Мне вообще никто не нужен, вот что! Брюхо вспороли недавно, вон красная полоса, шов не зажил еще. Выписали рецепт, длиннющий, как рулон туалетной бумаги. На минеральную воду и все прочее. Но проблемы со здоровьем – это не про меня, учти, солнышко! Меня ждет не дождется мой теплый славный подъезд, удобные ступени. Зима скоро кончится, заживу лучше всех, не боись! Много ты понимаешь! Мне еще и сорока нет. Если на улице будет тихо, протяну до пятидесяти как пить дать.

Она заторопилась, заелозила, сгребла бумажки, встала.

– Что ж, до свидания, мсье, поправляйтесь поскорей, удачи вам.

– Поправлюсь, зуб даю!

Док позволил неделю перекантоваться в больничке. Рай, да и только! Кровать как у людей, дрыхнешь на чистых простынях, их меняют каждый божий день – красота! Не всем такая пруха. Сестрички клеятся, я парень видный. На все для меня готовы. Притворяюсь, что сплю, а они шу-шу-шу и тычут пальцами в мои татуировки. Вертят хвостом, дурехи, будто я не раскусил еще все их фокусы. Я не вчера родился. Знаем, плавали. Бабы!

Однако грех не попользоваться. Кричу им:

– А ну, кто принесет мне пивка холодненького, красули?

– Мистер Майк, мы же вам говорили, тут больница, нельзя!

– Ладно уж! Одну баночку. Только вы уж нас не выдавайте, обещаете? Поклянитесь! Все равно вас завтра выпишут…

Завтра? Уже? Так быстро? В последние дни холода завернули лютые. Из окна палаты я видел, что все тротуары обледенели, заблестели на зимнем бестолковом солнце. Нужно подыскать местечко в котельной, и чтобы никакой гад не прикапывался.

Снова здорово, иди туда, не знаю куда. Невидимый враг повсюду. Пузо лопнет – наплевать, под рубахой не видать.

Я вылакал драгоценный пивасик с чувством, с толком, с расстановкой. Стемнело. По коридору проехала последняя тележка, все угомонились. Я проглотил снотворное, что мне оставила на тумбочке дежурная сестра. И позабыл обо всех примочках, без которых на улице пропадешь. Перестал быть страшным и сильным. Уснул сном младенца. Так я и в детстве не спал. Не было у меня детства.

Шарль приехал, клокоча от ярости. Сжал кулаки, заскрежетал зубами. Глава педсовета вызвал его в школу из министерства.

Я была так потрясена, растеряна, убита, что ничего не поняла. Бросилась к нему, понадеялась на утешение, поддержку. Разве он не клялся перед алтарем, что будет со мной в горе и в радости? Разве муж не должен защищать жену вопреки всему против всех? Пусть наша семейная жизнь давно разладилась, пусть он бесчувственный эгоист. На этот раз он заступится за меня, выскажет горькую правду в лицо директору, завучу, моим коллегам, ученикам. Поведает о моих обидах, приступах паники, постоянной бессоннице, отчаянии, потере аппетита. О том, как я изнемогала, проверяя по ночам горы тетрадей, о том, как молча терпела все издевательства. Он пригрозит им судом, компенсацией за моральный ущерб. Напомнит, что ответственность за происшедшее ложится на их плечи. Наконец-то они осознают истину: я невинная жертва, затравленная, всеми покинутая. Вот к чему привело их долгое бесчеловечное равнодушие!

Шарль – один из сильных мира сего. Он награжден орденом Почетного легиона, есть у него и другие награды. К такому влиятельному солидному человеку не просто прислушаются, ему все послушны! Он хозяин жизни в полном смысле слова. Ему не только многое принадлежит – ему многие повинуются. Да, между нами существуют разногласия (согласия никогда и не было, увы). Да, теперь мы редко общаемся, фактически живем врозь. Но я по-прежнему его супруга, мать его детей. Оберегать меня – его святая обязанность. Хотя бы перед самим собой.

Но Шарль не обнял меня и не защитил. Он холодно отстранился.

– Бедняжка, теперь для всех очевидно, что ты сошла с ума, – произнес он с презрением.

От неожиданности у меня пресеклось дыхание, внутри все перевернулось. «Ты сошла с ума», – заявил мой муж!

Он отвернулся и заговорил с завучем:

– Поверьте, я глубоко сожалею о случившемся. Мы с вами оказались в сущем аду. Будем же поддерживать друг друга. Я признаю справедливость любых административных взысканий. Когда от родителей поступит жалоба, мой адвокат постарается все уладить в интересах коллежа. Заверьте директора в моей готовности вам помочь. Прошу лишь об одном: постарайтесь, чтобы скандал не разгорелся. Я ведь могу рассчитывать на вашу деликатность? – Муж грубо схватил меня за руку. – Поторопись, выйдем через заднюю дверь. Быстрее! Или ты полагаешь, что у меня только и дел, что возиться с полоумной женой? По твоей милости я пропустил очень важное совещание. Боже! О чем ты только думала? Как могла так унизить меня, предать, выставить на посмешище? Неужели ты задумала пустить мою карьеру под откос?

Я смотрела на него, окаменев, и не верила собственным ушам. Карьера? Унижение? Посмешище? Рушится вся моя жизнь, а он толкует о своей репутации, об общественном мнении, о врагах, которые не преминут воспользоваться моим промахом. Его ни в коей мере не интересовали причины моего поступка. Он даже не спросил, почему я дала ученику пощечину. Не почувствовал, что я миновала последний предел. Не попытался оправдать меня. Для него я виновна априори.

Машина затормозила перед домом. Он оставил меня у дверей, будто ненужный громоздкий чемодан.

– Я вызвал врача. Он обещал прийти в первой половине дня.

– А ты разве не останешься? Куда ты едешь?

– Мне что, и дальше нянчиться с тобой? Я еду тушить пожар, который ты учинила. До выборов осталось три месяца, и я вовсе не хочу, чтобы мое имя изваляли в грязи. Вероятно, происки оппозиции тебя не волнуют? Заметно! В газетах появятся заголовки: «Жена Ламбера слетела с катушек! Она искалечила ученика. Она невменяема!» Сколько времени и денег уйдет на то, чтобы замять скандал! Кто, по-твоему, будет умасливать директора и родителей мальчика? Хоть бы они согласились на переговоры! Посмотрим, насколько серьезны его телесные повреждения. Из-за тебя сплошные убытки, расходы, неприятности… Так что позволь доверить твою драгоценную персону первоклассному специалисту и удалиться. Я еду прибирать за тобой, дорогая!

Не хочу, чтобы мое имя изваляли в грязи! Но ведь это он настоял при заключении брачного контракта, чтобы я сменила девичью фамилию. Клялся, что обожает меня, боготворит. Сегодня это прозвучало бы дико, никто не говорит таких слов, тем не менее тогда он твердил всем и каждому: «Я не могу жить без нее, я схожу по ней с ума! Мариэтта – мое сокровище, чистое золото, бриллиант!»

Напрасно девушки не обращают внимания на лепет влюбленных женихов. Шарль ясно заявлял о том, что я его собственность, материальная ценность, унаследованное имущество, которое вполне можно переплавить и огранить. Когда мы познакомились, он был выпускником престижнейшей школы, где училась одна элита, и только начинал в парламенте свой путь к вершине власти. Мечтал занять пост своего непосредственного начальника и преуспел.

Шарль преуспевал всегда, везде и во всем. Он испещрял тысячи страниц сложнейшими стратегическими планами, схемами и подсчетами. Таким образом ему удавалось внести поправку в законопроект, добиться поддержки электората, привлечь инвесторов, устроить прием, собрать родню, отправиться к морю, купить загородный дом, квартиру, машину… Он прогнозировал, анализировал и моделировал любую жизненную ситуацию. Наши сыновья и те – результат его аналитической деятельности. В записной книжке Шарля обозначен благоприятный день для зачатия, адрес лучшего гинеколога, течение беременности, срок родов.

В первые годы совместной жизни я еще пыталась оспаривать некоторые его решения и высказывать разумные сомнения.

– Тебе не кажется, что лучше приобрести дом и сад в пригороде, нежели городскую квартиру?

– Глупышка, а ты хорошо изучила рынок недвижимости? Учла потери в случае повторной продажи? Рентабельность? Расходы на содержание? Мне казалось, ты преподаешь историю и географию, а не математику…