чужими техническими мыслями, — иронически улыбнулся

Огнев.

Николай Петрович помнил его по фотографиям,

которые печатались в американских технических журналах

под заголовками его статей.

Твердое лицо с тонкими, плотно сжатыми губами и

какое-то хищное^ настороженное выражение темных глаз.

Николай Петрович вспомнил встречу с этим

американцем во время своей заграничной командировки лет за пять

до Отечественной войны...

Брэдли в сером, наглаженном костюме учтиво

склонил крупную лобастую голову на короткой сильной шее.

Под редкими, гладко зачесанными назад волосами

желтела лысина.

— Мистер Бакшанов? — протягивая руку, обратился

он к Николаю Петровичу с приветливым полувопросом.

Бакшанов пожал ему руку и в свою очередь

удивленно произнес:

— Вам изв-естна моя фамилия? Очень лестно.

— Я читаю русские технические журналы, мистер

Бакшанов. А вы в России далеко не последний человек, а?

Он весело подмигнул и громко расхохотался. Потом,

резко обрывая смех и оставив на лице «дипломатическую

улыбку», пригласил Бакшанова в свой «линкольн».

Когда они подъезжали к заводу, Николай Петрович

увидел большую толпу мрачных людей возле главных

ворот.

— Летчики... — усмехнулся Брэдли.

— Что они здесь делают? — спросил Николай

Петрович.

— Сегодня утром разбился летчик-испытатель Кирби...

Он испытывал машину конструктора Смита. При выводе

из пикирования оторвало крыло. Чертовски жаль машину!

— Что же, эти летчики пришли отдать последний долг

товарищу?

Брэдли снисходительно улыбнулся непонятливости

Бакшанова:

— Они пришли проситься на его место.

422

Несколько дней Брэдли водил Николая Петровича по

большим, просторным цехам завода, не давая ему

возможности останавливаться у голых самолетных скелетов,

постепенно обраставших деталями. Он всячески старался

отвлечь или хотя бы рассеять внимание русского

инженера.

— Вы, вероятно, очень богаты, мистер Бакшанов?

Получить высшее образование и развернуть конструкторскую

работу по карману только богатому человеку.

— Вы ошиблись. Мой отец — простой слесарь. И я

был слесарем, работал и учился в рабфаке. Потом

окончил институт.

Рабочие, узнав, что Брэдли ходит с. русским

инженером, собирались небольшими группами, оживленно о чем*

то переговаривались, потом, завидя мастера, рассыпались

по своим местам.

— Как вы находите наш Нью-Йорк, мистер

Бакшанов? — спросил Брэдли.

— Когда я подъезжал на пароходе, меня поразила

гигантская панорама города, огромные небоскребы. А

походил по улицам — разочаровался. Темно, душно... Дав-ят

эти коробки на человека, делают его маленьким,

пришибленным.

— Так все в жизни. Издали красиво, а

приблизишься — пустота. Жизнь — мираж, мистер Бакшанов.

— Ну, это уж совсем не в стиле американской

деловитости, — усмехнулся Николай Петрович.

Над пролетом проплыл мотор. Крановщик высунулся

из своей кабины, с интересом разглядывая Бакшанова.

— Раскинемте карты будущего, мистер Бакшанов.

Говорят, вы хотите догнать Америку?

— Да, мы догоняем Америку... разумеется, в смысле

повышения технического уровня.

Брэдли отозвался коротким хохотком, будто его

щекотали.

— .Догоняете... ха-ха... Простите, я сегодня в хорошем'

настроении.... ха-ха...

Он вдруг стал серьезным. Бакшанов уже привык к'

этим его неожиданным переходам.

— Хотите, мистер Бакшанов, я скажу вам откровенно?

Только не обижайтесь... Вы, русские, большие фантазеры, i

Вот вы покупаете у нас эту машину — последнее слово;

423

американской техники. И что же? Привезете ее домой и

попробуете сделать такую же игрушку сами, а? Пока вы

будете пробовать, мистер Бакшанов, Америка уйдет

вперед еще на десять лет!

Бакшанова возмутил самоуверенный тон Брэдли, но

он сдержался и, сузив глаза, ответил:

— У нас есть поговорка: цыплят по осени считают.

— Америку догнать невозможно! Кто догонит нас?

Беззубая старуха Англия, буйно помешанная Германия

или эта молодящаяся старая дева Франция?

— Революционная Франция дала миру воздушный

шар.

— Это было давно. В том-то и дело, что эти народы

одряхлели.

— А другие народы еще отроки, хотите вы сказать?

— Вы угадали. Зрелости из молодых народов

достигла одна Америка.

— Ну, а старость... станет когда-нибудь уделом

Америки тоже? Как же увязать это с вашими словами, что

Америку догнать невозможно? Не то, мистер Брэдли, не

го! В ваших словах очень мно-го пренебрежения к другим

народам. Американский народ — умный народ, и я не

поверю, чтобы он разделял ваше мнение...

«Самовлюбленный жирный индюк!» — с ненавистью

подумал Бакшанов и приступил к осмотру машины, давая

понять, что не намерен продолжать разговор.

Брэдли все время вертелся возле самолета. В ту самую

минуту, когда его отозвал зачем-то начальник сборочного

цеха, какой-то пожилой рабочий молча сунул что-то Бак-

шанову в карман и быстро отошел прочь.

Николай Петрович не показал виду, что он все это

заметил. Вечером в гостинице он прочитал записку:

«Русский товарищ! ' Брэдли и компания собираются

совершить гнусное дело. Когда самолет пройдет

испытания в воздухе, они подрежут консольные части

лонжеронов и снова заклеят крылья. Им нужно, чтобы там, з

России, машина рассыпалась в воздухе по вине пилота и

вы не могли ничего использовать из наших технических

новшеств. Так они в субботу угробили летчика Кирби.

Брэдли нужно было подковырнуть конструктора Смита,

своего конкурента. Привет русским рабочим!

Американские рабочие».

После испытания машины, когда уже только остава-

424

лось ее разобрать и подготовить к погрузке на пароход,

Бакшанов потребовал вскрыть консоли крыльев. Брэдли

побледнел, но быстро пришел в себя:

— Что это вы? Не доверяете нашей фирме?

— Обычная подозрительность покупателя, —

отозвался Бакшанов. Лонжероны действительно оказались

подрезанными и держались на одной верхней полке.

Негодование душило Николая Петровича. Он только показал-

Брэдли рукой на лонжерон.

— О, какие негодяи! — с неподдельным огорчением

произнес Брэдли. — Это кто-нибудь из рабочих...

— Негодяи! Но только не из рабочих, — ответил

Бакшанов, пристально глянув в бегающие глаза Брэдли.

Он сел в машину и, не прощаясь, уехал. Вечером в

гостиницу явился Брэдли.

— Мистер Бакшанов! То, что произошло, мы

расцениваем как неудачу... как несчастье... для нашей фирмы это

может иметь, вы сами понимаете, неприятные последствия.

Мы просим'не предавать этот случай огласке... — Он

вынул из бокового кармана пиджака толстый пакет. — Здесь

триста тысяч долларов... Это для вас, мистер Бакшанов.

В душе Николая Петровича поднялась ненависть.

Хотелось ударить по этой жирной, нагло ухмыляющейся

морде. Но он сдержался.

— Вы слыхали о русском ученом Тимирязеве? —

спросил он хриплым голосом. — Из-за границы ему

предлагали виллу в Италии, собственные лаборатории, богатое

содержание. Он предпочел все эти блага осьмушке

черного хлеба своей Родины.

— Вы поэт, мистер Бакшанов.

— Я русский, советский человек. А у советских людей

Родина — не просто географическое понятие!

— Чепуха, мистер Бакшанов! По-моему, родина — та

же жевательная резина: мы держим ее во рту, пока не

выдохся приятный запах и вкус. — Он небрежно бросил

пакет на стол.

— Мистер Брэдли! — сказал Бакшанов, вставая. —

Когда приходят к кому-нибудь в дом, вытирают -ноги.