— Я понимаю, ваше величество, — заверил барон. — Я и сам принимаю схожие меры на время отсутствия, мне часто приходится отлучаться сюда. Правда, мое хозяйство гораздо скромнее вашего, но принцип, смею думать, тот же…
— Вот именно, — кивнул Сварог. — Да вдобавок двое из моих спутников — тоже коронованные особы, им следует обеспечить свои указания… Словом, если отсрочка на сутки ничему не мешает и вас полностью устраивает, самое время поговорить о деталях?
.. Когда дверь кабинета бесшумно затворилась за бароном, Сварог коснулся правого уголка стола, повернулся к закатной стене кабинета. Моментально растаяли гобелены с охотничьими сценами, двумя высокими фарфоровыми вазами в искусной сине-серой росписи, настенные светильники в виде синих шаров — точнее, все это обнаружилось уардах в пяти подалее. А в пространстве меж настоящей стеной и ее иллюзией у изящного столика сидели Яна со старухой Грельфи. Яна, сразу видно, ни к чему на столике не притрагивалась — а вот старая колдунья успела прикончить стакан «Драконьей крови». Она фыркнула, перехватив многозначительный взгляд Сварога на малость опустевшую бутылку:
— Не беспокойся, твое величество, ум никогда не пропью, особенно когда дела серьезные…
— Да я и не беспокоюсь, — искренне сказал Сварог, — Я и себе, пожалуй что, налью стаканчик в честь благополучного завершения переговоров… — он подошел, сел в свободное кресло, взял синюю пузатую бутылку с пестрой этикеткой и выпуклым силуэтом дракона. — Ну вот, мои милые дамы, вы были свидетельницами… Ваши компетентные замечания? Вита?
— Древнего Ветра он не чувствует совершенно, — легонько пожала плечами Яна. — И доверяет тебе… в разумных пределах. Вот и все, пожалуй… А души у него и правда нет. Пустота…
— Кто бы сомневался… — проворчала Грельфи. — Нет у них души, я еще когда говорила… Значит, и магии ни капельки нет. Для магии необходима душа, для светлой — светлая, для черной, соответственно, черная. Конечно, нет твердого деления на черное и белое, случаются разные там пересечения-переплетения, отступления от канонов и прочие мелочи. Вот только основа незыблемая: для магии необходима душа. Этот, сами знаете кто, тоже ведь кое-какие умения отдает исключительно в обмен на душу. А значит, Токереты ему совершенно без надобности, как купцу в лавке — нищеброды с пустым кошельком… Так что у тебя там будет одной опасностью меньше — и то хлеб…
— Действительно, — серьезно сказал Сварог. — Ну что же, вроде бы все обговорено, Странная Компания уже съехалась… Вита, по-моему, ты явно нетерпеливо ерзаешь…
Она улыбнулась чуть смущенно:
— Так и тянет пойти в ту комнату. Сугок еще не прошло, но половина их все же минула, у Элкона наверняка есть что-то новое…
— Ну, ступай, — усмехнулся Сварог. — У тебя все равно нет никаких дел, счастливица ты этакая. Да, пароль сегодня — «Боярышник».
Она обрадованно вскочила, простучала позолоченными каблучками к выходу. Вот и отлично, подумал Сварог. Пусть торчит там, сколько ее душеньке заблагорассудится, лишь бы не сидела в уголке с этим своим трагическим взором, исполненным беспокойства: с одной стороны — приятно, что о тебе беспокоятся, что есть кому, с другой — все же напрягает, как ни пытается она свои чувства скрыть, не всегда и получается…
— Вот кстати, — сказал Сварог. — Что вы об этом окне думаете?
Часа два там провели, многое осмотрели…
— А ничего не думаю, — чуть уныло призналась Грельфи. — Потому что сказать нечего. Я этого окна не понимаю, и все: тут. Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивалась, слыхом не слыхивала. Яна ведь тоже не понимает, что оно такое?
— Не понимает, — признался Сварог.
— Вот видишь. — Даже с Древним Ветром не понимает, куда уж мне, убогой, в сто раз ее послабже… Магии там, точно, нет ни капелюшечки, а больше ничего и сказать не могу…
— Ладно, это, в конце концов, не так уж важно, — сказал Сварог. — Меня гораздо больше интересует кое-что другое. Позарез нужно одно заклинание. Токеранг — часть Хелльстада, а значит, и там магия ларов, обращенная вовне, действовать не будет. Хелльстадская, конечно, сработает, я проверял — но в хелльстадском наследстве того, что мне нужно, нет… Заклинание, понятно, должно быть из прошлого, из тех времен, когда апейрона не было…
Выслушав Сварога, старуха особенно не раздумывала. Преспокойно кивнула:
— Я-то думала, нужно чего посложнее, а ты, твое величество, описываешь чистой воды «столбняк». Оно вообще-то редко теперь попадается, из полузабытых, но вот к особенным искусствам его никак не отнесешь. Мигом тебе его напишу, вызубрить легко. Вот только сразу должна тебя предупредить… С давних пор говорят, что оно старое, доштормовое. Но пару раз случалось, и что по поводу других ошибались, хотя говорили то же самое. Правда, ошибались далеко не всегда… В общем, я тебя честно предупреждаю заранее, чтобы чего не вышло: полной уверенности, что оно доштормовое, у меня нет. Ты это учитывай.
— Учту, — нетерпеливо сказал Сварог. — Вот бумага и стилос, пишите, в случае чего вины на вас нет…
…К его приходу все, конечно, успели пропустить по паре стаканов, но делу это не помешает — не те у него подобрались сподвижнички, чтобы от пары стаканов поплыть умом и сообразительностью…
Он занял место во главе стола с таким видом, чтобы всем сразу стало ясно: никаких шумных приветственных воплей и тем более прочувствованных объятий. И они поняли, вмиг: Бони, совсем было собравшийся вылезти из-за стола с распростертыми объятиями, быстренько опустился на место, посерьезнел. Остальные тоже убрали широкие улыбки с лиц, смотрели выжидательно…
— Я чертовски рад вас всех видеть, — сказал Сварог. — На том и закончим лирику. Дело не терпит.
Он разглядывал старых сподвижников: нельзя сказать, чтобы изменились особенно, но все же за эти годы стали чуточку другими, во многих смыслах. Бархат и парча, тисненый шелк и кружева, ордена-медали, в том числе имперские, дворянские перстни с коронами (и две незримо присутствующих королевских короны), и Бони чуточку раздобрел, и Паколет больше не похож на худющего карманника с окраины, со впавшими щеками (даже усы не прежние кошачьи, а вполне пышные), и на остальных сказалась жизнь в благополучии и покое…
— Что за дело? — спросил Шедарис.
По-прежнему с капитанским шитьем на зеленом егерском мундире — Сварог давно уже не пытался повышать его в звании, Шег прекрасно помнил о пророчестве Лесной Девы, отбивался руками и ногами…
— Да ничего особенного, — сказал Сварог. — Дело где-то даже и житейское. Я через сутки отплываю в Щкеранг, предварительно уменьшившись до их размера. Абсолютно все, посвященные в эту тайну, считают, будто я там буду вести сложные переговоры и добиваться результата, который устроил бы обе стороны. На самом деле, я перед собой поставил совершенно другую задачу: расшибиться в лепешку, но постараться выжечь там все дотла. Чтобы ничего живого не осталось. Кое-какие наметки есть, хотя все пока что виламй на воде писано… Вот такое дело.
Он замолчал, потянулся к бутылке, присутствующие тоже молчали, не выказывая особых эмоций — только Леверлин чуть подался вперед, с отрешенно-хищным лицом: Сварог знал, что за картина стоит сейчас перед глазами у бывшего студента, а ныне полноправного мэтра Сословия Совы (правда, пока что не занимавшего никакой должности где бы то ни было)… Судя по этому лицу, на Леверлина можно было полагаться полностью, не говоря уж о Маре.
— Так-так-так. — протянул Бони, одним глотком прикончив стакан золотистого ратагайского. — Лопни мои глаза, командир, ты как-то неправильно себя держишь. Обсказал, в чем дело, и молчишь, как монах-кордианец. По уму, тебе бы надо тут же продолжить: мол, всем завтра собраться там-то и там-то. И уточнить: свое оружие с собой брать, или там нужное выдадут…?
— А ведь действительно, командир, — тихо сказала Тетка Чари. — Как-то ты по-другому держишься, не так, как в старые времена… Ты что, нас не зовешь?
— Исключительно по желанию, — сказал Сварог, глядя в стол.
