‑ Я не знаю, что мне делать, ‑ Таня устало качнула головой, ‑ он ведь появится снова. Он не оставит меня в покое ‑ я уверена…

‑ Где он живет? ‑ голос Олега прозвучал глухо.

‑ Дом два по Качал… эй, ты куда это?!

Она вскочила, догнала Олега и схватила его за плечо, впившись в него пальцами что было силы. Тот успел дойти до дверей прихожей, но остановился, не решаясь вырваться из отчаянной и болезненной хватки Татьяны.

‑ С ума сошел! Он же тебя убъет!

‑ Я с этой гадиной сам…

‑ Сам!… Ты же не знаешь, с кем связываешься! Ты же сумасшедший просто! Он даже говорить с тобой не станет, натравит свою кодлу и они тебя изувечат! Там один Генка Вершинин чего стоит! Он айкидо с детства занимается, еще в седьмом классе как‑то на спор сразу двух взрослых мужиков избил, руку Славику из девятого "Б" сломал, а Славик ‑ штангист, разрядник… Да послушай же ты!…

Она все же удержала его, заставила сесть на диван и долго уговаривала не горячиться, взять себя в руки и воздержаться от глупостей. Похоже, она здорово испугалась его порыва и теперь жалела, что рассказала ему все, не утаив никаких деталей.

‑ Я сама разберусь, ‑ говорила Таня, сжимая его руку, будто боялась, что он сейчас вскочит и снова бросится в прихожую. ‑ Я все решу, Олежа. Правда решу. Ты только не дури, ладно? Там же Ринат и этот отморозок, Бритый. Толик ‑ не в счет, он тряпка, Лоб о него ноги вытирает, как о коврик в прихожей, а вот сам Сергей с ножом ходит. Но хуже всего ‑ Гена… Я все сама решу, правда. Он со мной ничего не сделает, не заставит. Я ему не кукла‑марионетка, я свободный человек. И нас он тронуть тоже не посмеет. А если даже родителей моих к этому делу припряжет, то я скорее с родителями поссорюсь, чем его комнатной собачкой стану… Ты мне веришь, Олежа?

‑ Верю… Я всегда буду тебе верить. Я тебя люблю, Танечка.

Ее глаза широко распахнулись, а губы странно задрожали. Слова были произнесены так обыденно, так спокойно, что она едва не пропустила их мимо ушей. Лишь секунду спустя смысл этих слов достиг рассудка и рассудок помутился на миг, а сердце сбилось с ритма, дернулось в груди, замерло, а затем сразу забилось чаще.

Таня не решалась посмотреть Олегу в глаза, боясь ошибиться, но его взгляд притянул и разом парализовал все чувства, кроме одного… Этот взгляд не мог ей лгать, он вообще не приучен был лгать, этот взгляд серых с прозеленью глаз, слегка наивный, иногда веселый, но чаще подернутый дымкой печали… в редких случаях умевший обретать стальную твердость, которой мог бы позавидовать и Лобов. Взгляд обещал ей покой и защиту…

…И она потянулась навстречу ему, доверчиво бросилась в серо‑зеленую глубину, как в прозрачное лесное озеро ‑ не зная дна, не задумываясь о температуре воды, желая лишь одного: погрузиться в эти спокойные воды, раствориться без остатка в их свежести и чистоте, отречься хоть на мгновение от мирской суеты и насущных проблем… перестать быть собой, умереть… и возродиться вновь…

* * *

За окном размеренно и скучно плакало небо. Сентябрь подходил к концу, уступая черед холодному, промозглому октябрю. Настроение двух молодых людей, глядевших из окна блочной многоэтажки на опадающие в грязь остатки минувшего лета, соответствовало погоде. Таня зябко вздрагивала, кутаясь в плед. Руки Олега мягко обнимали ее за плечи. Он осторожно прижимал девушку к своей груди, словно ожидая, что нежданно свалившееся в его ладони счастье сейчас выпорхнет из объятий, но при этом все же не решался силой удержать хрупкую бабочку любви, боясь поломать ей крылья.

Бабочка, между тем, улетать не спешила, скорее даже наоборот. Стояла, слегка откинувшись назад, доверчиво прижимаясь к нему спиной. Подняв руку, она коснулась его щеки.

"Колючий, ‑ подумала она и ее отражение в оконном стекле улыбнулось Олегу, ‑ побрился бы, что ли…"

Он тоже улыбнулся в ответ, и тоже не стал ничего говорить. Слова им сейчас не были нужны, оба понимали друг друга и без них.

"Ты мой теперь, ‑ молчала Таня, глядя на минор осенней погоды. ‑ Мой, мой, мой!…"

"Я тебя люблю, ‑ молчал Олег, вдыхая аромат ее волос. ‑ Я тебя никому, никому не отдам! Никакой Лобов не встанет между нами, пытаясь подменить собой Судьбу…"

Первой нарушить молчание решилась Таня.

‑ Мне через час нужно быть дома, ‑ сказала она. ‑ Я позвоню тебе завтра… Мы с подругой договаривались пойти в театр. Как думаешь, еще не поздно сдать билеты?

‑ Я думаю, что билеты не нужно сдавать, ‑ он с улыбкой на лице погладил ее коротко стриженые волосы, пропуская мягкие пряди между пальцев. ‑ Сходите спокойно в театр. Увидимся послезавтра. У нас с тобой теперь будет время… много времени.

‑ Послезавтра ‑ это так далеко, ‑ Таня вздохнула. ‑ Так долго.

Они снова замолчали, гладя в окно.

‑ Дождь, ‑ обронила Таня. ‑ А обещают заморозки совсем уже скоро. Лето так быстро прошло…

‑ А в Виар‑Та‑Мирра весна, ‑ мечтательно протянул Олег.

Таня удивленно моргнула, ей послышались в его тоне странные нотки. Будто он говорил не о мире своих грез, а о чем‑то реальном, происходящем именно сейчас, в эту самую минуту где‑то очень далеко.

‑ Там весна, ‑ добавил Олег, ‑ и Эки‑Ра подъезжает к Арк‑Хорл…

Глава пятая

Кортеж хальгира показался ввиду столицы, когда день только набирал силу. Не напрасно они выехали из Эрош‑хад еще затемно. По утреннему холодку спиры резво промчали остаток пути от крепости до Арк‑Хорл и маленький отряд въехал в деревни южных предместий куда раньше намеченного срока, не успев наглотаться сухой полуденной пыли.

Деревни и поселки на много станов раскинулись вокруг городских стен. Их было так много, что никто давно уже не пытался сравнивать где жителей больше ‑ за Большими стенами, в "официальной" черте города, или снаружи ‑ в пригороде. Почитай от самой Эрош‑хад ехали по населенным местам. Обширные луга сменялись полями, поля ‑ садами, сады ‑ ремесленными подворьями и рыночными площадями. Постоялых дворов и таверн вдоль дороги попадалось просто несчетное количество.

Арк‑Хорл появился впереди, когда они въехали на высокий Орвиэнский холм. С его вершины открывался великолепный вид на многие станы вокруг. Воздух был еще чист и прозрачен, Большие стены хорошо просматривались с такого расстояния, хотя путь до них предстоял еще немалый. Самые высокие дома пригородной застройки тоже можно было разглядеть, но отсюда они казались совсем крошечными, едва различимыми, и почти сливались со светлой полоской Стен.

‑ Скоро приедем, георт, ‑ придержавший спира Кьер‑Ард широко улыбнулся и весело рявкнул на замешкавшегося посреди дороги крестьянина:

‑ А ну, грязноштанный, прочь с пути! Не видишь, кто едет?!

Барск проворно отскочил к обочине, выворачивая голову набок и изумленно хлопая глазами ‑ он наконец‑то разглядел вышивку на плащах спир‑хэдов: косые серебряные ленты на синем фоне.

Кортеж проехал мимо сложившегося в почтительном поклоне крестьянина.

‑ Светлый день, добрый хальгир! ‑ различил Эки‑Ра торопливое бормотание фэйюра. ‑ Светлый день, достойные георты! Славный праздник нынче! Уж такой славный!…

Что ж, ничего удивительного не было в том, что вся округа знала о знаменательном событии. Как же ‑ юный наследник входит в возраст Разума! После церемонии посвящения хорл либо официально объявит сына своим преемником на вершине Родовой Пирамиды, либо публично откажет в наследии. Последнее было вполне возможно, ведь Грид‑одр, по слухам, ожидал рождения другого сына, уже обещанного ему приставленными к новой хеольвел Избранными Дара.

Знал об этом и Эки‑Ра.

"Не было еще случая, чтобы сыновья хорлов противились воле отцов, ‑ думал Кьес‑Ко, глядя на очень серьезное, почти суровое лицо хальгира. ‑ Даже норовистый Бьер‑Рик смирился в свое время с долей младшего наследника, будучи старше Грид‑Ра почти на целый год. Решит хорл посадить на Вершине Рода еще не родившегося мальчика, Эки молча повинуется. Так уж его воспитали. Так я сам его воспитал. И это правильно, это вносит в наше мироустройство должный порядок."