– Производственную и технологическую дисциплину в стране вообще поднимать надо, – посетовал Хрущёв. – Таких вот примеров по всему Союзу – не счесть.
– 13 октября этого года первый раз взлетел наш Ка-18, – продолжил Камов. – Это, по сути, четырёхместная модификация Ка-15. Может использоваться как пассажирский, санитарный и патрульный.
Камов открыл коробку, что принёс с собой, и достал из неё модель нового вертолёта.
– Вот, Никита Сергеич, подарок вам в коллекцию достижений народного хозяйства.
– Спасибо! – Хрущёв с удовольствием разглядывал вертолёт, держа его за подставку, затем поставил на стол у стены, рядом с другими подобными моделями. – Хорошая машинка.
– Испытания только начались, – сказал Камов. – Работы ещё много предстоит. На винтокрыле Ка-22 сейчас идут статические испытания. В этом году много времени заняли продувки лопастей несущих роторов в аэродинамической трубе ЦАГИ. Дело-то новое.
– По винтокрылу, Николай Ильич, мы с вами отдельно поговорим, – сказал Хрущёв. – Игорь Александрович, а у вас как дела? – обратился он к Эрлиху.
– С апреля прошлого (1955) года Як-24 серийно изготавливается на Ленинградском заводе № 272 (Ленинградский Северный завод) – ответил Эрлих. – Мы тоже долго боролись с вибрациями, причем они проявились уже на серийной машине... Ещё у нас было несколько лётных происшествий, к счастью, люди не пострадали. Причину нашли, сейчас дорабатываем конструкцию. Установили шайбы на концах стабилизатора, вносим изменения в систему управления. Что интересно – насчёт шайб на стабилизаторе наш особист посоветовал... Военные нам список замечаний выкатили, аж 274 штуки, правда, в процессе отработки после заводских испытаний мы эти замечания почти все закрыли, осталось лишь пара десятков. Работаем.
– Да что ж у вас у всех вертолёты трясутся? – удивился Хрущёв.
– Так, Никита Сергеич, вертолёт – такая машина, «летает потому, что трясётся», как в ЦАГИ Корчемнин любит говорить, – пояснил Миль. – У нас на Ми-4 иногда из-за вибраций отрывались лопасти рулевого винта... Тут проблема серьёзнее, чем кажется. Несущий ротор – это приличные массы, вращающиеся с большой скоростью и на очень большом диаметре. Малейшая разница в массе лопастей при диаметрах в несколько метров, а то и несколько десятков метров вызывает серьёзнейший дисбаланс, который действует на всю конструкцию вертолёта.
– Вот потому мы и пытаемся делать стеклопластиковые лопасти, – вставил Камов. – Стеклопластик лёгкий и прочный, не размокает под дождём, как фанера, и лопасти, отформованные в одной оснастке получаются одинаковыми.
– Да уж.. под дождём. «Эффект Калиберного» на Ми-4, – Миля даже передёрнуло. – Несколько пилотов погибли. Лопасть главного ротора ни с того ни с сего вымахивала из ометаемого конуса и била по пилотской кабине. Лётчики гибли, выяснить причину было невозможно. Потом лётчик по фамилии Калиберный случайно остался жив, рассказал, что случилось. Стали разбираться, оказалось, во время оттепели фанерная обшивка лопастей набухла, центровка лопасти сместилась назад, начался флаттер.
Хрущёв только головой покачал. Он ожидал трудностей при освоении новой техники, но таких...
– К тому же получается, что в конструкции присутствует мощный источник вынужденных колебаний, – продолжил Миль. – Если частота этих колебаний совпадает с собственными частотами других элементов конструкции, получается резонанс и разрушение этих элементов. Собственные частоты зависят от формы и размеров деталей, их можно менять, изменяя конструкцию, но работа кропотливая, требует долгой и тщательной экспериментальной отработки.
– Колебания, говорите... – Никита Сергеевич решительно поднял телефонную трубку. – Коммутатор! Хрущёв говорит. С Челомеем меня соедините, срочно.
Все притихли.
– Алло! Владимир Николаич! Здравствуйте, Хрущёв говорит. Владимир Николаич, беда у нас, помогайте. Да вот такая. Сидят у меня сейчас все наши вертолётчики. Вибрации, говорят, замучили, – рассказывал Хрущёв. – А ведь это как раз по вашей части. Да, консультация – это само собой. Но у меня мысль на перспективу появилась. Хочу в вашем ОКБ создать лабораторию исследования вибраций для испытания вертолётов и двигателей. Со стендами, чтобы можно было вертолёт целиком на раме закрепить и гонять на разных режимах. В ЦАГИ? Да можно бы и в ЦАГИ, просто хотел поближе к вам, чтобы вам же удобнее было. Хорошо, детали обсудим, постановление напишем, деньги выделим. Вертолётчиков примете? Да, созвонятся с вами. Спасибо.
