Почему такое маленькое поле 16x20 – это для того, чтобы привыкнуть к пространству. Пальцы должны постоянно двигаться по бумаге, чтобы быстрее схватить компоновку рисунка, знать, где начать и где закончить. Потом он перешёл к большему рабочему полю – 17x24 сантиметра. Стало сложнее работать. Тогда он стал делать по утрам две зарядки – физическую и творческую. Каждый день по тридцать минут работал с карандашом. Теперь же свободно владеет форматом А4, в котором чувствует себя вполне уютно. Рисовал на меловой бумаге, на перевёрнутых обоях не только карандашами, толстыми графитами, но и шариковыми ручками. На меловой бумаге сделал два планшета – дорожный 16x18 сантиметров и для дома 20x30. Созданная им методика рисования для слепых позволила ему вернуться к ежедневным зарисовкам, где бы он ни находился – в дороге, в транспорте, в музее, на выставке или дома. Эти наброски хранили его творческие идеи, увиденные в снах образы, помогая ему подняться на другую ступень самосовершенствования.
Олег открыл нижний ящик письменного стола, вытащил планшет, толстый графит и положил перед собой. Он быстро прошёлся кончиками пальцев по поверхности листа, определив внутренним зрением размер планшета. Взял в руки графит и замер. Его неподвижный взор устремился к потолку, будто он увидел там что-то очень важное. И сам он, сидя на стуле, подобрался и вытянулся в струну. Правая рука с графитом заметалась витиеватыми движениями в определённой точке листа и, нажимая на мягкую плоскость листа, быстро понеслась по нему, делая при этом на первый взгляд непонятные узоры. Пальцы левой руки почти одновременно, не отставая от графита, бежали по этой проведённой контррельефной линии, передавая свою осязательную информацию в мозг, так рисунок приобретал конкретные формы, что помогало внутреннему зрению представить полученное изображение. Чтобы не потерять в процессе рисования образ, надо выполнить рисунок от начала до конца, не отрывая рук от бумаги. Стоит поднять графит вверх, оторваться от линии, – сразу терялась связь с образом. Свои молниеносные рисунки без единого отрыва рук от листа бумаги Олег определил ёмкой фразой: «За мыслью вслепую бежит карандаш».
Закончив первый эскиз, Олег быстро вынул его, вложил второй чистый лист в планшет, удерживая в памяти образ. Теперь уже быстрее и увереннее он воспроизвёл его, как ему показалось, ближе к оригиналу. Мысль работала чётко и ясно. За мыслью свободно бежал карандаш, воспроизводя уже точнее то, что он видел внутренним зрением. Так он делал несколько раз. Отпечаток его воображения на бумаге был ему недоступен зрительно, но каким-то непонятным для него образом в определённый момент приходила к нему уверенность, что всё получилось.
Закончив последний эскиз, Олег выдохнул и расслабился. Неожиданно в тишину ворвался резкий телефонный звонок. Он вздрогнул. В отсутствие жены звонки вызывали тревогу, будто в его закрытое молчаливое пространство врывалась иная жизнь, несущая неразрешимые проблемы.
– Ну-ну, спокойно, – сказал себе Олег, вставая со стула. – Жизнь не остановишь, нечего прятать голову в песок.
Сосредоточившись, он повернулся к дверям своей комнаты, вышел из неё и направился к телефону в проходную гостиную.
«Интересно, кто это? Сын сегодня не обещал звонить.
Может быть, лидера мне нашли для пробега?» – думал он, подходя к аппарату. Подняв трубку, Олег услышал звонкий голос Катерины, референта скульптурной секции Союза художников.
– Олег Ефимович, здравствуйте! Спешу сообщить вам, чтобы вы готовились к очередной осенней выставке Союза. Привозите новенькую работу на секцию, готовим экспозицию. Не затягивайте, место надо забивать.
На всё про всё дней десять.
– Катюша, есть, есть у меня новенькое, послезавтра с утра поеду в мастерскую на Петроградскую, а оттуда прямо к вам в Союз с работой. Спасибо, что не забыли про меня. До встречи, – сказал он радостно и положил трубку.
