Переведя взгляд на Денубиса, кендер заметил, что жрец плотно сжал губы; пальцы его на плече Таса затряслись.

Внезапно Тас понял, в чем обвиняют Карамона. — Нет! — прошептал он. — Нет… Они ошибаются. Карамон не мог сделать этого, он и мышонка не обидит! Он не причинял вреда госпоже Крисании, он хотел помочь ей! Для этого мы сюда и прибыли. Верьте мне, прошу вас!..

Тас извернулся, чтобы заглянуть Денубису в лицо, и молитвенно сложил на груди руки.

— Вы должны мне поверить! Карамон — воин. Конечно, он убил немало всяких тварей, но все это были злобные твари: дракониды и гоблины. Прошу вас, поверьте мне!

Ничего не ответив, Денубис сурово посмотрел на кендера.

— Нет! — воскликнул в отчаянии Тас. — Как вы могли подумать такое? Мне здесь совсем не нравится! Я хочу обратно домой!

Тас даже пустил слезу, когда увидел потрясенное, бледное лицо Карамона, которого наконец вывели на светлую улицу. Потом он уткнулся в ладони и разрыдался по-настоящему.

Вслед за этим кендер почувствовал, что жрец, стараясь его успокоить, осторожно похлопывает его по плечу.

— Ну, ну, не надо, — ласково сказал Денубис. — Тебя непременно выслушают, и твоего приятеля тоже. Если вы невиновны, то вам не причинят вреда… — Тас, однако, услышал, что при этих словах жрец вздохнул. — Твой друг был пьян, не так ли?

— Нет! — с мольбой глядя на Денубиса всхлипнул Тас. — Ни капли, клянусь вам…

Но тут взгляд кендера скользнул по лицу Карамона, и он не договорил.

Гигант был весь в грязи, из рассеченной нижней губы капала кровь. Его покрасневшие глаза бессмысленно блуждали, а ссутулившиеся плечи выражали только покорность и страх. Веки его покраснели и припухли, а руки слегка дрожали вследствие хотя и давнего, но многомесячного увлечения «гномьей водкой».

Словом, Карамон являл собою жалкое зрелище, и толпа, собравшаяся вокруг стражников, при виде его начала свистеть и улюлюкать.

Тас опустил голову. «Что же сделал с нами Пар-Салиан? — задумался он. — Неужели что-то у него не сложилось? Может быть, мы вовсе не в Истаре? Может быть, мы затерялись во времени или просто я сплю и вижу кошмарный сон?»

— Кто… Что случилось? — обратился Денубис к капитану. — Выбравший Тьму не ошибся?

— Ошибся? Конечно нет. — Лицо капитана было свирепым. — Разве он когда-нибудь ошибается? Что же касается жертвы… Я не знаю эту женщину, однако несомненно, что она принадлежит к вашему ордену. На шее у нее — медальон Паладайна. Она очень плоха. Мне показалось даже, что она мертва, но я нащупал у нее на шее пульс.

— Как ты считаешь, была ли она…

— Не знаю, — мрачно откликнулся капитан храмовой стражи. — Ее жестоко избили, вот и все, что я могу сказать. Я думаю, с ней что-то вроде шока: глаза открыты и тело напряжено, но она ничего не видит и не слышит.

— Нужно немедленно переправить ее в Храм, — сказал Денубис, но кендеру снова послышалась в его голосе нерешительность.

Стража тем временем разгоняла толпу, держа копья наперевес и расталкивая любопытных древками.

— Все в порядке, проходите, не задерживайтесь! — покрикивали они. — Нечего тут толпиться! Идите-ка по своим лавкам, пока не поздно!

— Я ее пальцем не тронул! — вдруг сказал Карамон с небывалой прежде робостью. — Не тронул… — повторил он, и из глаз его покатились крупные слезы.

— Как же! — сердито перебил его капитан. — Отведите эту парочку в тюрьму, — приказал он стражникам.

Тас снова всхлипнул. Один из стражников грубо рванул его за шиворот, но растерянный кендер в последний момент цепко ухватился за белую рясу Денубиса.

Жрец уже отпустил его плечи и теперь возложил руку на неподвижное тело Крисании, которое почтительно поддерживали двое стражников.

— Прошу вас, — взмолился Тас, — отпустите его! Он говорит правду!

Суровое лицо жреца несколько смягчилось.

— Ты — верный друг, — сказал он. — Для кендеров это небывалое дело. Надеюсь, твоя вера в этого человека небезосновательна.

Денубис рассеянно погладил хохолок на макушке Таса, и его глаза стали печальны.

— Но ты должен понимать, — добавил он после паузы, — что, когда человек так много пьет, вино может сыграть с ним…

— Ну-ка идем, ты!.. — прорычал стражник и с силой рванул кендера за воротник. — Кончай ломать комедию, все равно у тебя ничего не выйдет!

— Не слушай его, Посвященный! — поддакнул капитан. — Ты ведь знаешь кендеров.

— Да. — Денубис смотрел вслед Тасу и Карамону, которых воины уводили прочь сквозь поредевшую толпу. — Я знаю кендеров. Но этот кендер не такой, как все.

Покачав головой, жрец снова повернулся к Крисании.

— Если ты будешь так любезен и поддержишь ее, капитан, — сказал он, — то я воспользуюсь силой Паладайна, чтобы перенести нас в Храм немедля.

Тас обернулся через плечо и увидел жреца и капитана, который принял у стражников и поднял на руки бесчувственное тело Крисании. В следующее мгновение сверкнула белая вспышка, и все трое исчезли.

Тас моргнул и, оступившись, упал на мостовую, до крови рассадив колени и локти. Крепкая рука, державшая его за шиворот, рывком поставила кендера на ноги, а колено стражника пребольно пнуло в спину.

— Пошел-пошел! И не пытайся меня дурачить, не на того напал!

Кендер был слишком растерян и расстроен, чтобы глазеть по сторонам.

Уперевшись взглядом в широкую спину Карамона, он чувствовал, как ноет его сердце: гигант едва переставлял ноги, уныло опустив голову и обреченно ссутулившись.

— Я не трогал ее!.. — донесся до Таса горестный шепот Карамона. — Это какая-то ошибка…

Чудные голоса эльфийских певиц звучали все громче и все выше, без труда переходя от одной октавы к другой, словно они хотели донести молитву до небес, просто скользя по восходящему голосовому регистру. Их лица, освещенные косыми лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь стекла стрельчатых окон, окрасились в нежно-розовые тона, а глаза сверкали неподдельным вдохновением.

Паломники и прихожане умиленно плакали от этой неземной красоты, слезы застилали им глаза, отчего белые и голубые платья праведных дочерей Паладайна и Мишакаль виделись им расплывчатыми. Многие из молящихся потом клялись, будто бы видели, как волшебный хор перед их взорами поднялся ввысь в бело-голубых облаках.

Когда певицы достигали самой высокой, сладостно звенящей ноты, вступали глубокие тенора певцов-мужчин. Их голоса словно удерживали на земле молитвы, исторгнутые устами женщин, которые иначе могли бы затеряться в небесной дали, словно стайка выпущенных на свободу птиц. «Иными словами, мужские голоса как бы подрезают крылья уносящейся прочь песне женского хора» — хмуро подумал Денубис.

Лично его эта вечерняя молитва уже давно не трогала. В молодости, бывало, и он очищал свою душу слезами, внимая Вечернему Гимну, однако с годами этот волшебный ритуал превратился в досужую, рутинную обязанность. Денубис все еще хорошо помнил потрясение, которое испытал, когда впервые понял, что, стоя на вечернем молебне, на самом деле он думает о каких-то других неотложных делах Братства.

Постепенно его мысли и вовсе сделались мрачнее мрачного. Вечерняя молитва уже раздражала его, вызывая подчас настоящее отвращение. Денубис начал бояться этого времени суток, всякий раз выискивая благовидный предлог для того, чтобы увильнуть от опостылевшей обязанности.

Почему же это произошло? Сам Денубис считал, что виноваты в этом эльфийские женщины. Иногда он с раскаянием думал, что в нем говорит всего лишь расовый предрассудок, но тем не менее он никак не мог совладать с собой.

Ежегодно целая когорта эльфиек, Посвященных и тех, кто только готовился стать таковыми, отправлялась в Истар из славных земель Сильванести, чтобы провести при Храме двенадцать месяцев, отдав это время служению Братству. Причем служение их заключалось в том, что по вечерам они исполняли Гимн, а днем всем и каждому давали понять: именно народ эльфов любим богами больше других, ибо именно их боги создали первыми, отмерив им несколько сотен лет земной жизни.