– Значит, так, товарищи, – сказал Хрущёв, положив трубку на рычаги. – Созвонитесь с товарищем Челомеем, и договоритесь о совместной работе. Он с удовольствием вам поможет, а специалист по колебаниям он отменный, кого хошь заколебает, – пошутил Хрущёв. – А Пётр Васильевич мне потом доложит результаты, – Никита Сергеевич оглянулся на Дементьева.
Министр согласно кивнул.
– Ну что ж, товарищи. Положение понятно, работа идёт, – подытожил Хрущёв. – Теперь о задачах на будущее. Наши нынешние вертолёты – это, товарищи, первое поколение. Со всеми присущими ему недостатками и проблемами. Теперь о том, что нам нужно. А нужен нам, товарищи, в первую очередь, противолодочный вертолёт. Поскольку Ми-4М, который у нас есть сейчас, в силу конструктивных ограничений эту задачу выполняет плохо. Фактически, чтобы вести поиск, нужно три отдельных вертолёта: один с буями, второй – с гидроакустической станцией, третий с торпедой. А вертолёт немалых размеров, три таких вертолёта одновременно на обычный корабль не посадишь. Нужен вертолёт соосной схемы, который будет три в одном – чтобы нёс и ГАС, и буи, и торпеду. И тут, само собой выходит, делать вертолёт придётся вам, Николай Ильич, – обратился он к Камову. – Поскольку соосной схемой вы занимаетесь.
– Понял, Никита Сергеич, – подобрался Камов. – Но тут такое дело... Прежде всего нужны непротиворечивые тактико-технические требования от военных...
– Требования сформулируем, – ответил адмирал Кузнецов.
– Исходя из требований, можно будет определиться с двигателями. Пока, кстати, выбор двигателей невелик. И нужна опускаемая многорежимная гидроакустическая станция, – продолжил Камов. – Это уже товарища Калмыкова надо озадачить.
Благоразумно приглашённый Хрущёвым на совещание Калмыков согласно кивнул:
– Тоже нужны требования моряков для проектирования.
– Вот тут, товарищи, должен кое-что дополнить, – сказал Хрущёв. – Я перед совещанием кое-что по этой проблеме почитал. Во-первых, у американцев очень скоро пойдут в серию атомные подводные лодки с баллистическими ракетами. Угроза очень серьёзная. Противолодочные задачи становятся одной из приоритетных задач флота. Лодки у американцев, судя по сообщениям разведки, будут малошумные, и шумность будет постоянно снижаться.
– Чтобы эффективно такие лодки искать, нужно будет разворачивать в океане гидроакустическую сеть из надводных кораблей, вертолётов и гидроакустических буёв. Поэтому все они должны работать на одних и тех же частотах. Точнее, надо выбрать для них несколько частот, одинаковых для всех. Возможно, продумать вариант с использованием низких частот. (О проблемах отечественной гидроакустики подробнее http://nvo.ng.ru/armament/2014-08-22/13_gidroakustika.html) Тут уже я не специалист, но информацию, что накопали, разведка вам перешлёт, – сказал Хрущёв.
– Тогда вот тут могут быть проблемы, – заметил Калмыков. – На земле ЭВМ можно разместить стационарно. На корабле тоже можно. А вот на вертолёт современную ЭВМ поставить не получится. Не те объёмы и грузоподъёмность, да и энергопотребление нынешней ЭВМ бортовая электросеть вертолёта не потянет.
– Это понятно, – согласился Хрущёв. – И я это учитываю. Конечно, такая сеть появится не завтра. Сначала Николай Ильич вертолёт сделает, а вам надо гидроакустику создать. К тому времени и малогабаритные ЭВМ подтянутся.
– Но! – Хрущёв предостерегающе поднял палец вверх. – Уже сейчас надо проектировать все гидроакустические средства, как единый комплекс. И эту мысль надо уже сейчас до всех разработчиков донести. Иначе разные разработчики опять напроектируют разные системы на разных частотах. А когда придёт время соединять их в единую сеть, ничего соединяться не будет. Я именно это имел в виду, как первый этап создания сетевой системы обнаружения.
