше всех нас, работал проводником и старшим
рабочим, а в прошлом — красный партизан, бившийся за
Советскую власть в Забайкалье. Он отлично понимал тайгу,
знал приметы погоды и повадки зверей и, конечно, был самым
авторитетным, если дело касалось охоты, выбора места ла-
геря и всяких практических мероприятий.
— А чо, дядя Петро?
66
— А ничо. Ты чуешь, сколь еще дён кочевать будем?
Не чуешь и не могёшь. Тут те тайга — не Катангар. А если
еще месяц? Кого жрать будешь. Без хлеба никого не нара-
ботаешь.
— Да ведь крошки же!
— Ха, крошки! Ишшо мало ученай.
И бережно собрав с плаща все крошки, он ссыпал их в
мешочек для образцов и положил в тулун (кожаный мешок).
— Крошки! А крошки што — не хлеб? Ишшо до рево-
люции мой отец лесиной надорвался, тады мне, как те,
неполных пятнадцать было. А тут осень — белковье на-
ступает. Покряхтел, покряхтел отец и гутарит: «Однако,
паря Петька, мне мочи нет. Тебе одному итить белковать но-
не. Без пушнины пропадем».
Я-то самый старшой, а ить ишшо четверо ртов мене меня
в избе. Ты, гутарит, хотя парень бравый, а однако один в
хребтах не кочевал, много пушнины не приволокёшь. Ну
я не спрошу, сколь добудешь, то и ладно. Однако чего спро-
шу — гостинца из тайги. Во те торбочка, как будешь исть,
крошки от хлеба ли, от каши не бросай, собирай в торбочку
и мне приволоки. Гляди, штоб ни одной не пропало.
Отец наш сурьезный был. Скажет однова, не послуха-
ешь — выпорет.
Набрал я хлеба на месяц и пошел. Попервоначалу не
шла белка. И уж хлеб приедать почал, а она, язва, не идет
и не идет. Ужо к концу месяца напал на место — и белка,
и лиса, и соболь. Я уж почти одно мясо ел, хлеб економил.
Мало не два месяца в тайге, весь хлеб кончал, дня три без
хлеба, а крошек фунтов шесть берег — охоту бросать жалко —
больно зверь баско шел. Однако вижу не выдюжить, одно
мясо без хлеба шибко муторно жрать. Думаю, пущай выпо-
рет, зато пушнины принесу, семью обеспечу. Ишшо на крош-
ках дён десят жил, и тут зверь, ну прямо, сбесился: идет,
обдирать не успевал. Все до одной крошки кончал, огла-
дал, аж шатаюсь, а добыл больше, чем с батей вдвоем за
прошлый год. Всю пушнину не поднял — на лабазе больше
половины осталось. Иду домой, думаю: ну, порки не мино-
вать — крошки-то поел. Пришел, даю отцу соболей, гово-
рю: белку-то, мол, не поднял, на лабазе оставил, иттить
обратно надоть, а вот крошки-то, батя, не сберег, пожрал —
две недели на них жил, больно белка добро шла, вертаться
не хотел — ить спугнешь.
А отец и говорит: ладно. Был бы охотник да белка, а кро-
шек и в Катангаре достанем, а в тайге-то и крошек не найдешь.
67
Жизнь охотника научила бережно относиться к крошкам
в тайге, и он знал им истинную цену.
Наше положение было похоже на рассказанное. Работы
еще было много, а хлеб кончался. Идти за ним в село — зна-
чит, потерять несколько дорогих суток в то время как стояли
погожие дни. Захаров не только по привычке собирал крош-
ки, но и воспитывал бережливость и осмотрительность у
молодых рабочих.
К месту и к делу рассказанная притча о крошках запом-
нилась на всю жизнь, и, чего греха таить, не раз случалось
на практике убеждаться в охотничьей мудрости...
Вершины сопок юго-западной части хребта Турана —
это камни и густые заросли кедрового стланика, непреодо-
лимые для оленей и лошадей, да и для пешехода весьма труд-
ные. Нижние части склонов пологие и сплошь покрыты ма-
рями. Лошадь по марям не ходок. По крутым склонам спу-
скаются шлейфы курумов, тут уж ни лошадь, ни олень не
пройдет — нужно обходить. Плыть тоже нельзя ни на плоту,
ни на оморочке. Все речки только здесь и начинаются. Это
сплошные каменные глыбы, среди которых шумит, извиваясь,
ручей. Да и для оленей, и для лошадей не вдруг найдешь
корм в этих сырых и каменистых местах. Поэтому отряд геог-
рафа Нади Сеютовой, которой достался такой райончик в
четырехстах километрах от первого населенного пункта,
был не совсем обычный. Для транспортировки инструментов,
лагерного оборудования и минимума продуктов были наняты
рабочие-носильщики. Само собой, подобраны ребята самые
здоровые, рослые, мускулистые. И вот девушка среднего ро-
ста, не слишком сильная, только что со студенческой скамьи
оказалась начальником и повелителем одиннадцати молодых
людей гвардейского сложения и весьма по-разному воспи-
танных и настроенных. По крайней мере половина их были
судимы.
Принять такую команду и отправиться в богом забытый
район Надю не заставляли в порядке трудовой дисциплины.
Наоборот, начальник партии и даже начальник экспедиции
отговаривали ее от такого решения.
Экспедиция была большая и по тем временам богатая.
Больше полтысячи разных сотрудников работали в ее соста-
ве. Три с лишним десятка съемочных полевых отрядов, почти
десяток отрядов строителей геодезических знаков, геодезисты,
топографы, географы, целый флот катеров, лодок и омо-
68
рочек с соответствующими командами курсировали, обслу-
живая полевые отряды, по Зее, Селемдже и Бурее с их бес-
численными притоками. На трех аэродромах базировалась
летная группа с тяжелыми съемочными и легкими оператив-
ными самолетами, со штатом летчиков, аэрофотосъемщиков,
фотограмметристов, фотолаборантов. Наконец, масса про-
водников-оленеводов и коноводов, радистов, хозяйственни-
ков, начальников таежных баз с продовольствием, спецодеж-
дой, экспедиционным оборудованием и инструментами. Ко-
нечно, в такой экспедиции были возможности обеспечить
транспортом отряд девушки-инженера, тем более что инже-
неров в то время было далеко не густо, а девушек — началь-
ников отрядов только две.
Однако сама девушка носила комсомольский «билет не
в кармане — в себе», как сказал поэт Безыменский, к зва-
нию комсомольца относилась удивительно бережно и ответст-
венно. Она не привыкла отставать в работе от мужчин, и это
одно из проявлений женского достоинства было в ее жизни
не менее важным, чем комсомольская честь трудных времен
первых пятилеток. Считая студенческие производственные
практики, Надя уже четвертый летний сезон первой из ис-
следователей изучала труднодоступные таежные районы.
Естественно, что за этот срок работы и учебы у столь строгого
учителя, как сибирская тайга, вырабатывается не только
опыт, но и некоторым образом мировоззрение.
Предварительное изучение района работ по аэрофото-
снимкам и по расспросам показало полную непригодность
лошадей и лодок для передвижения, а олени за последние
годы ужасно надоели Наде. С ними производственное зада-