— Вернулись все на свои базы, — отозвался фронтовик и тут же расписал учителю и Николаю, как Генка мужественно сражался с бандитами.

Но, к общему удивлению, старичок отругал Генку.

— Вы знали, что они могут на вас напасть, — сердито сказал он. — К вашей храбрости надо бы прибавить и предусмотрительность.

Генке пришлось проглотить этот упрек. А Василий Сергеевич подумал несколько секунд и вдруг забеспокоился:

— Я видел этих хулиганов. Они мимо нас проходили. Мне кажется, они будут срывать злобу на других пассажирах. Я знаю уголовников, правда, дореволюционных. Но и после революции они вряд ли лучше стали.

— Это точно, — поддержал Матвей. — Они думают, в таком поезде нет ни Советской власти, ни милиции. Наверняка не бросят пакостить, елочки!

— Не позволим, это самое, — сказал лесоруб. — Пойдемте навестим наших «крестников», так скать. Проверим ихнее поведение.

К «крестникам» пошли все, кроме женщин. Лена сказала Генке:

— Ты не ходил бы. Смотри, какой бледный!

— Ничего! — бравирнул Генка, хотя чувствовал себя неважнецки. — Схожу.

Хулиганы, оказывается, обосновались в предпоследнем вагоне. Об этом охотно сообщил встретившийся мужик, у которого из носа буйно клубились волосы.

— Они уже всем обрыдли. Такие бандюги, что не приведи господь. Девок гоняют, а студентика одного совсем зашпыняли.

— А вы что смотрите? — сердито спросил Владимир. — Собрали бы мужчин и сдали этих бандитов в милицию.

— Э-э, брат. Они могут ножичком чик-чик сделать, — начал оправдываться мужик. — А кому охота на тот свет раньше времени попадать?

— Эх, — закипятился Матвей. — Попались бы мне такие на фронте…

— Спокойно. — Василий Сергеевич поднял вверх руку. — Разберемся без горячки.

Старый учитель шел бодро, решительно, и Генка просто гордился им.

По дороге, узнав, в чем дело, к «делегации» присоединились еще несколько человек: видно, хулиганы уже всем надоели.

Первым в вагон взобрался Иван Капитонович. Генка вскарабкался последним — побаливала рука. Юрка, Лешка и кривоносый сидели в углу и настороженно смотрели на визитеров. Вид у них был не очень воинственный.

А в другом углу сидел на чемодане тощенький паренек в очках, явно растерянный, ничего не понимающий.

— Говорят, обижают тебя, парень, эти жулики? — спросил у паренька лесоруб.

Парнишка вскочил.

— Пусть, пусть издеваются, — лицо студентика пошло пятнами. — А я все равно их не боюсь! Я их презираю!

Паренек кричал, а вид у него был жалкий и затравленный. С верхней полки подала голос какая-то лохматая тетка:

— Ой, студент! Лихо тебе аукнется. Молчал бы уж, бедолага.

— Хватит молчать! — рявкнул лесоруб, да так, что сидевшие бандиты вскочили. — Правильно, сынок, говоришь, это самое. Они рады, когда их боятся.

— А что с ними делать? — Матвей почесал затылок. — Куда их девать? Кругом лес да поле, елочки зеленые! Не будешь всю дорогу за ними надзирать.

— Да-а, — протянул Василий Сергеевич. — Положение у нас глуповатое. — Он немного подумал, а потом предложил:

— Пусть они идут пешком. До Омска уже не очень далеко. Пусть прогуляются, подумают обо всем…

— Правильно! — воскликнул мужик, показавший вагон с хулиганами, и даже бросил кепку на пол. — Правильно, братцы! Ей-богу, правильно!

А непокоренный студентик сначала стоял и хлопал близорукими глазами, потом взволнованно заговорил, чуть заикаясь:

— Я знал, товарищи! Я знал, что они трусы. Знал, что их накажут! — Тут он подбежал к Ивану Капитоновичу и протянул свою тонкую руку:

— Спасибо вам!

— Пустое, так скать, — расплылся от похвалы лесоруб. — Просто все хотят, чтобы все было как у людей. Хоть где ты, это самое, хоть в вагоне, хоть в тайге таежной. Правильно я говорю?

— Правильно, чего там, елочки зеленые, — поддержал лесоруба Матвей и прикрикнул на хулиганов:

— Собирайте монаточки — и прости-прощай, Маруся! Ножками пройдитесь, елочки, раз котелки плохо варят!

— Чо пристали? — заныл Лешка, наверное, самый бестолковый из тройки.

А Юрка и парень с челкой быстро сообразили, что спорить бессмысленно.

— Пойдем, — буркнул Юрка, и они, нагнув головы, пошли к двери.

Бабы и девчата хихикали, глядя им вслед. Возле первого вагона Юрка все же обернулся и погрозил всем кулаком. Но это было уже только смешно.

— А ты, Капитоныч, прямо-таки красивую речь сказал, елочки зеленые, — засмеялся Матвей. — Оратор, да и только!

— Ну, какой там оратор, это самое, — скромно потупил взор лесоруб и начал крутить пуговицу на своем парадном кителе. — Но бывает, что надо сказать слово. Могу произнесть. Складно там или не очень, но глупостей не скажу, уволь, так скать.

А Генка едва дошел до вагона: у него опять закружилась голова. Лена сразу заметила перемену:

— Пойдем, у меня есть бинт, сделаем тебе настоящую перевязку. Жаль, что йода нет.

— Спирт у меня имеется, так скать, в наличии. — Иван Капитонович обрадовался возможности предложить свою помощь. — Спиртом можно промыть рану, это самое. Мы в лесу всегда так делаем.

В вагоне Лена осторожно сняла повязку, которая еще не успела присохнуть к ране. А Иван Капитонович с бутылочкой спирта стоял рядом и качал головой в такт каждому движению девушки,

— В грудь, видать, хотел, аспида этакая, — определил лесоруб. — Но ты, Гена, молодой, все заживет быстрее быстрого.

Когда Лена, прикусив от старания язык, начала промывать рану спиртом, Генка невольно замычал от резкого пощипывания.

— Больно, конечно, больно. — Кукольное личико Лены сморщилось, как будто больно было ей. — Потерпи немножечко.

— Вот и порядок, — удовлетворенно сказал Иван Капитонович, он спрятал спирт в чемодан и пошел на вольный воздух, где его уже поджидали партнеры по игре в дурачка.

— А ты здорово дрался, — проговорила Лена. — Губы у тебя стали как ниточки, а лицо белое, страшное. Ты испугался?

— Не помню. Честное слово, не помню. Наверно, испугался. Особенно вначале и когда нож увидел. Я вообще драки ненавижу. Сейчас мне кажется, что это не я дрался, а какой-то другой человек…

— Я за тебя боялась. — Лена прижалась к его плечу, потом вдруг запрокинула голову:

— Ну, поцелуй же…

Но потрясенный Генка как раз в этот момент увидел, что на него смотрит отец Лены. И было в этом взгляде такое, что заставило Генку отстраниться от девушки.

— Ты что? — еще не открыв глаза, слабым, ждущим голосом спросила Лена.

— Не надо, только не сейчас… — Генка не мог определить, что выражал взгляд больного.

Лена резко оттолкнула его, посмотрела в сторону носилок и поняла все.

— Ну и ладно! И зачем я только связываюсь с малышами!

Она спрыгнула вниз, почти скатилась по насыпи на траву и пошла вдоль состава, маленькая, разгневанная и решительная.

Генка, растерянный и униженный, стоял на середине вагона. «Что же я наделал? — в отчаянии подумал он. — Но неужели я должен был поцеловать Лену на глазах у отца?..»

От огорчения у него заныли раненая рука и плечо. Генка сразу почувствовал себя одиноким и забытым. Даже Арвид, надоедливый Арвид, гулял где-то. Ну и пусть! Все это не имеет никакого значения, главное, быстрее бы добраться до Москвы!

И Генка уныло полез на свою полку. Ну как Лена не могла понять, что он не может, не смеет поцеловать ее на глазах у отца! А как у нее было с теми? Все в Генке содрогнулось от жгучих и обидных видений ревности. Еще недавно казавшийся себе сильным и отважным, он чуть не заплакал от жалости к себе.

— Спит наш паренек? — послышался голос Василия Сергеевича.

— После такой передряги неплохо и поспать, — усмехнулся Владимир Астахов.

Генке не хотелось ни шевелиться, ни говорить, и он притворился спящим.

— Вы знаете, Василий Сергеевич, — снова заговорил Владимир вполголоса. — Когда этот Гена смотрит на меня, мне становится даже как-то неловко.

— Отчего же?

— Я и сам не знаю, как это объяснить. Он смотрит так, будто я какая-то знаменитость, будто ждет от меня чего-то необыкновенного…