На глазах моего гуру появились слезы и текли по щекам, когда он продолжал свою речь: «Мой сын, мы больше не увидимся в этой жизни. Но я буду носить тебя в моем сердце, а ты будешь носить меня в своем, и мы обязательно встретимся снова в чистых небесных обителях за пределами этой жизни, и поэтому радуйся.

В какой-то период твоей жизни в отшельничестве ты столкнешься с угрожающей твоей жизни опасностью. Когда это случится, ты посмотри на эту вещь, но сразу не вскрывай ее». И он передал мне замечательный свиток. Каждое слово, произнесенное тогда гуру, проникло глубоко в мое сердце и помогало мне в моей последующей жизни.

Затем мой гуру, обратившись к Дамеме, сказал: «Завтра Миларепа покидает нас. Приготовь все, что нужно в дорогу. Хотя мне будет тяжело, я должен проводить его». А мне он сказал: «Ложись со мной сегодня ночью. Мы двое, отец и сын, поговорим друг с другом». И я лег с ним. Когда Дамема пришла к нам, она сразу начала рыдать. «Дамема, почему ты плачешь? – сказал гуру. – То, что мой сын получил все драгоценные Истины и собирается медитировать на них, вдали от мирской суеты, – это повод для слез? Подумай о том, как все живые существа, хотя потенциально являющиеся Буддами, из-за незнания своей истинной природы и своего предназначения, страдают, и мучаются, и умирают в мучениях, и особенно человеческие существа, получившие (благодаря своему рождению) счастливую возможность улучшить свое состояние, отказываются от этой возможности и умирают непросветленными. Вот об этом и следует плакать, даже не переставая».

Дамема отвечала: «Ты правильно говоришь, но такое сострадание трудно испытывать в полной мере. А я плачу сейчас, потому что не могу не плакать. Смерть отняла у меня сына, преисполненного всех совершенств, телесных и духовных, который смог бы выполнить свои желания и желания других. А сейчас другой сын, такой преданный, энергичный, умный, добросердечный, целеустремленный, безупречный во всех отношениях, должен разлучиться со мной, будучи жив. Как я могу не плакать?» И она снова разрыдалась. Меня самого сотрясали рыдания и моего гуру тоже.

Так мы провели ночь в слезах, и для серьезного разговора времени у нас не осталось. На следующее утро тринадцать человек собрались проводить меня и пройти со мной четыре-пять миль. Все были печальны и выражали свою печаль словами и слезами. Когда мы поднялись на вершину холма Чхе-Ла-Ганг (Холм Религии), с которого открывался хороший вид на окружающую местность, мы сделали привал и сели подкрепиться. Затем мой гуру взял меня за руку и сказал: «Мой сын, мне бы хотелось, чтобы ты шел не один, а вместе с надежными товарищами, потому что тебе придется идти через Ю и Цанг, и говорят, что на перевале Силма орудуют разбойники, но так как я знаю, что тебе придется идти одному, я буду молиться за тебя и просить божественных защитников охранять тебя в пути. Будь очень осторожен. Сейчас ты пойди к ламе Нгогпа и сверь с ним комментарии к священным текстам, которые ты получил, и отметь все расхождения. Затем ты можешь сразу пойти домой. Дома оставайся не более семи дней. А затем удались в пустынное место и медитируй там. И отныне твое служение будет твоей единственной обязанностью. Только этим ты принесешь благо себе и всем живущим». Тогда я экспромтом спел для моего гуру псалом:

Выслушав мою молитву, мой гуру промолвил: «Мой сын, сладостна твоя речь. Сейчас я тебе дам самые лучшие и последние наставления. Храни их всегда в сердце».

Затем, возложив руку на мою главу, он спел для меня гимн: