огни».
— Дети наши с колхозом ровесники, — говорил
Афанасий Стрелков сероглазому великану Дмитрию Огни-
беда.
— Добро, кум, — ответил отец Шуры.—Дожить бы
до свадьбы — вот уж попили б горилки и за колхоз, и за
жениха с невестой.
Но мечта отцов не сбылась. В сорок первом году онв
ушли на фронт и оба погибли геройской смертью.
Никита с Шурой навсегда запомнили то метельное
февральское утро, когда они, взявшись за руки, молча
пошли в школу.
Метелица выла дико и страшно, подымала тучв
снега, копала белые ямы, насыпала высокие сугробы.
Никита и Шура задыхались от ледяного ветра, часта
падали и с трудом выбирались из снежных воронок, но
ни разу не выпустили рук, крепко, до боли смежив
пальцы...
Учительница Вера Александровна в страхе
всплеснула руками:
— Ой, батюшки! Кто вас пустил в такую пургу? Мы*
сегодня не занимаемся.
— Мы сами...—угрюмо пробормотал Никита, а
Шура, строго поглядев на Веру Александровну, добавила:
— Пап наших убили...
Учительница побледнела, тихо охнула. Потом ввела ^
ребят в горницу, напоила чаем и весь день занималась
с ними — рассказывала о Родине, о ее героях и ученых,
читала стихи. Ее губы дрожали. По лицу иногда
пробегала судорога сдерживаемых рыданий.
А они сидели в пустом классе, держась за руки —
строгие, молчаливые, с сухими, горячими глазами...
Может быть, тогда они и дали друг другу безмолвную
клятву никогда не расставаться и идти вот так, взявшись
за руки, до последней грани дней.
Бойкая и смелая по характеру, Шура больше дружи--
ла с мальчишками, ездила с ними в ночное, слушала при
свете костра страшные рассказы о Змее-Горыныче и
185
Кащее, ныряла в глубокую речку Шайтанку доставать со
.дна ракушек.
В пионерском отряде Шура организовала стрелковый
кружок, раздобыла в районном центре две
мелкокалиберных винтовки и патронов.
И когда Шура вела ребят по селу, гордо подняв
голову и четко подавая команду, председатель колхоза
Потап Дмитриевич с гордостью говорил:
— Военного закала девка; Первой женщиной —
маршалом Советского Союза будет, помянете мое слово!
Никита рос большим длинноруким парнем с
добродушным, но энергичным лицом и неторопливыми
движениями. Он не отличался разговорчивостью, но речь его
<5ыла уверенной и твердой.
По вечерам возьмет, бывало, Никита отцовскую
двухрядку и пойдет метелить по деревне голосистая песня:
Тракторист такой красивый!
Я его приворожу:
На его на трактор ночью
Две ромашки положу.
Потом, растревожив девушек, гармонь уходила в
луга, зовя за собой тихими переливами...
Летом сорок шестого года в село приехал
представитель Министерства трудовых резервов набирать
учащихся в ремесленное училище. Никита и Шура не знали,
как им быть. Шура была склонна остаться: в колхозе
создавалась новая семенная лаборатория, и Потап
Дмитриевич метил поставить ее туда на работу.
Но раздумье было закончено одной фразой, которую
будто невзначай произнес представитель министерства:
«После окончания училища, — сказал он, — вас
направят на авиационный завод».
Дело в том, что Никита и Шура с пятого класса
мечтали стать летчиками. Они вырезали фотографии
летчиков из журналов и газет, интересные статьи и рассказы
об авиации. К окончанию школы у них получился
большой альбом о русских летчиках.
Здесь были первые знаменитые на Руси авиаторы:
Петр Николаевич Нестеров — автор мертвой петли и
первого воздушного тарана, Сергей Уточкин —
бесстрашный летчик и спортсмен, Ефимов, Васильев и другие.
186
Затем шел один из первых красных военлетов Борис
Российский.
Центральное место в альбоме занимал Валерий
Павлович Чкалов и его перелет по легендарному маршруту—
через Северный полюс.
С особой любовью Шура разукрасила портреты
смелых летчиц Валентины Гризодубовой, Марины
Расковой и Полины Осипенко.
Заканчивался альбом фотографиями трижды героев
советского союза—Александра Покрышкина и Ивана
Кожедуба.
Теперь, сидя в клубе на собрании молодёжи и
услышав слова представителя министерства, Никита
склонился к самому уху Шуры:
— Поняла? На авиационный завод! Поработаем,
изучим самолет — и летать!
— А как же.колхоз? — спросила Шура, оторопев от
внезапности, с какой Никита принял решение.
— Колхоз к ученью дорогу не закрывает, — ответил
Никита.
Но председатель колхоза отпустить обоих наотрез
отказался.
— Постыдись, голуба, — корил Шуру Потап
Дмитриевич, — куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
Ну, чего ты увязалась за Никитой? Жена ты ему, что
ли?
— Не ожидала я от вас таких обидных слов! — не
стерпела Шура, сердито блеснув глазами.
— Ой, горяча, девка! Там, где ты зимой пройдешь,
верно, снег тает. Я же тебя наметил в семенную
лабораторию...
После вмешательства парторга колхоза, Потапу
Дмитриевичу пришлось уступить. Он смягчился и даже сам
вызвался подвезти Никиту и Шуру к станции.
— Вы же мне родных детей дороже. Живая
биография колхоза! Обещайте же не забывать колхоза,
навещать его. А ежели жениться надумаете — свадьбу
справляют «Светлые огни», запомните!
Потап Дмитриевич растроганно мочил в пиве усы,
матери Никиты и Шуры украдкой утирали слезы. Было
торжественно и грустно...
Ремесленное училище и особенно завод произвели на
Никиту и Шуру двойственное впечатление. С одной сто-
187
роны, здесь все было новым, захватывающе интересным,
с другой, — пугала необычность обстановки.
Длинные ряды токарных, строгальных и фрезерных
станков, грохот электромолотов в кузнечном цехе,
размеренные удары мощных штампов — вся эта
разнообразная, могучая и умная техника подавляла своей
сложностью и вселяла в душу сомнение — справятся ли они
с этой премудростью.
«Того и гляди палец отшибет либо всю руку
отхватит,—думал Никита, с завистью наблюдая за ловкими
и быстрыми движениями молодых штамповщиц, — не
надо было из колхоза уходить...»
Он опасливо оглядывался. На лице Шуры
угадывались те же мысли. Мастер ремесленного училища Сергей
Архипович Луговой, оглядев Никиту и Шуру, тоненько
захихикал:
— Эк, вытянулись, словно коломенская верста. Вам
бы по малярной части податься, — стремянок не надо.
Шура вскипела, хотела уже было осадить
насмешника, но Никита шепнул:
— Мне рассказали, старик с причудами, но добрый
и мастер отменный.
Мастер действительно был чудаковат. Случалось,
забыв дома очки, он, с досадой разводя руками, говорил:
— Ишь, неувязка! Микрометр вижу, а деления
пропали. Сызнова Спиридоновна моя напроказила. После
ужина приляжешь газету почитать, ну и маленько
вздремнешь, как толькой войдешь в курс
международной жизни!.. А Спиридоновна, несознательная баба,
потихоньку очки снимет да и спрячет. Откроешь глаза,
ткнешься в газету, а там все буквы плывут, будто под
дождь попали. Ну, в дремоте-то не поймешь, в чем дело,
откинешь газету и задашь храпака уже по-настоящему.
А утром в спешке Спиридоновна и сама про свою
давешнюю проказу забывает, вот она и получается
неувязка-то.
Сбегать за очками всегда охотно вызывался
полнолицый, с дряблым, будто студень, подбородком и
беспокойными глазами Павлин Точка. Токарное дело его
тяготило, и он с удовольствием слонялся час-другой по
поселку под предлогом отсутствия Спиридоновны дома.
Павлин с захлебывающимся хохотком рассказывал,
что старик смолоду и по сей день не переставал ревно-