Соня в отчаянии опустилась на краешек кресла – что делать, она не знала. Насильно сестру не удержишь – даже если бы Соня была здорова, Анька крупней и сильней. А разговаривать бесполезно. Наверное, Мара смотрит сейчас на всё это в ужасе: «Что же ты, Сонечка? Как допустила?»

– Аня… За что ты меня так ненавидишь? – в бессилии произнесла она. – Что я тебе плохого сделала?

Брови у сестры сошлись на переносице, а губки поджались – сейчас Соня видела настоящую пародию на Вову.

– Не ной! – заявила сестра. – Давай к делу. Где сберкнижка? Себе заныкала?

Так она ещё никогда себя не вела. Это было ужасно.

– Почему ты хамишь? Зачем тебе книжка?

– У нас денежки пополам – забыла? – она уже перестала нарочито шататься и деловито обшаривала ящики в шкафу.

– И что – прямо сейчас понадобилось?

– Ага.

– Тебе что Женя насчёт Москвы сказал?

– А мне не на Москву!

– А на что?

– Не твоё дело.

– Если тебе нужны деньги – я дам, – Соня опять поднялась.

– Не нужны мне твои подачки. У меня свои бабки есть.

– Послушай, а где Костик? – Соня решила подойти с другой стороны.

– Не твоё дело.

– Аня, ты всё равно не сможешь снять с книжки, она оформлена на меня. Хочешь забрать свою половину – скажи мне, зачем.

– Да? Ну ты хитрозадая! – Анька полностью повторяла Вовины интонации. – И как это ты маму уговорила?

– Что… – обомлела Соня. – Ты же знаешь… всё при тебе…

– Мама тебе поверила! Ты всегда-а умела к ней подластиться… А я вот не верю! – выкрикнула Анька. – Вот возьмёшь и истратишь всё! На молодого-то мужика средства нужны – подтяжки, растяжки… А то убежит!

Она больше не разговаривала, как пьяная, но всё-таки не могла же она так говорить в здравом уме? Казалось, в неё вселился бес, настолько эта отвратительная фурия не походила на её взбалмошную, но такую добрую и преданную сестрёнку.

Соня молчала, не в силах оторвать от неё глаз.

– Она и раньше всегда делала доверенность на тебя! А почему, скажи, почему? – продолжала сестра в том же духе.

– Ищи в корне слова «доверенность», – тихо, без всякого выражения, произнесла Соня, продолжая смотреть на неё. – Как только смогу выйти на улицу, сниму все деньги и отдам тебе. Вместе с историей вкладов – чтобы не сомневалась.

Всё, с неё хватит! Пусть забирает, что хочет, и идёт! Так больно и горько… что слов не находится. Осталось только услышать про чужую кровь, и всё между ними будет кончено. Или – уже?

– Не хрен на меня пялиться! – не выдержав, сестра отвела взгляд. – Всего мне не надо! Тогда вот это пока возьму. Это мамино наследство! Ровно половину.

Соня только сейчас заметила, что у Аньки в руках шкатулка с мамиными «драгоценностями». Там и было-то всего, что пару цепочек, серьги, да три золотых кольца. Остальное – так, бижутерия, серебро, бусики из бирюзы… мать не умела себя украшать. Анька высыпала содержимое на столик, под нос Борису. Не выбирая, отгребла на глаз половину, не глядя, сунула всё это в карман и направилась к выходу.

– Деньги возьми! – не выдержала Соня. – У тебя что, кончились?

Когда приходил Костик, она положила в сумку десятку, но мало ли что… Анька не реагировала, она уже подобрала сапоги и натягивала их, прислонясь к стене.

– А, да, как я забыла! Я же тебя из дома выгнала, в чём была, надо, чтоб все поверили, как твой папочка, да? – горько сказала Соня.

Но на этот раз на сестру ничего не действовало. Не отвечая, она пыхтела над сапогом-гармошкой, который никак не хотел натягиваться и выпадал из рук. Наконец, справилась с обувью, сунула руку в рукав тоненькой курточки и, позабыв про второй, ринулась к выходу.

– Оденься немедленно! Холодно! Бомжиху изображаешь? Не стыдно так по улицам ходить? – в отчаянии выкрикнула Соня, кидаясь ей вслед. Голова у неё сразу же закружилась.

– Стыдно? – Анька обернулась. – Если мне не стыдно быть маминой дочкой и твоей сестрой… то мне уже ничего не стыдно!

– Что… – в глазах у Сони потемнело, и она привалилась к шкафу.

– Что слышала. Да, кстати, сколько можно человека морозить? Отмёрзнет у него всё – и ни себе, ни людям…

Анька метнулась на кухню, распахнула окно и заорала:

– Димон! Иди сюда! Путь свободен!

Соня бросилась к ней:

– Ненормальная… прекрати… закрой!..

Но сестра всем телом загораживала форточку, выглядывая в окошко.

– Чёрт… В подъезд, что ли, спрятался?

Она сиганула к дверям, и её каблуки застучали по лестнице.

– Иди, давай, тебя зовут! – раздался её крик на весь подъезд.

Одновременно внизу хлопнула дверь, и послышался новый топот – кто-то взлетал вверх – через ступеньку.

Незакрытая дверь скрипнула, и на пороге показался он.

А с Соней происходило необъяснимое. Она была больна, с высокой температурой. Только что убежала из дома сестра – раздетая, неадекватная… Соседи слышали её крик.

Но всё это вмиг перестало беспокоить Соню. В голове теперь было только одно: какая она больная и некрасивая…. почему он застал её в таком виде… Но и это исчезло, пропало, как только они встретилась взглядами. В одну секунду Дима заполнил всё пространство души, а оставшийся мир уменьшился, скукожился, отошёл на второй план.

Дима выглядел жутко замёрзшим. Он стоял всё в том же тоненьком плащике, шея – голая, на ногах – модная, совсем не зимняя обувь. Обоих колотило: его – не меньше, чем её. Соня не могла удержать своих рук – они тряслись. Не могла произнести ни слова, только дала ему войти и закрыть за собой дверь – не хватало ещё разборок на лестнице.

– Ты, правда, звала меня? – выпалил он.

Соня попробовала прийти в себя. Остатки разума в её голове ещё сопротивлялись нахлынувшему безумию, но с каждой секундой всё больше и больше проигрывали битву.

– Нет… Нет! – выдохнула она. – Митя, уходи…

– Как… как ты меня назвала?

Ноги у неё подогнулись.

– Не знаю… У меня температура. Я не могу… Пожалуйста, умоляю, не теперь…

– Ты заболела? Что с тобой? – он подхватил её под локоть.

Если ещё можно было что-то сделать, то надо было делать сейчас. Соня резко дёрнулась, отшатнулась, но голова у неё закружилась сильнее. Всё вокруг поехало – быстрее, быстрее. Потом свет в глазах погас, и она начала куда-то сползать.

Она боялась открыть глаза. Вдруг весь мир продолжает крутиться, или снаружи окажется полная темнота?

Соня сознавала, что лежит на подушке, другую зачем-то подложили ей под ноги. Но главное, мама гладила её по голове – те же движения, тот же ритм. Конечно же, это была она, никто другой не смог бы касаться Сони вот так – с затаённой нежностью, едва сдерживаемым – лишь бы не в тягость – порывом. Мара дотронулась губами до её лба, наверное, проверяя температуру – губы были прохладными и несли облегченье, в их прикосновении чувствовались потерянность и испуг – мать всегда легко впадала в панику, если кто-то заболевал.

В ту же секунду Соня очнулась. Мамы, конечно же, не было. Рядом с диваном, на котором лежала Соня, стоял на коленях Дима. Его бледное испуганное лицо нависало прямо над ней. На нём была чёрная рубашка, плащ валялся на полу. Поняв, что Соня пришла в себя, Дима порывисто сжал её руку.

– Слава Богу…

Она попробовала приподняться, но ощутила дикую слабость. Испугавшись нового головокружения, опустилась обратно.

– Лежи, пожалуйста, лежи! У тебя есть что-то от жара?

– Да, там… на кухне. Около хлебницы, на столе, – Соня сама удивилась, что может говорить, да ещё так спокойно, о бытовых вещах.

Дима вернулся через пару минут, в одной руке он держал стакан, в другой – мокрое полотенце. Приподняв Соне голову, поднёс лекарство. Соня перехватила стакан, но Дима руку не отпустил, пока она не выпила всё до дна. Потом в несколько раз сложил полотенце и положил ей на лоб. Аккуратно вытащил из-под неё одеяло и укутал, как маленькую.

– Я вызову скорую. У тебя сорок, не меньше!