Любопытные выводы следуют из составных гарантийных купонов. Первая составляющая тесно вяжется с презумпцией невиновности, но акцент в ней проставлен на а) наличие Приговора о виновности и наказании, и б) соблюдение установленного в УПК порядка признания виновности и назначения наказания. Это обязывает строго следовать всем предписанным процессуальным процедурам и правилам, как они регламентированы Кодексом, а также правил вынесения Приговора. И это касается не только процедуры доказывания виновности. Сюда же логично должны включаться обязательства доказывания и события преступления, и причастности обвиняемого, и всех прочих вопросов и обстоятельств, которые должен устанавливать суд (статья 299 УПК). Без чего не мыслимы выводы о виновности. Однако на практике даже промусорённые судьи «кое-кого» всё же осуждают и отправляют на казнь без соблюдения установленного порядка, когда законные предписания выполняются лишь формально, для видимости, – только с внешними признаками той самой законности, когда царствует осуждение только по усмотрению своевольщиков не в силу закона, а по целесообразности.

Вторая составляющая гарантии направлена на обеспечение подсудности дел территориально и вдоль властной вертикали. Сами правила подробно изложены в Главе 5 УПК. А в полном значении гарантия включает ещё и персональную подсудность – требование законного состава суда по рассмотрению конкретных дел, как это регламентировано в статье 6 Евроконвенции. Чаще всего нарушаются именно последние условия, когда, например, состав суда избирается в обход правил, без учёта мнения обвиняемого, либо дело вдруг рассматривает исполняющий обязанности судьи (ослик «И.О.») – то есть не вступивший в должность субъект, либо один из членов состава заменён без достаточных оснований, либо кандидатов в присяжные отбирают «под обвинение».

Ты, например, как потерпевший по делу (это всего лишь пример), смог бы с уважением относиться к личности другого гражданина, обвиняемого в убийстве близкого или родного тебе человека, в изнасиловании дочери или сестры? Способен ли признать честь и достоинство такой личности, пусть даже это существо ещё и не признано виновным официально, но убедительных улик против него «выше крыши»? Ну, разве только формально, в публичных общениях и не искренне. В подобных случаях отношение к этому субъекту сколь-либо уважительным быть не может по природе обычных человеческих чувств и переживаний. Никакие законодательные установления не способны подавить, перепрофилировать принудительно эти чувственные позывы. А указанный принцип, вернее всего, требует от участников и от любых других лиц только внешнего выраженного соблюдения правил приличия и сдержанности. Скажем так, не должно быть проявлений неуважения этих чести и достоинства, что, конечно, именно уважением не является. Кроме прочего, эти условия позволяют решать правовые вопросы и выяснять обстоятельства дела здравым рассудком (если таковой есть), а не опираясь на эмоции. Потому и кажется нелепостью, как в вышеприведённом мрачном примере, когда в потерпевшем какашки кипят от злости, а он обращается к подсудимому «уважаемый подсудимый…».

В равной мере и ты, как подозреваемый (обвиняемый) должен соблюдать уважительность ко всем другим участникам, в какой роли бы они не были задействованы, и сколь враждебно не было их участие в твоём отношении. Да-да, ты должен уважать честь и достоинство оперов, надругающихся над тобой, и следака, с чьей подачи тебя травят и истязают, и обвинителя, просящего суд назначить тебе «вышак», и судьи, бессовестно извирающего доказательства.

Вторая часть этого же принципа запрещает применять к участникам судопроизводства насилие, пытки, иного рода унижающее достоинство или жестокое обращение. Представляется, что не ко всем адресована такая защита, так как призрачна возможность применения насилия, пыток и жестокости в отношении следаков, прокуроров или судей. Что выпытывать можно у судьи, например? Очевидно, что такая норма охраняет тех, кто реально может быть подвергнут перечисленным формам обращения. Это в первую очередь касается напрямую подозреваемых и обвиняемых, во вторую – упрямых свидетелей, и очень редко – не менее упрямых потерпевших. И если пытки напрямую направлены на выпытывание – то есть на получение признаний и полезной информации, укрепление внутренних убеждений, то мотивы и поводы всех иных актов неуважения могут иметь и другой характер: месть, неприязнь, подавление воли, психическое принуждение и прочие благородные позывы.

Если этот принцип закреплён в законе, значит существует нужда принципиальная в таких защите и запрете. На фига законом запрещать то, чего нет или большая редкость? Нет, факты подобных нарушений сплошь и рядом. При том, что факты эти тупо не признаются властями и никого не привлекают к ответственности, отсутствуют в практике решения о признании нарушения данной нормы-гарантии. Во всяком случае мне не известны приговоры, по которым кто-либо осуждён за пытки, насилие к участнику или же за жестокое обращение. Вследствие чего может сложиться впечатление об отсутствии таких нарушений. Защитный принцип оказался на деле абсолютно пустым не только из-за укрывательств и замалчиваний. Продолжению практики бесчинств и безнаказанности способствует и то, что в уголовном законе хотя и существует дохлая норма с санкциями по схожим составам деяний (статья 302 УК РФ), но не существует чётких критериев определения и, соответственно, применения таких критериев как «пытка», «жестокость», «издевательство», и вообще не предусмотрено ответственности (наказания) за «унижение достоинства». Без чего не возможно доказывать такие составы правонарушений, привлекать к ответственности за их совершение. Законодатель тоже знает, где проблеять, а где и пролаять.

В современной России пытки, насилие, жестокость, унижения не изжиты из следственно-розыскной деятельности. Сейчас они, конечно, не столь откровенны, как это было в 90-е годы, но стали более изощрёнными. Этим профессионально увлечены опера, их добровольные помощники из числа аморальных должников и криминальных союзников. Прокуроры и следаки сами брезгают и напрямую приёмчики такие не пользуют, открытого согласия не дают, но вовсе без пыток обходиться не могут и лукаво допускают такие методы воздействий. Признание – всё ещё мать доказательств (мать её так!).

После психо-физической обработки пленённого подозреваемого опера получают от него «явку с повинной» о совершённом злодеянии. С этой Явочкой ещё тёпленького и нахлобученного приводят молодца к следаку, где та же информация закрепляется уже в виде признательных показаний. Всё, угрелась овца. Против него уже образована совокупность доказательств (показания + явка), от которой сложно будет откреститься в дальнейшем. Ни следак, ни надзорный прокурор не будут ставить под сомнение доброкачественность полученных доказательств, вникать в подробности их получения. Тщетно затем и у суда искать пониманий.

Факты пыток, насилия, жестокости и унижений трудно доказуемы. Эти процедуры производят без свидетелей и не оставляют явных следов – внешних признаков, так, что бы полностью были сокрыты всякие следы. Существует и негласная отечественная школа пыток и прочих методов наезда. Новая поросль палачей и хамов постепенно отходит от путей откровенных истязаний, но более широко внедряются приёмы надругательств морально-нравственного и психического свойства, насилие через третьих лиц или «нечаянную» обстановку. Ведь не секрет, что для большинства из нас нравственные боль и страдания, особенно длительного порядка, воспринимаются острее физических. Но если всё же удаётся собрать доказательства по таким нарушениям, то можно добиваться значительных уступок от мусоров. Торг уместен.

1). Никто не может быть задержан по подозрению в совершении преступления или заключён под стражу при отсутствии на то законных оснований, предусмотренных УПК.