— Картошка! — завопил Арвид таким голосом, будто увидел не обыкновенную картошку, а ананасы или бананы. — Смотри, какая разваристая! И пар идет!

Сидевшим в основном на хлебе и воде ребятам базар показался сказочно роскошным. Дебелые тетушки в платочках на все голоса расхваливали свой товар, но без этого можно было и обойтись, потому что пассажиры пятьсот веселого хватали все подряд.

Генка купил большущую чашку картошки у тетки, которая показалась ему наиболее опрятной.

— Берите, ребятишечки мои, — скороговоркой застрекотала тетка, опрокидывая картошку на свежевымытый огромный капустный лист. — Картошечка у меня сладкая, земля на огородике с песком, вот картошка и получается вкусная да рассыпчатая…

А в это время Арвид уже ожесточенно торговался с теткой, перед которой стояла гигантская чугунная сковорода с жареными карасями. У торговки было плоское лицо, напоминавшее по форме рыбу, которой она торговала, а выпученные глаза тоже были как у рыбы, только что вытащенной из воды.

Ну как можно было после сухомятки, после многодневного поста устоять при виде золотистой поджаристой корочки, которая даже на взгляд казалась хрустящей и удивительно вкусной! Арвид торговался азартно, с плосковатыми шуточками-прибауточками. Тетка еще сильнее вытаращила глаза, ошеломленная таким потоком красноречия.

— Да бери ты, черт говорливый! — рассердилась, наконец, она, от злости маленькая пуговка ее носа зарделась, как вишня. — Бери или не мешай торговать. Не засти свет другим людям.

Арвид ловко схватил со сковороды двух самых лучших карасей, приблизил их к остренькому носу и зажмурился от наслаждения:

— Красотища! Вкуснятина! Но я шее равно хочу мяса. Мяса и зрелищ!

Последние слова Арвид выкрикнул так, что соседние торговки вздрогнули. А старуха, торговавшая чудовищно дорогими малосольными огурцами, перекрестилась и ахнула:

— Припадочный! Припадочный как есть!

Мяса на прилавках не было. Но тут ребята увидели устроившегося на отшибе мужика в кепчонке, такой рваной, будто он снял ее с огородного пугала и надел на себя специально для того, чтобы привлекать покупателей.

— Мясо! Свежая говядина! — ржавым голосом скрипел мужик. — Покупайте свежую говядину.

Он сидел на старом ящике, а на другом ящике лежал самодельный противень из толстенного железа. На противне виднелась груда жареного мяса, разрезанного на маленькие кусочки.

За торговцем, спиной к спине, сидел какой-то мужик, здоровый и молодой, судя по широким плечам и крепкой толстой шее. Мужик выпивал прямо из бутылки, запрокинув кудлатую голову.

— Почем? — поинтересовался Арвид, жадно оглядывая горку мяса, которое показалось Генке подозрительным, по крайней мере, оно мало походило на «свежую говядину».

Мужик медлил, не называл цену. Короткими пальцами, на которых поблескивала рыбья чешуя, он разворошил горку мяса, прикидывая на глазок покупательную способность по-тюремному остриженного долговязого мальчишки. Внешность покупателя не показалась ему внушающей доверие, и он лениво процедил сквозь зубы:

— Не возьмешь ведь. Топай отселева.

Но Арвида было не так-то легко отшить. Скороговорка его прямо-таки мелкой дробью посыпалась на продавца.

— Тьфу, анафема проклятый! — выругался мужик, улучив паузу. — Закрой свое поддувало! — Тут он разделил мясо на три кучки и назвал такую цену, что даже видавший виды Арвид позеленел от негодования.

— Ты шутишь, дядя?!

— Не хочешь, так топай туда, откуда принесло, голь перекатная. — Мужик безразлично поскреб щетину на щеках, медных от загара.

Генка стоял рядом с Арвидом, обе руки у него были заняты свертками с картошкой и рыбой. Он хотел вмешаться в спор, но тут подошли Владимир Астахов и Матвей.

— Мясо покупаете? — спросил Владимир, бросив брезгливый взгляд на неопрятного мужика и его товар.

— Говядинка у меня свежая, — заторопился мужик, прихорашивая руками кучки на противне: он сразу почуял денежного человека.

Владимир вдруг поднял тяжеленный противень и понюхал «товар».

