– Нам нельзя, нельзя. Мы же родные.

– Не совсем, только наполовину. Это и к лучшему. Будет такой маленький семейный секрет.

– Закроем жалюзи, а то слишком светло, – пробормотал он.

Карен вскочила и плотно закрыла окна, отчего в комнате стало почти темно. А вернувшись, притянула его голову к себе на грудь.

У Эрика это было впервые и изменило всю его жизнь. Он понимал, что она не любит его, да и он пока ее не любил. Так что на этот раз – да и потом, занимаясь ошеломительным сексом, – он просто закрыл глаза и дал волю всем своим тайным фантазиям: когда романтичным и нежным, когда жестоким, а когда и постыдным. Грезы вертелись в его голове и становились явью. А в один прекрасный день, занимаясь сексом в более удобной обстановке – на кровати, он открыл глаза, заглянул в глаза ей и понял, что это любовь.

Работу в колледже Святого Ансельма нашла ему именно Карен. Как-то раз, съездив на задание в Ипс-вич, она захватила оттуда экземпляр «Ист Энглиан дэйли ньюс». Вернувшись той ночью, она пришла в дом, где он в подвале решил поесть, пока работа еще не закончилась, и принесла с собой газету.

– Возможно, это тебе подойдет. В теологический колледж к югу от Лоустофта требуется разнорабочий. Место, должно быть, достаточно уединенное. Они предлагают коттедж, по всей видимости, с садом. Думаю, при желании ты сможешь их уговорить, и тебе разрешат держать кур.

– Не хочу кур, я бы лучше завел свиней.

– Свиней так свиней, если они не слишком воняют. Платят не много, зато ты будешь получать двести пятьдесят фунтов в неделю за аренду этих квартир. Может, даже получится что-то откладывать. Как тебе идея?

И Эрик подумал, что все чересчур хорошо, чтобы оказаться правдой.

– Конечно, есть вероятность, что им нужна женатая пара, хотя здесь ничего не сказано, – продолжила Карен. – Лучше это дело не затягивать. Если хочешь, завтра утром я тебя отвезу. А сейчас звони и попроси назначить встречу, вот телефон.

На следующий день она доставила его в Суффолк и высадила у ворот колледжа, сказав, что через час вернется и подождет. Отец Себастьян Морелл и отец Мартин Петри провели с ним собеседование. Эрик беспокоился: вдруг потребуется рекомендация священника, вдруг его спросят, часто ли он ходит в церковь; по счастью, вопросы религии в разговоре даже не поднимали.

– Можно, конечно, взять рекомендации в муниципалитете, – за день до этого объяснила ему Карен. – Но лучше доказать, что ты хороший рабочий, а не какая-то там канцелярская крыса. Я захватила «Полароид». Сфотографирую шкафы, полки, оборудование, которые ты сделал, покажешь им снимки. Помни, ты должен себя подать в выгодном свете.

Рекламировать себя ему не пришлось. Он просто ответил на вопросы и вытащил фотографии с трогательным рвением, которое показало, как сильно он хочет получить работу. Его повели осмотреть коттедж. Домик оказался больше, чем ожидал Эрик, и отстоял от колледжа всего ярдов на восемьдесят. К нему прилагался небольшой заброшенный сад, а из окон открывался вид на кустарники. Разговор о свиньях молодой человек завел лишь чуть больше месяца спустя. Но никто не возражал.

– Эрик, а они точно не вырвутся? – немного нервничая, поинтересовался отец Мартин. Будто ему предложили завести овчарок.

– Нет, отец. Я построю свинарник и огорожу его. А перед тем как покупать материал, покажу вам наброски.

– А запах? – стал выяснять отец Себастьян. – Мне говорят, что свиньи не пахнут, но я обычно все равно его чувствую. Хотя, возможно, у меня более обостренное обоняние, чем у большинства людей.

– Нет, отец, они не будут пахнуть. Свиньи – очень чистоплотные создания.

