Из всех этих фактов и описаний вытекает очевидный вывод, что низкий уровень управления войсками в бою и сражении полностью обесценивает самую совершенную боевую готовность.

Техника и технологии в общих составляющих успеха представлены на схеме на с. 109 на третьем месте, но и здесь технологический уровень, совершенство, функциональность и надежность применяемой экипажами и бойцами техники зависят от конструкторов, инженеров, технологов, рабочих, то есть все эти работающие в тылу люди также принимают участие в общевойсковых, воздушных и морских сражениях, хотя и весьма опосредованно. Значение технологического фактора как производной от качества кадров для успеха в военном деле можно продемонстрировать путем сравнения основных характеристик танковых пушек калибра 50 мм (с длиной ствола 60 калибров) для немецкого легкого танка T-III и пушки Ф-34 калибра 76,2 мм для советского танка Т-34/76. Бронепробиваемость обеих этих пушек с применением бронебойных снарядов на дистанции 1000 метров оказалась одинаковой и равной 60 мм гомогенной стали, хотя в некоторых источниках отмечается несколько лучший показатель для немецкой пушки [54].

Но даже равной бронепробиваемости сталинская советская наука и техника добилась лишь за счет увеличения калибра пуши по сравнению с немецкой более чем на 50%. То есть танковые пушки советского производства по бронепробиваемости оказались более чем в полтора раза хуже, чем немецкие, а точнее на 52,4% хуже. И это не ошибка, в чем читатель может легко убедиться, проведя следующие несложные вычисления:

Понятно, что после этих расчетов уже нет нужды сравнивать пушку Ф-34 с немецкой танковой пушкой калибра 75 мм для танков T-IV и T-V («Пантера») и тем более калибра 88 мм для танка T-VI («Тигр»).

В приведенном сопоставлении технических характеристик танковых пушек проявились важнейшие причины фундаментального технологического превосходства фашистской Германии над Советским Союзом и условия, определяющие технологическое совершенство оружия и техники. В первую очередь эти условия определяются качеством научно-технических и инженерных кадров, и обычно под этим на обывательском уровне понимается квалификация, которая, безусловно, является обязательным условием, но далеко не достаточным. Выясняется, что большее значение в технологии и особенно в серийном производстве имеет дисциплинированность, аккуратность, щепетильность, культура и, наконец, ответственность. То есть технологическое совершенство определяется всем тем, что воспитывается и формируется столетиями. Другие составляющие технологического превосходства, например, качество стали, точность измерительных приборов и инструмента, совершенство металлообрабатывающих станков, — это тоже результат качества научно-технических и инженерных кадров.

Разве можно культуру, аккуратность и щепетильность ожидать от узников ГУЛАГа? Неужели марксизм-ленинизм не учит тому, что подневольный рабский труд, составлявший основу сталинского режима, — это главный тормоз для прогресса? Отечественные историки, за исключением отдельных, наиболее «въедливых», исследователей, полностью замалчивают достижения фашистской Германии в области радиолокации, а ведь благодаря этой технологии нацисты полностью сорвали планы советского командования провести крупную авиационную контрподготовку в июле 1943 года на Курской дуге [54]:

«Основная ставка делалась на внезапность, когда противник не успеет поднять в воздух свои истребители, а обычные патрульные группы будут отсечены и скованы боем истребителями сопровождения. Но немцам с помощью радиолокационных станций удалось обнаружить русские самолеты задолго до их подлета к аэродромам.

В целом надо признать, что удар нашей авиации по аэродромам противника оказался неэффективным и ослабить авиационную группировку противника не удалось. Это стало одной из причин того, что немцами в первый же день операции удалось завоевать господство в воздухе со всеми вытекающими последствиями».

Высокий технологический уровень оружия и боевой техники — это решение боевых задач малой кровью. Очевидным же результатом низкого технологического уровня становятся большие потери техники как боевые, так и по техническим причинам (например, в результате поломок), а значит, нерациональное расходование материальных ресурсов. Но это опять же вершина айсберга, так как боевые потери техники неминуемо влекут за собой большие потери личного состава, в первую очередь экипажей боевых машин, а также всех тех, кого эти потерянные боевые машины должны были сопровождать, защищать и прикрывать.

Кадровый вопрос — это бесконечная тема, которая заслуживает тем более пристального внимания при оценке ситуации в стране в условиях лавинообразного нарастания угрозы войны. О качестве руководителей сталинского режима уже можно получить неплохое представление из приведенных выше описаний. Тем не менее необходимо хотя бы обзорно остановиться на тех кадрах, которые отвечали за разведывательное и контрразведывательное обеспечение действий войск, за создание благоприятных условий в сфере государственной безопасности для вступления СССР в войну.

Чтобы понять, что за люди решали столь сложные и ответственные задачи, нужно вернуться в начало 30-х годов (XX столетия), когда Сталин инициировал масштабный процесс удаления из ОГПУ[85] подготовленных и квалифицированных сотрудников, способных эффективно решать вопросы государственной безопасности. Однако Сталину нужны были «специалисты» иного толка, способные фальсифицировать уголовные дела и для этого применять незаконные (незаконные даже с точки зрения преступного сталинского режима) методы ведения следствия, готовые выполнить любой, даже антиконституционный приказ.

В результате этих так называемых чисток, во-первых, был уничтожен разведывательный аппарат, то есть те органы, которые должны были бы предоставить руководителям государства детальные данные об агрессивных планах фашистской Германии, о состоянии ее военной экономики, научно-технической и технологической сферы, об уровне боевой подготовки войск, о составе их группировок, дислокации и о перебросках частей и соединений, и о многом другом, крайне необходимом для принятия ответственных решений стратегического характера. Так, согласно исследованию Сергея Валентиновича Стяжкина, из 450 сотрудников службы внешней разведки Главного управления государственной безопасности НКВД (далее ГУГБ), включая и сотрудников заграничных аппаратов (резидентур), было репрессировано 275 человек, то есть более половины всей службы. Большинство руководителей заграничных аппаратов (резидентов) были отозваны и репрессированы, в результате чего прекратили свое существование резидентуры в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Риме и даже в Берлине [53].

Еще хуже обстояли дела с разведывательным управлением Генерального штаба. В 1937 году были расстреляны начальники этого управления: создатель зарубежных разведывательных аппаратов Ян Карлович Берзин и его преемник СП. Урицкий. После чего Сталин установил «традицию» раз в год расстреливать начальника разведывательного управления: в 1938 году — С.Г Гендина, 1939-м — А.Г Орлова и в 1940 году — И.И. Проскурова. Были арестованы все руководители структурных подразделений разведывательного управления Генерального штаба, вплоть до начальников отделов и отделений. Сложилась «нормальная» ситуация, когда из некоторых резидентур не поступало ни одного разведывательного донесения в течение года и более. Совершенно очевидно, что ни о какой разведывательной работе за рубежом при таком положении дел не могло быть и речи.

В действительности, Сталин и Берия (а не Гитлер) собственными руками разгромили всю советскую стратегическую агентурную разведку[86], что подтверждается многочисленными историческими фактами. Применительно к трагедии 22 июня все эти факты сводятся к тому, что в Москве ничего не знали о масштабной работе в штабах вооруженных сил фашистской Германии по разработке плана войны с СССР. Эта работа, которая по указанию Гитлера развернулась с июля 1940 года, длилась вплоть до начала войны, то есть почти год. На первом этапе, то есть до декабря 1940 года, немецкие стратеги должны были определить концепцию войны с Советским Союзом, отталкиваясь от двух противоположных подходов: