– Что смешного? – наконец взорвалась я.

– Какое маленькое гнездышко, – сказал он. – Мило. – Он направился в крошечную кухню. – Мне это все больше и больше нравится, – сказал Оливер. – У тебя на стенах картинки с умными надписями. – Он разглядывал картину, которую подарила мне мать. На ней было написано: «У зануд всегда порядок в доме».

– Хммм… Понятно, почему ты повесила эту картину – Он прошел в гостиную. – Боже мой! Ненавижу бардак.

– Какой бардак? – Я действительно не понимала, чем он недоволен.

– Кассеты без футляров, книги валяются. Что это? – Он с отвращением поднял с пола резинку для волос. – Похоже на стригущий лишай.

Я была убита. Всю жизнь я думала, что у людей, которые всё кладут на место, не в порядке с головой. У любого нормального человека в вазах для цветов лежат старые пуговицы и обгрызенные карандаши.

– Я сварю кофе, – сказала я.

На кухню я отправилась в каком-то подавленном настроении. Странное сочетание шампанского, вина и бренди, похоже, совсем не повлияло на Оливера. Он последовал за мной на кухню. Когда я включила чайник, он подошел ко мне сзади и обнял за талию. Я моментально обо всем забыла, повернулась, и мы поцеловались. Я пришла в экстаз оттого, что наконец прикоснулась к нему, – мне так давно хотелось это сделать! Спустя какое-то время его рука спустилась ниже, он погладил меня по бедру и поднял юбку. Я не хотела, чтобы он раздевал меня, потому что была в колготках с уплотненным поддерживающим верхом и в белых трусах, которые я выстирала в машине вместе с синими носками. Поэтому я взяла его ладонь и положила себе на грудь, что тоже оказалось приятно. Мы еще недолго целовались, но меня шатало, и я боялась, что грохнусь. Оливер коснулся губами моей щеки и произнес:

– Можно я останусь на ночь?

– Я не уверена. – Внезапно меня охватила паника.

Он снова начал целовать меня.

– Ладно тебе, не говори глупости.

Тут я испугалась, что он подумает, будто я неопытная, и сказала:

– Пойду в ванную. – По-моему, это было очень по-взрослому, и к тому же у меня появилась возможность побрить ноги и снять сине-белые трусы. Я бросилась в ванную, сорвала с себя одежду и запихнула ее в сушилку, чтобы не устраивать беспорядок. Депиляционным кремом пользоваться нельзя – слишком мало времени, и воняет он ужасно. У меня точно где-то была бритва. В панике я вытащила все содержимое шкафчика под раковиной, но так ничего и не нашла. Оливер нетерпеливо прохаживался по гостиной. Так, бритье ног отпадает. Я пригладила щетину – ничего, если вести рукой вниз, а не вверх, даже не очень противно. Я приняла душ. Надушилась в нужных местах. Почистила зубы. Вспомнила, что голубой халат в стирке, завернулась в полотенце, просунула голову – только голову – в дверь. Он сидел в моем кресле в гостиной и курил.

– Я готова, – сказала я с нервной улыбкой. Он поднял глаза. Нырнув в спальню, я поставила лампу на пол, забралась в постель и натянула одеяло до подбородка. Я стеснялась.

Он вошел, слегка пошатываясь, с пепельницей в руке. Поставил пепельницу на туалетный столик, затушил сигарету и сел на кровать. Повернулся ко мне спиной и стал развязывать шнурки – прямо как муж, вернувшийся с работы. Меня он будто не замечал – не очень-то романтично… Он встал и снял рубашку – через голову, не расстегивая пуговиц. Я разглядывала его по частям, а не целиком – рельефные мышцы на животе, на руках. Он расстегнул брюки и снял их, стоя ко мне спиной. Аккуратно сложил и положил на стульчик. Потом сложил трусы – это меня уже насторожило, – аккуратно положил их сверху брюк и забрался под одеяло.

Я повернулась к нему лицом. Мы поцеловались. Было так приятно лежать рядом с ним обнаженной. Он опустился и начал целовать мою грудь. Дыхание у меня участилось. Он положил голову мне на грудь и тихонько лежал на мне, опустив руки.

Через несколько минут мне стало интересно, что же все-таки происходит. Я слегка поерзала. Он поднял голову и снова стал целовать меня в губы. Дышал он очень тяжело. Он навалился на меня и раздвинул коленом мои ноги. Опустил руку и проскользнул внутрь – прямо так, сразу. Я безумно его хотела и начала выгибать спину, стонать и извиваться в экстазе. Но вдруг, в самый интересный момент, я поняла, что Оливер перестал двигаться. Он прижал меня к кровати своим весом, уткнулся головой мне в шею и лежал совершенно неподвижно. Я тоже перестала двигаться, и наступила тишина. И тут он захрапел.

Когда я оправилась от шока, моей первой реакцией был смех. Я представила, что слышно соседям: «О, о-о-о-о, хррррр, о, о, о-о-о, хррррррррр. О». Через некоторое время мне пришлось его разбудить, потому что я не могла пошевелиться и не хотела умереть от удушья. Он вдруг стал очень мрачным и нахмурил брови. Встал и пошел в ванную, а потом я услышала, как он возится в гостиной. Чуть позже он вернулся в спальню и стал одеваться.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Я иду домой. Завтра рано вставать.

Мне в горло словно воткнули целый набор кухонных ножей.

– Даже не думай, – сказала я. – Иди в постель.

– Но…

– Что «но»? Тебе нельзя ехать домой, ты слишком пьян, и, если сядешь за руль, я позвоню в полицию. К тому же ты только что уснул на мне, а предполагалось, что меня ждет ночь страсти. И ты храпел. Так что иди обратно в постель.

Именно тогда Оливер окончательно меня уничтожил, и моя уверенность в собственной сексуальной неотразимости превратилась в маленькую сморщенную горошинку. Он крепко сжал губы. Странно взглянул на меня и начал кивать, будто соглашаясь с мыслью, только что пришедшей ему в голову. Стащил одеяло и посмотрел на меня. Потом разделся – к моему изумлению, у него снова была эрекция – и забрался в кровать. Когда все закончилось, я была очень довольна и гордилась собой. Потому что я, Рози Ричардсон, сумела довести Оливера Марчанта до оргазма.

Позже, когда он уснул, я лежала и наблюдала за ним. Его длинные ресницы были похожи на пушистых гусениц. Я была счастлива, все дурные предчувствия исчезли. Я не могла поверить, что Оливер Марчант лежит в моей постели. Инстинктивно я понимала, что такие мужчины, как Оливер, терпеть не могут, когда их теребят во время сна, но все же рискнула тихонько поцеловать его в щеку и нежно к нему прижаться.

– Ради бога, прекрати, ты уже не маленькая, – сказал он и повернулся ко мне спиной.

Ублюдки обладают какой-то особой притягательностью для женщин, и я не исключение. «Роковые женщины более желанны, чем верные, – где-то прочитала я. – Их иногда убивают, но никогда не бросают». С мужчинами то же самое. Встречаясь с Оливером, я забыла, что такое скука и стабильность. Но в этом и заключалась вся прелесть. Стремление изменить мужчину затягивает и щекочет нервы. Даже когда я поняла, что собой представляет Оливер, я все равно не оставила попытки противостоять его тяжелому характеру и изменить его сволочную натуру. Мне казалось, что ему не хватает любви и заботы и что очень скоро он станет другим. Я действительно верила, что моя любовь способна на него повлиять.

Моя подруга Рода, которая была старше меня и приехала из Америки, сказала, что я страдаю опасной формой зависимости, а ублюдков типа Оливера нужно сторониться, как прокаженных.

– Хорошо, оставлю его только для секса, – легкомысленно ответила я.

Позднее Рода сказала, что поездка в Африку – еще одна разновидность моего мазохистского комплекса самоуничтожения и что мне нужно остаться в Англии, научиться любить себя и встречаться с нормальными парнями. Но я ответила, что она читает слишком много американских книг по практической психологии, и предложила ей выпить и расслабиться.

Когда только начинаешь встречаться с мужчиной, будто учишься кататься на водных лыжах. Встаешь на них и едешь – и вроде все нормально, но в любую минуту можешь упасть, промокнуть и безумно разозлиться. Совершенно непредсказуемо. Представьте себе такую картину: прошло три дня после той ночи с Оливером. Он не звонит. Но поскольку я тогда была еще молодой и неопытной, и к тому же без ума от него, мне в голову не пришла очевидная мысль: «Он ублюдок». Естественно, я была не настолько тупой, чтобы сидеть дома по вечерам и гипнотизировать телефон. Я уходила и включала автоответчик, и этот автоответчик тоже мог кого угодно довести до истерики. Иногда я возвращалась и не обнаруживала ни одного сообщения, и тогда начинался кризис. Или возвращалась и видела три сообщения: два от Роды и одно от Гермионы, которая отчитывала меня за то, что я не сказала ей, что днем Кассандра оставила сообщение и Перпетуя не придет на ужин.