Трясясь и качаясь, он поднялся на ноги. Тут же его вырвало чем-то, напоминающим порцию дыма. Потом юноша побрел через руины, пошатываясь, в обгорелых лохмотьях вместо плаща на плечах, с окровавленным лицом. В дыму метались, размахивая фонарями, тени, мелькали в этом новом мире горелых обломившихся бревен, дымящихся куч мусора и чего-то обожженного и расплавленного до неузнаваемости. К одной из этих теней и направился Мэтью, шатаясь, и сказал — или подумал, что сказал, потому что в ушах еще звенело:

— Воды у вас не найдется?

Он понятия не имел, почему спросил именно об этом. Разве что потому, что страшно хотелось пить.

Тень приблизилась, обрела контур и стала человеком, который оказался Марко Россом, кузнецом. В грязи и в саже, но… Марко Росс обычно такой и есть, так что ничего необычного.

Кузнец — мужчина, достаточно крупный для своей работы, — остановился как вкопанный, вытаращил глаза и ахнул, как нервная дамочка, которая вот-вот упадет в обморок.

— Корбетт? — прошептал он.

Я за него, подумал Мэтью, но тут колени у него подкосились, и обессилевший юноша рухнул, как бык под молотом.

— Есть новости, — сказал Хадсон Грейтхауз, пододвигая стул для посетителей поближе к кровати Мэтью, и продолжал, не ожидая ответа от синих губ на испещренном черными кровоподтеками лице:

— Мак-Кеггерс нашел трупы. По крайней мере… то, что можно было найти. Он погрузил… гм… останки на два одеяла. Малоаппетитное зрелище.

Мэтью подумал, что просто отвратительное. А уж для Эштона Мак-Кеггерса — совершенно ужасное, потому что его и от вида порезанного пальца стошнит. Собирать из отдельных кусков два обгорелых трупа — будто эпизод из самых страшных его кошмаров. Эксцентричному коронеру с чувствительным желудком придется приготовить как минимум четыре ведра. Тем более нет Зеда, который ему помогал, и это еще хуже. Хотя трудно себе представить, как может быть хуже.

— Повторю снова. — Грейтхауз смотрел в окно, на предвечерний свет. — Каждому из нас отпущен свой срок. На сей раз обошлось… но ты подошел к черте дьявольски близко. — Взгляд глубоких черных глаз оторвался от окна и уставился в лицо Мэтью. — Когда ты мне скажешь, что ты там делал?

Два дня диеты на одном только супе привели Мэтью в несколько унылое настроение. Добавить к этому залепленный пластырем порез под левым глазом, на который пришлось наложить восемь швов, сетку порезов и царапин поменьше на подбородке и на лбу, чудом не сломанный нос, отдававший адской болью при попытке просто шевельнуть ноздрей, и синяки на ногах, руках, лице, груди и спине в таком количестве, что его можно было бы принять за пятнистого зверя с родины Зеда. В общем, счастья полная кровать. Но он был благодарен судьбе за люк и погреб, где на земляном полулежали кое-какие обломки мебели и стояло несколько полок с темной жидкостью, которая, видимо, использовалась для лечения больных.

— Скажи Мак-Кеггерсу, что голов ему не найти, — сказал Мэтью таким голосом, будто его душил дым.

— Скажу, — ответил Грейтхауз после короткого молчания.

— Мэллори, — продолжал Мэтью, — хотели, чтобы в городе их считали погибшими. Достали где-то трупы. Бог знает где.

— Я-то тебе верю, — сказал Грейтхауз, помолчав чуть подольше.

Мэтью кивнул, но едва заметно, потому что любое движение тут же вызывало боль в каждой мышце. Что Грейтхауз имеет в виду, было ясно. Он отчетливо помнил, как вчера утром Гарднер Лиллехорн нависал над его кроватью в общественной больнице на Кинг-стрит. Главный констебль был одет в алый, цвета кардинальской мантии сюртук и алую же треуголку. Красные отблески дрожали в его зрачках и на кромках зубов.

— Вы лишний раз подтвердили свою печальную репутацию, мистер Корбетт, — заявил оскорбленный «кардинал». — Выйти прямо из горящих развалин? Когда ваше имя написано на стене в переулке напротив? И вы еще мне тут рассказываете про два голых обезглавленных трупа в кровати доктора Мэллори? Господи помилуй! Меня терзала мысль, уж не преувеличиваю ли, когда говорю, что у вас мозги перемешались после той истории в Пенсильвании, но теперь склоняюсь к тому, что вы все-таки наполовину сумасшедший. — Он дал этим словам повиснуть в воздухе, и тут же снова бросился в атаку: — А на вторую половину — совершеннейший безумец. Вы скажете мне сейчас, как оказались в сгоревшем доме, или мы это услышим в кабинете Корнбери?

Мэтью не ответил. Это потребовало бы слишком больших усилий, мышцы челюстей и без того болели.

— Вы влипли в ситуацию. — Лиллехорн наклонился над кроватью, как живой костер, готовый поджечь постель. — Вам придется объясниться, сэр. Если не передо мной и лордом Корнбери, то перед судом.

— Я арестован? — спросил Мэтью.

— Считайте, что да. Соответствующие обвинения я подберу. Взлом чужого жилища.

— Задняя дверь была не заперта, — напомнил Мэтью.

— Тогда незаконное проникновение. Вот вам первое. Хулиганские действия. Препятствование законному расследованию. Это вам второе. Я ясно выразился?

— Яснейшая муть, — ответил Мэтью голосом сухим, как октябрьские листья. И лицо его тоже напоминало этюд в пятнистых тонах.

К этому он ничего не добавил, и через минуту главный констебль хмыкнул, состроил физиономию, на которой отчетливо читались досада и отвращение, и покинул палату, сжимая красной перчаткой львиную голову набалдашника.

«И скатертью тебе дорога, сукин ты сын», — подумал Мэтью ему вслед.

— Мак-Кеггерс, — сказал Хадсон Грейтхауз, вытягивая ноги перед собой, — считает, что трупы принадлежат мужчине и женщине. Как ты и сказал. Только он считает, что это супруги Мэллори, погибшие от взрыва и пожара.

— Как они и хотели, чтобы он думал, — резко ответил Мэтью.

— Мак-Кеггерс нашел фрагменты одежды женщины и каблук от туфли. Вопрос у него такой: если Мэллори уехали навсегда — ускользнули под покровом ночи, как ты сформулировал, — отчего же Ребекка не взяла свои платья?

— И это тоже было ими запланировано.

Грейтхауз постучал пальцем по впадине на подбородке размером с мушкетную пулю.

— Ну, да, — сказал он. — Ладно. Но… — И тут лоб Грейтхауза нахмурился, и Мэтью понял, что друг изо всех сил пытается отыскать смысл там, где его, быть может, и вовсе не было. — Но зачем, Мэтью? — спросил он очень настойчиво. — Скажи, зачем?

— Я могу тебе сказать, почему трупы лишены голов. Потому что если бы нашли головы, Мак-Кеггерс сообразил бы, что это вовсе не доктор с его дамой. По остаткам волос, по костям лица, быть может. У одной из жертв убийства или у них обеих могли быть гнилые зубы. Мэллори действовали аккуратно, чтобы Мак-Кеггерс не нашел ни единой улики, угрожавшей бы их заговору.

Грейтхауз какое-то время помолчал, наблюдая за тем, как ползет луч солнца по зеленой крашеной панели.

— Жертвы убийства, — сказал он бесстрастным голосом. — Их заговор.

— Именно так. Подставили вместо себя двоих убитых и обезглавленных. — Термин Мэтью не понравился, и он его заменил, напряженно улыбнувшись: — Подложили. Я думаю, жертв выбрали на улице в каком-нибудь городке поблизости от Нью-Йорка. Наверняка нищий и проститутка, которых вряд ли хватятся.

— Нищий и проститутка.

Грейтхауз повторил это так, будто стоял в церкви, читая труднопроизносимый пассаж из Библии.

— Посмотри на меня, — попросил Мэтью.

Грейтхауз посмотрел.

Но в его глазах Мэтью увидел одну лишь пустоту зеленой стенки, и пришло осознание, что доверие даже такого надежнейшего друга, как Грейтхауз, имеет свои пределы. А может быть, Грейтхауз, чтобы спасти положение, просто на время перестал думать.

— Они подложили трупы в дом, — сказал Мэтью слегка дрогнувшим голосом, — чтобы все выглядело так, будто они мертвы.

— Но они же были мертвы, ты говорил.

— Кто?

— Трупы. Это же были мертвецы? Я бы тоже так решил, если они были без голов.

— Мэллори, — сказал Мэтью. — Или кто они там.

— Ты же сказал — нищий и проститутка.