Итак, у него был домик, сад, свиньи, и раз в три недели у него была Карен. Что еще он мог пожелать? В колледже Святого Ансельма он нашел тот мир и покой, которые искал всю свою жизнь. Он не мог понять, почему для него оказалось важным отсутствие шума, споров и конфликтных людей. Нельзя сказать, что отец был с ним жесток. Бо́льшую часть времени он просто отсутствовал, а когда родители все-таки встречались, негармоничность их брака проявлялась скорее в недовольстве и невнятных обидах, нежели в ссорах или открытом раздражении. То, что Эрик принимал за робость, видимо, оказалось частью его личности, заложенной с детства. Даже работая в муниципалитете – не самое соблазнительное или веселое место, – он держался подальше от случайных перебранок, от мелких склок, которые некоторые сотрудники, похоже, считали необходимостью и, более того, сами их провоцировали. И пока Эрик не узнал и не полюбил Карен, самой желанной для него компанией в мире был он сам.

Он вел жизнь, которая радовала каждую клеточку, каждый уголок души: в покое и защищенности, с собственным садом и свиньями, выполняя работу, которую любил и за которую его ценили… и регулярно встречался с Карен. Все изменилось, когда попечителем назначили Крэмптона. И к бесконечной тревоге, возникшей с появлением архидьякона, примешивалась дополнительная головная боль – страх того, что потребует сделать Карен.

Перед первым приездом архидьякона отец Себастьян сказал:

– Эрик, возможно, к вам заглянет архидьякон Крэмптон. Где-нибудь в воскресенье или в понедельник. Епископ назначил его попечителем, и полагаю, он станет задавать вопросы, которые посчитает нужными.

Когда отец Себастьян произносил последние слова, в его голосе послышались нотки, насторожившие Эрика.

– Он будет расспрашивать меня про работу, отец?

– Об условиях твоей работы, обо всем, что придет в голову. Возможно, даже захочет осмотреть дом.

Архидьякон и вправду захотел осмотреть дом. Он пришел сразу после девяти утра в понедельник. Карен, вопреки заведенному порядку, осталась в воскресенье на ночь и сорвалась от Эрика в семь тридцать. В десять утра у нее была назначена встреча в Лондоне, и она жутко опаздывала: пробки на шоссе А12 по утрам в понедельник были ужасные, особенно на подступах к городу. В спешке – а Карен всегда спешила – она забыла лифчик и трусики на веревке для сушки белья. И это было первое, что увидел архидьякон, когда подошел к дому по дорожке.

– Не думал, что у вас были гости, – сказал он, не представившись.

Эрик сдернул проблемные вещи с веревки и запихнул в карман, уже в процессе понимая, что сама его реакция – смущение и желание сохранить тайну – была ошибочной.

– У меня на выходных гостила сестра, отец, – сказал он.

– Я тебе не отец. Я не использую этот термин. Можешь называть меня архидьякон.

– Да, архидьякон.

Крэмптон был высок, точно выше шести футов, с квадратным бородатым лицом и с яркими пронзительными глазами под густыми, но правильной формы бровями.

Они молча пошли по тропинке к свинарнику. По крайней мере, подумал Эрик, на состояние сада жаловаться не приходилось. Свиньи приветствовали их намного более громкими визгами, чем обычно.

– Не знал, что ты держишь свиней, – сказал архидьякон. – Ты поставляешь в колледж свинину?

– Временами, архидьякон. Но много свинины не нужно. Колледж закупает мясо у мясника из Лоустофта. А я держу свиней просто так. Я попросил у отца Себастьяна разрешения, и мне позволили.

– И сколько времени ты на них тратишь?

– Не много, оте… Не много, архидьякон.

– Визжат ужасно, но хотя бы не воняют.

Что можно было на это ответить? Архидьякон решил вернуться в дом, и Эрик пошел за ним. В гостиной он молча предложил один из четырех стульев с высокой спинкой и сиденьем из плетеного камыша, стоявших вокруг квадратного стола. Архидьякон, казалось, этого даже не заметил. Он встал спиной к камину и обозревал комнату: два кресла – кресло-качалка и виндзорское с подушкой в стиле печворк, невысокий книжный шкаф вдоль одной из стен, постеры, которые Карен привезла и закрепила на стене с помощью офисного пластилина.

– Надеюсь, что эта штука, которой ты прикрепил постеры, не испортит стену?

– Не должна. Она для этого и предназначена. Это как жвачка.

Архидьякон резким движением выдвинул стул и сел, жестом велев Эрику сделать то же самое. Последовали вопросы; пожалуй, тон был не очень агрессивен, но Эрик почувствовал себя подозреваемым, словно его в чем-то обвиняли, просто забыли сообщить, в чем.