Мысли о выборе работы стали крутиться в голове с удвоенной силой. Религиозная тема не ко времени. Надо приберечь для рождественских дней. Можно выставить портрет друга, Игоря Бузина. Для Дня победы есть задумка, над которой ещё работать и работать. Олег перебрал в голове последние работы и остановился на портрете Владимира Высоцкого. Долго он к нему подбирался. Хотелось подчеркнуть техникой исполнения характер поэта, выполнить его свободными, резкими, рваными пластическими мазками. Найти то выражение, тот наклон головы, которые были узнаваемы для всех и включали бы в себя поэтический накал души барда. Но пока портрет не удавался. Да ещё и постамент поехал.
«Пожалуй, отнесу композиции «Нежность» и «Газовая труба», – подумал он, приняв окончательное решение.
К реалистическим портретам известных личностей он шёл своей непроторенной дорожкой. Придумывал разную методу исполнения, стараясь приблизить образ к оригиналу. Его не пугала кропотливость и трудоёмкость придуманных манипуляций. Многое отвергалось им самим, но он шёл дальше, пытаясь найти ту точку соприкосновения с образом, которая позволяла бы ему осязательно представить в воображении образ в целом, чтобы передать его в материале. Здесь ему приходил на помощь его опыт работы с силуэтами, с рисунком и линогравюрой, требовались только ксерокопии портрета в разных ракурсах и небольшая техническая помощь. Проще было с портретами друзей, которых он мог изучить живьём и представить как скульптуру, запоминая форму головы, улавливая чуткими пальцами неповторимые черты лица каждого.
Многие в Союзе художников удивляются: зачем ему это надо? Достичь схожести с оригиналом, тем более с его внутренней сутью, даже у зрячих скульпторов не всегда получается. А он посмел это делать и упорно идёт этой тропой. Да, не всё выходит так, как хотелось бы. Но с каждой работой, тренируя свой мозг, развивая воображение, концентрируя память, обостряя тактильную чувствительность пальцев рук, он становился ближе к своей мечте.
Олег на подъёме вернулся к своему рабочему столу. Нажав на говорящий будильник, проверил, который час, и решил ещё немного надиктовать воспоминаний, потом попить чаю, послушать в семь вечера короткую радиопередачу «Зримый город», которую вёл его любимый журналист, теперь уже его друг Владимир Дзоциев, и готовиться ко сну.
Включил диктофон и продолжил запись:
«13 августа 1962 года я женился на чудесной девушке Валентине Фёдоровне Павловой. Она переехала ко мне жить в общежитие в двенадцатиметровую комнату, которую мы перегородили, придумав отдельный выход через небольшой тамбур. Так появилось у нас своё гнёздышко, которое мы стали любовно обживать. Медовый месяц мы проводили в деревне Хлопотово Псковской области, где жила бабушка Валентины, в трёх километрах от станции, около речки с тем же названием. Природа Псковской области уступала селигерским местам Калининской, но по-своему была интересной. На Псковщине мы отдыхали не раз. И за эти годы я много выполнил работ в технике акварели, темперы и гуаши, со множеством карандашных зарисовок. От масляных красок я отказался. Помню, как увлёкся росписью больших псковских камней акварелью. Камни на глазах преображались от прозрачной акварели, делались необычными, фантастически привлекательными. Работа жила на природном ландшафте до первого дождя. И в этом была её прелесть.
Мы с Валюшей часто ездили в отпуск в деревню к Валюшиной маме в Псковскую область. Там у неё был большой сад. Однажды меня попросили спилить деревья, затеняющие фруктовые деревья. Ну и закипела работа. В углу сада стояла большая ракита, сплетённая из нескольких стволов. Колючая, раскидистая, высокая. Спилить её полностью, конечно, я не смог. Но она давала большую тень. Я оставил три метра от корней, а остальное спилил. Потом долго смотрел на ствол и думал, что можно было бы из этого сделать. Очень хотел работать с деревом. Из инструментов были – топор да пара острых стамесок. Из верхней части ствола получилась большая голова воина в шлеме. У двух засохших яблонь я также оставил стволы, удобные для развешивания белья. Но на этих макушках я как мог оформил сказочных героев. На старой осине я также спилил верх и вырезал трёхметрового старца. Вот так я впервые прикоснулся к дереву. Я вырезал рога, которые повесили при входе в избу – для одежды. Сделал двухметровую скульптуру фараона, которую поместили в центр большой круглой клумбы.
