— Гагик, мне трудно тебе сейчас все объяснить. Пожалуйста, пусть твоя секретарша поможет мне найти врача-нарколога. У меня друг в запое.

— Анна, с тобой все в порядке? — тревожно спросил тот.

— Да, спасибо, я тебе потом перезвоню.

— Хорошо, я переключаю тебя на Аллу Евгеньевну, береги себя.

Через полчаса в подъезд вошли два молодых человека с чемоданчиком и штативом для капельницы. Все это время Анна провела на лестничной клетке и только следом за ребятами боязливо вошла в квартиру и заглянула через их плечи в комнату. Герман смирно лежал на матрасе, трясся и зло скалился по сторонам. Больше всего она боялась, что он будет драться с врачами. Но двое крепких улыбчивых парней, чем-то напомнивших ей Николая, быстро оглядели обстановку и стали распаковываться.

— Он буйный, осторожнее, — выдавила из себя Анна, боясь, что они уйдут, и стыдясь, что вляпалась в такую ситуацию.

— Если будут осложнения, это обойдется вам дороже, — добродушно успокоил ее один из них и широко улыбнулся собственной удачной шутке.

— Сколько дней запой?

— Не знаю, наверное, три, — неуверенно ответила Анна. Весельчак наклонился к клиенту и легонько хлопнул его по плечу:

— Привет, старик. Давно не виделись. О! Да у тебя тут пир горой!

Герман встрепенулся, привстал на постели, но драться не стал.

— Тяжело тебе, друг? — участливо спросил второй, быстро устанавливая капельницу. — Сейчас полегчает.

— Я присяду? — весело скалил зубы первый. — Давай руку, дружище!

Одним легким движением он распахнул в локте руку Германа. В пальцах у него, как у фокусника карточная колода, мелькнул шприц. Герман, продолжая таращить глаза, сделал слабое отмахивающее движение, но тут же затих. Три минуты спустя по тонкому желтоватому пластиковому желобу к нему в вену уже устремилась живительная влага покоя и умиротворения.

— У нас есть часа два. Чаем напоите? — спросил врач. — Да, кстати, после капельницы его нельзя оставлять одного. Мы ему снотворное дали, чтобы он проспался, так что он будет дрыхнуть до утра, но за ним надо проследить. Потом пусть «лимонтар» пьет он остатки отравления уберет и мозги почистит. Воды побольше минеральной.

— Скажите, ребята, он алкоголик?

Они посмотрели на Анну и весело фыркнули:

— Да ваш голубчик не только алкоголик, но и наркоман. В прошлом уж точно. Явных следов нет, но сам рисунок вен и пигментация на коже изменены. Он, наверное, с «герыча» соскочил, а алкоголем просто тягу, когда подкатывает, заливает.

— Ты что, с «герыча» не соскакивают, — не согласился с ним коллега.

— Как видишь, бывает. Видно, сильный мужик или лечиться подперло. Такие чаще всего быстро допиваются до чертиков и попадают в психушку. Вы за ним последите. От героина вялость, отрешенность, а от «винта» человека может пробить на смех или на обжорство, машину винтовой ведет, как самолет.

— Да, — с радостной торопливостью подхватил другой, — все винтовые буйные. Кокаин тоже дает активный приход.

Тогда человеку все нипочем, он думает, что может горы свернуть. Все, кто сидит на траве, страдают сушняком. Словно их сорок лет по пустыни водили, воду лакают и лакают. Если зрачки маленькие, как точка, — клиент только укололся. Если большие и не сужаются на свету, значит, скоро понадобится доза или его начнет ломать.

Проведя с хозяйкой ликбез, ребята стали оживленно обсуждать между собой, почему нельзя соскочить с «герыча» и прочие животрепещущие детали своего бизнеса. Два сильных, здоровых мужика говорили об этих несчастных, как о стаде баранов или коров, которых надо проштамповать клеймами и выбрать парочку для будущего ошкуривания. Спокойно и буднично. Они давно скинули этих бедолаг со счетов человечества. Так, материал, контингент. Бракованный причем. Как в лагере или в тюрьме, когда от заключенных остается только внешнее подобие людей, но сами они уже не люди, а зеки. Скорлупа от выеденных яиц.

Анна сидела со скорбным лицом, словно в доме был покойник, а два веселых гробовщика трескали бутеры и травили байки про нарков. Ей хотелось хрястнуться как подкошенной об пол, выть, рвать на себе одежды, биться головой о стену, но два весельчака спокойно прихлебывали чай и хитро поглядывали на нее: пора, мол, за вашего красавчика расплачиваться.

— Спасибо вам, ребята, — с трудом проговорила Анна, доставая стодолларовую бумажку.

— Не за что. Звоните еще.

— Больше алкашей, хороших и разных. Если решит зашиться, тоже обращайтесь. Я вообще-то по специальности хирург, — разоткровенничался в дверях врач, — но семью-то надо кормить! — И, сунув ей импровизированную визитку с домашним телефоном, радостно насвистывая, заспешил вниз.

Анна механически прибралась в комнате, выставила бутылки на подоконник соседней лестничной клетки, чтобы сестра не догадалась о случившемся. Спустилась в палатку за минералкой. Вымыла полы. Постирала его белье. Сполоснула посуду. Герман мирно спал, тихо постанывая. В комнате стоял ужасный дух перегара, старости и лекарств. Только сейчас она догадалась открыть форточку. Она забралась с ногами на подоконник и, обхватив колени, стала внимательно вглядываться в силуэт на матрасе. Гера застонал во сне. Она спрыгнула с подоконника, подошла, укрыла его пледом и прилегла рядом. Он повернулся к ней лицом и, глядя на нее пустыми глазами, совершенно ясно произнес:

— Предательница, какая же ты предательница. Ты ему сына родила. Ему, а не мне.

Анна еще раз заглянула в его раскрытые, полные сновидений глаза.

— Дай попить, — тихо попросил Герман, но, когда она поднесла к его губам стакан с минералкой, несчастный так и не смог сделать ни одного глотка и снова отключился.

«Вот так картина! — грустно подумала Анна. — Теперь понятно, почему он запил. — Значит, он не смог ей простить, что она родила ребенка от другого мужчины? Рожая детей, ты теряешь мужчину? — Все это была ерунда, дорогой. Пена. Дешевые понты. Теперь-то я знаю это точно. И ты узнаешь, если сможешь. — Вот, оказывается, каков ее избранник. Она провела рукой по его небритой щеке. — А действительно, каков?»

С недавних пор ее мозг приобрел новое качество. Он теперь все время ударно трудился, как случайно запущенный и забытый Господом вечный двигатель, у которого заклинило выключатель. Он терроризировал теперь свою хозяйку, все время требуя информационной загрузки. Даже засыпая, Анна чувствовала ровное гудение его силовых линий в голове. Заметивший в ней эту перемену насмешливый Герман как-то сказал: «По-моему, Господь дал тебе мозг в утешение, вместо члена». Даже в самые драматические моменты, когда, казалось бы, надо и возможно жить только сердцем, мозг продолжал анализировать ситуацию с холодным превосходством третейского судьи. Ее цепкий, огромный ум нуждался в работе, как легкие нуждаются в воздухе, а паровозная топка в угле. Вот и теперь, пробиваясь через боль сердца, он хладнокровно пытался вычленить стержень людей такого типа.