— Говядинка, говоришь? — Слишком спокойный голос Астахова заставил торговца прижаться спиной к спине здоровенного мужика, опять запрокинувшего голову. — А почему она у тебя тухлая?

— Пшел отселева! — заверещал мужик. — Ходют тут всякие умники! Проваливай своей дорогой!

— Выбрось эту гадость, пожалуйста, — совсем тихо произнес Владимир, и даже Арвид, любивший скандальчики, растерянно отступил и прижался к Генке.

Торговец, схватив сидевшего сзади мужика за плечо, завопил:

— Гришаня! Твово дяденьку родного забижают!

— Кто это? — лениво отозвался пьяный, даже не оборачиваясь. — Вот я ему покажу кузькину мать.

— Пойдем со мной в милицию, — едва разжимая зубы, сказал Астахов. — Там с тебя хорошо спросят.

— Ой, лихо, Гришаня! Ой, лишенько! — взвизгнул торгаш, воздев к небу обе руки. — Допоможи своему дяде родному! — А сам в это время отходил, освобождая дорогу заступнику.

— Га! — зыкнул Гришаня и, наконец, тяжело встал, повернулся к Владимиру. Генке почему-то запомнились четкие черные брови на расплывшемся красном лице с толстыми губами.

— Этот, что ли? — спросил Гришка и сделал шаг в сторону Владимира.

— Этот, — услужливо и мстительно залепетал сзади торгаш. — Этот, Гришаня, этот!

Гришка в рубахе, обсыпанной рыбьей чешуей, навис над Владимиром бесформенной глыбой.

— Кыш отсюда! — рявкнул он. — Сгинь, гнида интеллигентская!

Остальное произошло почти мгновенно. Гришка левой рукой сгреб рубашку на груди Владимира, притянул его к себе, а правым кулаком, скорее, не ударил, а толкнул его с такой силой, что тот пролетел метра три и упал на спину.

— Подержи-ка, — Генка сунул Арвиду свертки, но тот даже не успел взять их.

Нечеловеческим прыжком, будто внутри у него была сжатая и вдруг отпущенная пружина, Владимир подбросил себя на ноги, схватил тяжеленный противень и бросился на ухмыляющегося Гришку.

— А-а! — заорал Гришка, пытаясь защититься рукой, но острый угол противня обрушился ему на голову.

Гришка еще несколько мгновений стоял, потом ноги его подогнулись, голова и руки судорожно мотнулись вперед, и он упал, уткнувшись лицом в жирную мягкую пыль.

— Гришаню убили! — завыл торгаш бабьим голосом и почему-то не побежал, а пополз в сторону на четвереньках.

А Владимир, бледный, безмолвный, стоял и разглядывал противень, который все еще не выпускал из рук. Потом отбросил железо в сторону и только тогда увидел Генку и Арвида. Лицо его передернулось.

— Уходите, ребята. Прошу вас. Уходите, — голос у Астахова был потухший, и Генка увидел, что глаза у него почти белые.

— Оклемается. Не боись, Володя, — уверенно сказал Матвей, потом бросился в сторону и извлек из-за груды ящиков упирающегося торгаша. — Не уйдешь, пакостник паршивый, елочками ты прорасти! Будешь отвечать по закону!

Толпа хлынула к месту происшествия.

— Изверг! Убил ведь насовсем! — кричала какая-то баба. — Взаправду убил. Головной череп проломил насквозь!

— Пропустите, граждане! — раздался деловитый возглас.

— Милиция!

Два милиционера пробирались сквозь толпу.

— Бежим, а то в свидетели потащат, — Арвид потянул Генку за руку. Генка отмахнулся от приятеля, в этот миг он уже не помнил, что Арвиду надо избегать встреч с милицией.

Один из милиционеров, черноволосый и строгий, бросил оценивающий взгляд на Гришку и произнес так, будто ожидал другого исхода:

— А ведь жив. Э-э! Да это ведь Гришка Харламов, старый знакомый!

Потом поглядел на Владимира:

— Ты?

Владимир ничего не ответил.

— Вижу, что ты. А зачем? Убил бы насмерть — схлопотал бы срок за такого… — Черноволосый милиционер несколько секунд подбирал подходящее слово, но так и не нашел и только махнул рукой, показывая, что Гришка — совершенно отрицательная личность.

Подошел и второй милиционер, высокий, веселый, с пшеничным чубом, выбившимся из-под фуражки.

Тут выступил вперед Матвей: