Линней разъясняет, что Система должна где-то завершиться.
— Разновидности суть несущественные отклонения.
Разъясняет, что необходимо разграничивать неизменную Систему и переменчивые разновидности.
— Иначе Системе конца-краю не будет.
Запрещает студентам заниматься разновидностями.
Садовник рассказывает Линнею:
— Один человек взял да и запер в хижине семерых коз. Козы подохли там с голоду. Мужик-то вернулся только через семь лет. Захворал и семь лет пролежал больной.
Линней:
— Зачем ты рассказываешь мне про коз?
Начало апреля.
— Гляди, — говорит Линнею Лёвберг, — вот тут кукушка на ветке. А тут гусар с саблей наголо. Тут кабан, за которым гонится собака. Тут конник со знаменем. Тут трактир с вывеской — винная чарка. А это венок, из лавра, не из дубовых листьев. Цветочная ваза. Урод, его надо остерегаться. Ну и чилле, джокер, он может иметь любое достоинство.
Лёвберг рядами разложил на земле маленькие разноцветные карты. Линней берет одну, внимательно разглядывает. Лёвберг, учтиво:
— Это ваза. Цветочная ваза.
Линней всматривается. Это сад. На заднем плане — пирамида и низкая постройка с коринфскими колоннами. Перед нею — дама в соломенной шляпе и почтарь, стоят по сторонам садовой вазы. На переднем плане — каменный парапет.
— Карта очень затертая, — говорит Линней.
— Играем часто.
— А кричите почему?
— Потому что играем.
— Почему там дама и почему каменный парапет?
— Мы просто играем.
— Что находится в этом саду?
— Не знаю. Никогда не задумывался.
Линней берет еще несколько карт, переворачивает, одну за другой. На рубашке одной из них какая-то надпись. Буквы мелкие, Линней не может разобрать. Протягивает карту Лёвбергу, просит прочесть.
— Клинковстрём — вот что здесь написано.
— Кто это?
— Фабрикант. Из Стокгольма. Который напечатал карты.
Ночь. Линней в поле, зовет:
— Звездочка! Румянушка! Неженка! Прислушивается, но ничего не происходит, ответа нет.
— Красуля! Пружинка! Милашка!
Садовник ведет Линнея в одно место, расположенное далеко от сада, показывает ему несколько растений. Линнею они знакомы. Это Alopectus nigricans, гусятник, любящий морскую соль.
Но садовник с Линнеем на открытом лугу далеко от моря.
— Тут соленый родник, — говорит садовник. Линней обмакивает в воду палец, пробует на вкус. — Под нами, — говорит садовник, — дно Балтийского моря.
Июньское утро. В дверь стучат. Линней отворяет на крыльце стоит юноша. Прижимает к груди деревянный ящик, прикрытый сверху куском парусины. Линней узнаёт своего студента, у роже н ца Рослагена, бедного, но опрятного и старательного, хоть и бесталанного. Зовут его Шёберг.
Шёберг снимает парусину, говорит, что нашел в родных местах растение, которого никогда раньше не видел и не может определить. Линней приглашает Шёберга в дом. Растение вынимают из ящика, кладут на стол.
Линней присматривается и поначалу подозревает, что Шёберг лжет насчет места находки и на самом деле растение привезено из Японии, из Перу, с мыса Доброй Надежды или из иных отдаленных краев.
Шёберг упорно твердит, что собственноручно выкопал его в своих родных местах.
— Я нашел его на Сёдра-Госшер.
Линней по-прежнему подозревает, что Шёберг лжет. Что он приклеил к растению чужое соцветие, желая испытать учителя.
Однако, когда Линней берется за препаровальный нож, оказывается, что ничего такого и в помине нет. Растение не фальшивка. Впрочем, после непродолжительного изучения Линней делает однозначный вывод: это обыкновенная Linaria, хотя и нетипичного облика. Собственно говоря, достаточно понюхать.
— Обыкновенная льнянка. Помогает от геморроя.
Волокнистый, ползучий корень, круглый стебель примерно в фут высотой и бесчерешковые ланцетные листья соответствуют Linaria, равно как вкус и характерный запах. С другой стороны, Линней признаёт, что плотная верхушечная кисть цветков по ряду признаков демонстрирует явные отличия, но — так он веско заявляет Шёбергу — это надлежит расценивать как шутку природы, и только.
— На месте находки вряд ли обнаружатся другие экземпляры, и новое поколение невозможно.
— Кристаллы, — говорит Линней студентам, — это камни, столь разительно отличные по своим свойствам от других камней, что доселе никому еще не удалось до конца выяснить, как они соотносятся. Потому-то мне было весьма и весьма затруднительно назначить им надлежащее место в Системе, ведь пришлось бы или свести благороднейшие металлы в один порядок с самыми заурядными, или распределить их по всей Системе, а стало быть, расчленить природу.
Я проделал в этом плане скрупулезные наблюдения, стремясь обосновать свое суждение такими опытами, какие можно принять без возражений. Я совершенно уверен, кристаллы должно отнести к Salia, хотя обыкновенно говорят, что относить их туда нельзя, поскольку и вкусом они не похожи на разного рода соли, и не поддаются той кристаллизации, что свойственна солям. Все одобряли мою Систему, пока не добрались до кристаллов. Тут все в один голос объявили, что я ошибся, сбился с толку. Но если опираться на наблюдения, все ясно.
Яркое солнце. Полдень, начало июля. Линней лежит в постели, с мигренью. Виной тому не терновая наливка, не крепкий холодный ветер, а тяжкое разочарование.
От Руландера приходит посылка. Кошениль из Суринама. Ученик заботливо поселил насекомых на опунции, посаженной в горшок, и так отправил Линнею. Но тот на экскурсии со студентами. Посылку принимает садовник, не ведая, что речь идет о долгожданных насекомых. Поэтому он очищает растение от грязи и нечисти, то бишь от множества насекомых, красных самцов и белых самочек, давит их пальцами, с возгласом отвращения выкидывает в сад, а растение сажает в новый горшок.
Вечером Линней в саду, ищет выброшенных кошенилей.
Садовник стоит рядом, с фонарем, освещает землю. Кругом копошатся свиристели, досыта накле~ вавшиеся суринамской тли.
Линней рухает на постель, едва услышав радостное сообщение садовника:
— Руландер прислал диковинную колючку. Только вот паразитов на ней была чертова уйма — жуткая мерзость, тьфу!
Дни идут за днями. Раннее утро, Линней на берегу Севьяон. Он в ночной рубахе и в ермолке, сшитой из шести клинышков красного бархата. Тишь, ветра нет. Река течет неторопливо, поверхность ее сплошь затянута тоненькой светло-желтой пленкой цветочной пыльцы. Он спускается к самой воде, садится на корточки, осторожно кладет на воду ладонь. Пыльца не пристает к коже, как бы разбегается в стороны, сбиваясь облачками.
Линней встает, сбрасывает одежду, заходит в реку. Ложится на бок вровень с поверхностью, медленно стрижет ногами и попеременно загребает руками, сложив ладони ковшиком. Плывет. Держит голову над водой и видит, как желтая пыльца расходится от него во все стороны. Он в центре темного круга, среди светлого поля пыльцы. Темный круг движется вместе с ним, когда он тихонько плывет против течения туда, где Лаггаон и Фунбуон сливаются, образуя Севьяон.
Там он вылезает из воды, поеживаясь от утренней прохлады, и идет по берегу обратно, к тому месту, где оставил одежду. Много позже, дома, вечером перед сном, он замечает, что желтая сухая пыльца облепила волоски на теле. Когда он проводит ладонью по плечам и ляжкам, вокруг столбом стоит светлая, тонкая пыль.