– Ребят, надо Вовку вытрезвлять, – озабоченно говорил он, пытаясь привести приятеля в чувство.

Но никто не обращал внимания. Тане стало жаль Павлика, и она решила помочь. Подошла и нерешительно подергала его за рукав:

– Может, вызвать врача?

Паша тепло улыбнулся ей.

– Нет, Танюш, врача не надо, его бы головой под воду – в самый раз. А то твои придут – мало не покажется.

– А где Сережка? – она только сейчас заметила, что ни брата, ни Кати в комнате нет, и ей стало тревожно.

– Ну… наверное, пошли проветриться. Всем до фени, – вздохнул Павлик. – А нам с тобой не справиться.

– Может, попробуем? – смело предложила Таня.

– Нет, – он засмеялся. – Костян, ну иди же сюда, блин, даже ребенок – и тот помочь хочет, а от тебя никакого толку.

Костя, наконец, подошел к ним.

– А чё ты паришься? Проспится! – он уселся рядом, вытирая пот.

– Да хочу его в ванну засунуть, пока предков Серегиных нет.

– Ванна занята, – вдруг вспомнила Таня.

– Привет, малявка! – Костя, кажется, впервые заметил ее.

– Какая она тебе малявка? – вступился Паша. – Отличная девчонка. Подрастет – вообще будет умница-красавица. Нет, правда, нравишься ты мне, Танюша, вырастешь – женюсь на тебе! Слышь, Костян – такая разница – самый класс! Надо жену себе с детства растить. Как, Тань, согласна?

– Ничего она не согласна!

Костя схватил девочку за руку и притянул к себе, поставив между коленок. Его длинные ноги занимали половину комнаты.

Таня попробовала вырваться, но Костик держал очень крепко.

– Нужен ты ей, зануда! Она за меня замуж выйдет, правда, малявка? Ну-ка, отвечай! – он сурово уставился на нее своими выразительными серыми глазами.

Таня, конечно, понимала, что Костя шутит, однако точно знала, кого бы из них выбрала. Насупившись, она смотрела в пол.

– Чё молчишь? Нравлюсь я тебе, говори быстро!

Таня подняла голову и неожиданно для самой себя ответила:

– Я подумаю, – и сразу залилась краской.

Костик расхохотался.

– Нет уж, ты давай, думай сейчас. Мне тоже нужно жизнь планировать.

– Отстань от нее. Не обращай внимания, Танюша, мальчик у нас еще глупенький, – снова заступился Павлик.

– Ну, ты, партизанка! Пытать буду! Щекотки боишься?

Костик принялся ее щекотать, а она молча, сердито отбивалась. Наконец, вырвалась и убежала в большую комнату под оглушительный хохот ребят. Чем закончилась вечеринка, Таня не знала. Она долго лежала одетая на диване, прислушиваясь к шуму голосов и размышляя, была ли в Костином предложении хоть толика правды. И незаметно заснула.

Утром Таня поняла, что брат наказан, и ему запрещено идти в Парк Культуры. А она так мечтала напроситься с ним – на колесо обозрения и в комнату смеха… На все мамины вопросы, что же тут вчера происходило, Таня коротко отвечала:

– Не знаю. Я спала.

***

До конца учебного года оставалась пара недель, как вдруг в школе объявили сбор макулатуры.

– Последнее пионерское мероприятие в четверти! Учтите – это не просто сбор! Мы посвятим его предстоящей Олимпиаде! – заявила классный руководитель. – Норма – не меньше пяти килограмм с человека. Звягинцева, ты слышала?

И учительница бросила на Таню суровый взгляд. Девочка только вздохнула. В прошлом году, в начале третьего класса, она так мечтала о красном галстуке и значке! Таня была убеждена, что ее примут в числе первых, как круглую отличницу. Однако сначала в музей Революции отвезли тех, кому уже исполнилось десять лет, а Таня попала в последнюю группу. Все двоечники и хулиганы к тому времени уже носили галстук – правда, в основном, не на шее, а в кармане, жеванный и исписанный шариковой ручкой.

За год Таня серьезно остыла к пионерским мероприятиям. Она терпеть не могла всех этих общественных дел, конкурсы строя и песни, утреннюю политинформацию и чтение стихов со сцены в актовом зале. Но повышенное чувство ответственности не давало ей все это игнорировать. Вот и сейчас, услышав замечание классной, Таня занервничала. В прошлой четверти она, действительно, принесла только два килограмма – меньше всех в классе. Как ни старалась девочка, газеты и старые тетрадки, складываемые за дверцей в туалете, на большее не потянули.

К тому же проблему создавал брат – всякий раз он забирал себе львиную долю драгоценного вторсырья. Возражать было сложно – комсомольцы заполняли «личный комплексный план», достижения из которого в будущем обещали использовать в выпускных характеристиках.

Вот и сейчас отец только качал головой, наблюдая, как брат с сестрой дерутся за каждую старую газету:

– Танюш, ну, уступи Сереже, ему ведь нужнее! Эх, лучше бы на Драйзера подписались! В эту школу – как в бездонную бочку…

В начале года родители уже получили долгожданную открытку – подписку на трехтомник Пушкина, право на выкуп которого появлялось только после сдачи определенного количества макулатуры в ближайший ЖЭК.

В итоге боевых действий и последующих мирных переговоров Тане досталась плотно упакованная и перевязанная бельевой веревкой пачка в четыре с половиной кило. Утром, подвесив ее на безмен, папа оптимистично сказал:

– Ничего, округлят, будет тебе пять! Эй, Серега! Ты куда рванул? А сестре помочь?

Брат, действительно, спешил покинуть квартиру. Но не успел. Кроме своей и Таниной, ему пришлось тащить на себе целую связку для Кати. По дороге их нагнал запыхавшийся Пашка. Таня с завистью посмотрела на его увесистый сверток – килограмм десять, не меньше. Пашкин папа – научный работник, у него всегда полно журналов и черновиков.

За углом около школы уже толпился народ – здесь устроили импровизированную приемку. Сережа опустил на землю самую скромную упаковку:

– Всё, Танька, дальше сама!

Павлик кивком показал в сторону забора:

– Смотри, Серый, а Лебедь опять нарывается! Вот балда! Ну, Лобзикова напишет ему характеристику, будет знать…

На бетонном заборе, действительно, сидел и у всех на глазах курил Лебедев. Вокруг приемщика бумаги толпился народ – каждый пытался взвесить и сдать свою пачку вперед другого. У Кости же был совершенно безразличный вид – к суете вокруг макулатуры он не имел никакого отношения, просто решил подышать свежим воздухом перед первым уроком. Увидев друзей, он насмешливо махнул им рукой:

– Привет отряду ленинского комсомола! Стране нужна бумага! Все, как один, встанем в строй! То есть в очередь!

Серега только досадливо поморщился. Он увидел Катю и стал пробираться к ней, Пашка – за ним. Таня сделала несколько безуспешных попыток протиснуться сквозь толпу. Потом положила свою пачку на землю и уселась на нее – всё равно раньше, чем уйдут жлобы-старшеклассники, ей к весам не пробиться. В Костину сторону девочка не смотрела. Да и чего смотреть – он, как всегда, попросту ее не замечал.

Неожиданно кто-то гаркнул басом прямо над ухом:

– А ну, вставай, сопля! Чего на дороге расселась?

Сперва она увидела грязные, видавшие виды кеды невероятного размера, а потом, подняв голову, и их обладателя. Внутри всё похолодело: перед ней стоял самый страшный человек во всей школе – десятиклассник Саша Филин, кряжистый, носатый, с покатым лбом и огромными, как у орангутанга, ручищами. Да и выражение лица выпускника тоже наводило на мысль о предке человека, причем до того момента, как тот взял в руки палку. В свое время у директора был единственная, но, увы, весомая причина принять Филина в старший класс – парень оказался родным племянником методиста из РОНО.

Таня вскочила и уставилась на это чудовище снизу вверх. Она хорошо помнила, как говорил о нем брат – со страхом и ненавистью, награждая за глаза самыми скверными эпитетами. Действительно, Филина боялась и ненавидела вся школа – он был придурочным, в драке не знал никаких запретов, а недавно довел одного восьмиклассника до больницы – тот отказался платить «дань», которую Филин собирал с малолеток при входе в столовую. При этом он чувствовал свою полную безнаказанность – связываться с РОНО никто из учителей не хотел.