механический. Не то, что ты!

Волна раздражения нахлынула на Ивана, затопив

все, что сдерживало его до сих пор.

— Вот шо, — сказал он дрожащим от негодования

голосом. — Расточку винтов я поручаю Глебу, а вы,

Стрелковы... за невыполнение распоряжений начцеха, станете

на подсобные работы.

Никита и Шура стояли ошеломленные неожиданным

решением Добрывечера.

Лиза пружинисто поднялась во весь рост.

— Ты ее сделаешь этого!

— Сделаю!

— Не забывай, что я профорг и оумею... остудить твое

самодурство!

Добрывечер резко повернулся и пошел к станку

Глеба.

— Ничего, работайте, — успокоила Стрелковых

Лиза. Голос ее дрожал. — Пока Глеб осваивает этот

капризный винт, мы опередим его.

«Нет, так дальше нельзя!—думала Лиза, кусая

губы^— Он стал невыносим. Живет только сегодняшним

днем. Дальше глядеть не хочет».

Никита вставил заготовку. Загудел мотор с

непривычной могучей силой. Станок давал теперь тысячу

оборотов. Скорость резания равнялась ста метрам в минуту.

Резец брал металл мягко, будто резал масло.

На расточку винта потребовалось всего четыре

прохода. Не обратив внимания на время, Никита вынул винт

и стал проверять резьбу. Поверхность резьбы получилась

ровная, чистая, без шероховатостей, словно после

шлифовального станка. Шура взяла гайку и стала

навертывать на винт. Гайка шла по всей длине резьбы ровно и

упруго.

-— Есть! — крикнул Никита и побежал к

начальнику цеха. Шура не отставала, раскрасневшаяся,

счастливая.

— Есть винт, Иван Григорьевич! — громко, в один

голос произнесли Стрелковы, вбегая в кабинет

Добрывечера.

Добрывечер, хмурый, всклокоченный, с помятым

желтым лицом, глядел на них, не понимая.

— Отнесите его в БЦК. Пусть проверят, — сказал

287

он, помолчав. Никита и Шура вышли, удивленно

переглянувшись.

— Ну и Иван Григорьевич! Когда не получается —

кричит, а сделаешь — тоже чем-то (недоволен, —

проговорила Шура с обидой в голосе. — Даже не спросил, как

мы добились этого.

— Загадочный! Иной человек весь как на ладони, а

иного покуда поймешь — мешок соли съешь, — сказал

Никита.

А Добрьшечер сидел, ероша пальцами обеих рук

густые кудри...

Никита, сдав контролеру ОТК первый винт, с каким-

то небывалым прежде нетерпением встал к станку. Шура

пошла в кладовую, выгребла оттуда все заготовки, потом

побежала в первый цех, боясь, что Никите не хватит

заготовок.

А он точил и точил. Вместо трех винтов за смену

Никита только до обеда уже сделал сорок винтов.

Рабочие цеха, как на чудо, приходили смотреть на

работу Стрелковых. После обеда, приметив жадный и

нетерпеливый огонек в глазах Шуры, Никита сказал:

— Точи!

Она молча встала к станку. Казалось, крылья

выросли за спиной. В сердце стучало неизбывная

радость.

Такие винты всегда точили за три часа. Это считалось

хорошим показателем. А сейчас винт сходил со станка

через каждые — трудно поверить! — пять минут.

— Пять минут!—восхищался Петр Ипатьевич,

обсуждая успех Стрелковых. — Да за такое время прежде

токарь успевал только в затылке почесать, получая

задание. А они, светлый месяц, — винт дают. Чудо!

В конце рабочего дня над цехом повисло красное

полотнище с белыми праздничными буквами:

«Сегодня токари Стрелковы, вместо трех винтов по

норме, дали девяносто шесть винтов за омеау. Слава

Никите и Шуре Стрелковым!»

Бакшанов и Сладковский были до того

противоположны по характеру, что в отделе, когда они собирались

вместе, устанавливалась напряженная тишина. Казалось,

вот-вот произойдет взрыв в настороженном, сдержанном

разговоре главного технолога и парторга технических

отделов.

Теперь в кабинете Сладковского они были вдвоем.

Бакшанов стоял посредине комнаты — высокий, темный,

с твердым, угрюмым взглядом.

— Как секретарь партийной организации, я хотел бы

знать, каково общее положение с технологией на

заводе, — проговорил он, мигая покрасневшими не то от

усталости, не то от льющегося с улицы яркого солнечного

потока веками.

Сладковский встал, прикрыл окно шторой.

— Общее положение, Николай Петрович, достаточно

неопределенное. Цеховые технологи нас не балуют ни

новшествами, ни хотя бы сносной информацией о том, как

прививаются у нас, так сказать, «чужие» технологические

карты.

— Сколько времени может продолжаться эта

«неопределенность»? Полгода, -год, два? — спросил

Бакшанов.

Брови его соединились над переносьем и густой темной

пучей нависли над глазами.

Сладковский пожал плечами.

— Странный вопрос... тем более... в устах главного

конструктора. Кстати сказать, Николай Петрович, вы не

примечали; мы с вами никак не можем найти, так

сказать... общей линии в работе?

— Примечал. Моя линия направлена к серийному

выпуску комбайнов, а ваша 'линия — неопределенность,

какое-то, бог знает, что означающее, многоточие! —

Бакшанов помолчал, крепко сжал зубы. Потом

продолжал спокойнее: — Вы, Виктор Васильевич, не

привлекаете меня к сотрудничеству.

— 'Ого, вам уже одного конструкторского отдела

недостаточно! — перебил его Сладковский.

— Мы должны держать между нашими отделами

тесную связь, — продолжал Бакшанов, не обращая

внимания на колкость Сладковского. — Будет кустарничать,

Виктор Васильевич! Рубцов сконструировал подвесной

транспортер. Он освободит от тяжельгх работ около

восьмисот человек. Давайте вместе поставим вопрос

перед руководством завода о его внедрении.

— Видал рубцовский транспортер. Принципиально

Ф-444 - 19 289

согласен. Но... — Сладковский улыбнулся, наклонив го-

'лову с ровно прочерченным пробором... — на то я и

главный технолог, чхрбы решать в первую очередь главные

задачи. А такой задачей сейчас является эталонный

комбайн. Он будет проходить государственные

испытания, не забывайте этого, дорогой Николай Петрович.

— Надо глядеть вперед. Завтра мы перейдем к

серийному выпуску.

— Не отвлекайте нас от главного!—впервые

вспылил Сладковский и тут же, как бы извиняясь за гр»у-

бость, примирительно произнес, улыбаясь и вздыхая

одновременно:— горячие мы оба...

— Я бы не сказал, — произнес Бакшанов, — вьи

холодный.

«Вот хам!—мысленно ужаснулся Сладковский. — И

еще сетует на отсутствие общей линии!» Он откинул

штору и тяжело опустился на стул.

Солнце снова полилось на Бакшанова

расплавленным золотом.

— Виктор Васильевич, — сказал Бакшанов. — Я

решил созвать открытое партийное собрание отделов.

Пригласим всех цеховых технологов, стахановцев,

конструкторов. Повестка дня—доклад «Серийный выивуск

самоходных комбайнов и задача коммунистов технических

отделов».

— Рано, Николай Петрович. — И потом, я не

готов...

— Я готов к такому докладу.

— Что ж... Тогда и прочитайте его... — едва заметно

поморщился Сладкожжий...

Лиза пришла на открытое партийное собрание

технических отделов уже к концу доклада Бакшанова. Она

присела к чертежному столу и вдруг встретилась глазами

с главным технологом, сидевшим рядом. Сладковский

мило улыбнулся ей, как улыбаются знакомым дамам

благовоспитанные мужчины.

— Громовержец, — шепнул ей Сладковский. — Он

тут так поносил твоего Доброго — в ушах звенело. А

ведь они были друзьями.

290

Почем.у «были»? — хотела спросить Лиза, но стала

слушать Бакшанова.

— Завод оснащается новой техникой, но если мы

четко не организуем производство, не продумаем