– Замаскирован? – спрашивает в мой рот, его язык встречается с моим требовательным.

– Он замаскирован под джентльмена.

С его губ срывается удивленный смешок.

– Если бы прямо сейчас я не получал удовольствие, наказал бы тебя за дерзость. Я джентльмен, – он входит глубже и прикусывает мою губу. – Хрен!

– Джентльмены не сквернословят! – кричу, обвивая ногами его талию и сжимая их, и вдавливаю их в его упругую задницу.

– Черт!

– Боже! Быстрее! – руки вжимаются в его шею, принуждая его губы впиться в мои.

– Смаковать, – возражает он слабо. – Я буду наслаждаться тобой медленно.

Он, может, и наслаждается мной медленно, а я вот схожу с ума быстро. Его контроль за гранью объяснимого. Как он это делает?

– Ты же хочешь быстрее, – подстрекаю его, вцепляясь в его взъерошенные волосы.

– Ошибаешься, – он отстраняется, заставляя меня ослабить хватку. – Я не хотел раньше и уж точно не хочу сейчас.

Резкое напоминание того, что предшествовало правильности этого момента, останавливает на полпути мою искушающую тактику.

– Спасибо, что оставил меня, – шепчу.

– Не благодари меня. Это просто происходит, – он резко выходит и осторожно заполняет меня снова, тянет вверх мои бедра, прежде чем снова погрузиться в меня. Зарываюсь лицом в подушку, кусая хлопок, пока он систематично двигается назад и вперед, мучительно медленно. Он бьет по моим чувствам, и я понимаю, что тело реагирует на его толчки, следует за его движениями. Он снова меняет позицию, переворачивая меня на спину и запрокидывая мои ноги себе на плечи, и он снова во мне, глубоко внутри.

Он вспотел, волосы превратились в беспорядочную влажную массу, щетина блестит.

– Люблю видеть движения твоего тела.

Позволяю своим глазам спуститься к его груди, вижу, как перекатываются мышцы торса с каждым его новым толчком. Я вот-вот взорвусь, но пытаюсь держаться, чтобы еще немного следовать за ним. Снова найдя его глаза, накаляюсь еще больше при виде одной из его прекрасных улыбок, что он мне дарит.

– Даю тебе гарантию, Ливи. Ты и есть истинная красота в моих глазах.

– Ошибаешься, – выдыхаю серьезно, тянусь вверх, чтобы коснуться его. Он настолько идеален, что глазам почти больно.

– Мы придем к соглашению не соглашаться, сладкая девочка, – он намеренно входит глубже, от чего я просто не в состоянии с ним спорить. – Договорились?

– Да!

– Согласен! – он роняет плечи, позволяя моим ногам спуститься, скользнув по его плечам, так что он смог опустить свой торс. – Закинь руки за голову.

– Хочу касаться тебя, – возражаю, мои любопытные руки горят в бешенстве.

– Закинь руки за голову, Ливи, – он повторяет свой приказ с резким толчком, отчего я запрокидываю голову, так же, как и руки. Опустившись на локти, он накрывает ладонями мои руки и вытягивается, ускоряя темп своих бедер. В синих глазах дикая страсть.

– Ты готова, Ливи?

Киваю, потом качаю головой и снова киваю:

– Миллер!

Он рычит, ускоряя ритм.

– Ливи, я собираюсь весь день сводить тебя с ума от наслаждения, так что ты должна научиться контролировать свое тело.

Теперь я качаю головой, тело атакуют повторяющиеся уколы удовольствия. Это слишком.

– Пожалуйста, – умоляю, заглядывая в его полные триумфа глаза. Он любит сводить меня с ума. Преуспевает в этом. – Ты это специально.

Он отпускает мою ногу, и я оказываюсь в ловушке его тела, не могу изгибаться, шевелиться или содрогаться. Я больше не могу. Я потеряю сознание.

– Конечно, специально, – соглашается он. – Если бы ты видела то же, что и я, ты бы и сама подсела на это.

– Не мучай меня, – стону, подбрасывая бедра.

Он опускается и целует меня.

– Я тебя не мучаю, Ливи. Я лишь показываю, как это должно быть.

– Сводишь меня с ума, – выдыхаю. Ему не нужно мне показывать. Он делал это каждый раз, когда превозносил меня.

– И это самое блаженное зрелище, – он прикусывает мою губу. – Хочешь кончить?

Киваю и поднимаю руки, и он меня не останавливает. Нахожу его плечи, мои руки скользят повсюду, и, черт побери, целую его. Я отчаянно ласкаю его языком, и он уносит меня все выше и выше, а потом это происходит. Он кричит в унисон с моим криком мучительной боли в теле, и мы оба начинаем содрогаться и пульсировать. Я абсолютно переполнена, и, как только судороги стихают, не могу говорить, двигаться и отчетливо видеть. Он дергается, продолжая уверенно двигаться.

– Плохие новости или хорошие? – спрашивает мне в шею, только я не в силах ответить. Не могу дышать, мысли спутались, и я пытаюсь пожать плечами, что больше походит на спазм. – Сообщу тебе плохие новости, – говорит он, когда становится очевидно, что ответа не последует. – Плохие новости заключаются в том, что я парализован. Я, черт возьми, не могу пошевелиться, Ливи.

Если бы у меня были силы, я бы улыбнулась, но я отчаянная кучка скрученных нервных окончаний. Так что, я мурлычу свой ответ и пытаюсь чуть-чуть сильнее к нему прижаться. Бесполезно.

– Хорошие новости, – заявляет он, – нам никуда не нужно идти, так что мы можем остаться здесь вот так навсегда. Я тяжелый?

Он очень тяжелый, только у меня нет сил или настроения говорить ему об этом. Он закрывает меня, каждую клеточку, наша вспотевшая кожа соприкасается везде. Снова несогласно мурлычу, в изнеможении закрываю газа.

– Ливи? – шепчет он мягко.

– Ммм?

– Чтобы не случилось в прошлом, ты все равно моя сладкая девочка. Ничто этого не изменит.

Открываю глаза и нахожу в себе силы ответить.

– Я женщина, Миллер, – говорю я, нуждаясь в том, чтобы он понял: я не девочка. Я женщина, у меня есть потребности, и одна из них – самая большая – теперь Милер Харт.

ГЛАВА 20

То, что он меня бросит, было неизбежно. Все его действия, успокаивающие слова и комфорт были слишком хороши для правды. Я должна была понять это по его виноватому выражению лица, когда он не дал мне уйти. Хочу, чтобы он никогда не шел за мной. Хочу, чтобы он никогда не позволял своей жалости взять верх и не дарил мне комфорта. От этого только тяжелее выносить все. Бесконечная темнота и безжалостная боль. Все болит – мозг от слишком долгих раздумий, тело от нехватки его прикосновений и глаза, потому что не видят его. Не уверена, как давно он ушел от меня. Дни. Недели. Месяцы. Может, дольше.

Я рискую не выбраться из своей тихой темноты. Рискую не показывать свою израненную душу миру, который погружает меня в еще большее одиночество, чем я чувствовала до встречи с Миллером Хартом.

Из глаз начинают литься слезы. В сознание врывается образ моей матери, а голова дергается от пощечины Нан.

– Ливи?

– Оставь меня в покое, – хнычу, переворачивая свое обнаженное тело на живот и пряча заплаканное лицо в подушку.

– Ливи, – руки начинают тянуть меня, и я отталкиваю их, не желая никого и ничего видеть. – Ливи, пожалуйста.

– Отвяжись! – кричу, беспомощно мечась.

– Ливи!

Меня вдруг вдавливают в матрас, руки прижимают по бокам.

– Ливи, открой глаза.

Начинаю качать головой и сильнее зажмуриваю глаза. Я еще не готова лицом к лицу столкнуться с миром – может, никогда не буду. Мои руки отпускают, и голова замирает неподвижно, когда знакомая мягкость неспешных губ касается моего рта, и слышу низкое мурлыканье, которое так сильно люблю.

Открываю глаза и поспешно сажусь – я в шоке, растеряна и вся взмокла. Сердце бешено стучит, а я ничего не вижу из-за беспорядочной копны волос, упавших на лицо.

– Миллер? – волосы убирают с глаз, и он медленно появляется в поле моего зрения, озабоченность читается в каждой черточке его невозможно красивого лица.

– Я здесь, Ливи.

Облегчение, наконец, накрывает меня, я бросаюсь на него, стоящего на коленях и роняю на спину. Я одновременно испытываю грусть, облегчение, ужас и спокойствие.

Это был просто сон.

Сон, который заставил меня слишком живо ощутить, что может быть, если он уйдет.