Карандаш. Одиночество. Мрак…

«Эти первые дни были особенными. Нет, не потому, что мы загорались в постели и в своих ярких вспышках теряли рассудок. Просто не было причин смотреть на календарь, не было желания следить за временем. Все как будто остановилось в один момент. Выключить свет, отключить мир и смотреть в глаза. Неизведанные… Мне это нравилось. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Больше, чем увлеченность, но меньше, чем привязанность…

То, что люди называли любовью, я всегда называл мусором. Обещания, клятвы, все эти нежности – от дорогих подарков до дешевой банальности. А потом – детей растить, крики, ссоры, бытовые радости. Слезы, измены, чувство вины… То, что остается в итоге, так неизбежно. В лучшем случае – обоюдная привязанность на фоне взаимопонимания и чувства ответственности за детей. В худшем случае – жалость, неразделенность, обиды. И это все вы называете любовью? Я бы язык отрезал тому, кто придумал это слово, и заставил бы его же проглотить.

Чувство собственности. И не более того… Как вещи: сначала их покупают, потом их донашивают другие, а затем их выбрасывают. Я не возьмусь сказать за всех, но скажу за себя: любой человек – собственник, кем бы он ни был и что бы он ни говорил. Но вот в чем парадокс: не всегда свою «собственность» можно удержать, и, как ни горько признавать, любой собственник – это всегда чья-то собственность. Вот в чем главный фокус!»

Последняя мысль автора не понравилась Розе, и более того, она начала спорить сама с собой, доказывая обратное. Она перелистнула эту страницу от осознания бесполезности спора и углубилась в дальнейшее повествование.

То, что она не появлялась в кофейне уже третий день, видимо, меньше всего волновало ее сейчас. Но женское любопытство взяло вверх над ее мыслями, и она начала думать о нем. Как красиво она ушла в тот день… Гордой походкой и с пламенным поцелуем на прощание. Интересно, ждет ли он ее?

«Когда она заявила мне, что я дурак, я понял, что она вовсе не дура. И никогда ею не была, в любом случае, на протяжении совместного мучительства – точно. Что в ней привлекало больше всего, так это пальцы. Начиная с того, как они держали сигарету, и заканчивая сплетением в моей руке. Они были какими-то особенными – тонкие и холодные, но до жара привлекательные, наигранные, или это было что-то большее… Тяжело объяснить словами состояние, когда пальцы человека намного приятнее и чувственнее, чем сам человек. На седьмой день я их поцеловал – к горю своему, так как на восьмой день я пробудил в ней тему «любви».

– Каждая женщина желает быть любимой, – мечтательно начала она.

– А мне казалось, что каждая женщина мечтает, чтобы у ее мужчины носки не воняли. Ну, и крышку унитаза не забывал поднимать, – улыбнулся я.

Она повернулась ко мне и посмотрела как на идиота. О да. Этот взгляд не спутаешь ни с чем.

– Ты никогда не любил? Не целовал нежно плечи, держа ее за талию, шею?.. Не целовал руки, стоя на коленях, а на ее колени положив свою голову? Ты никогда не просыпался с мыслью, что ее может не быть рядом? Представляешь, просто не быть. Ты никогда…

– Хватит! – со злостью отрезал я.

– Так и женщина нуждается в любви не меньше, чем мужчина нуждается в ней, – сказала она слегка огорченно.

– Вот уйду я, и ты останешься как раньше, один в своей квартирке, наедине со своими книгами, фотографиями. Наедине с собой. Ах да, я забыла совсем – и супом своим изысканным. Вечерами будешь сидеть в парке и курить свои сигареты, думать, чего тебе в этой жизни не хватает. Потом приходить домой, включать свет, и кругом пустота. Все на своих местах будет лежать, вот только ты себе места находить не будешь.

– Уходи, – спокойно ответил я.

Она умеет блефовать – это ее главный козырь. Садиться с ней за один стол, даже с фулл-хаусом на руках, я бы не стал. Но это не игра, и мы в ней не карты.

– Ты так же уверен, что я не уйду, как я уверена в том, что проснешься ты завтра один и станешь меня ненавидеть за то, что ворвалась в твою жизнь, чтобы просто и тихо из нее сбежать.

Когда она закончила, мне стало не по себе. Я не знал, что ей ответить. Бывают моменты, когда слова пустеют. Дождь на душе, а за окном – солнце…

– Я надеюсь, ты это серьезно, потому что снаружи ты эту дверь больше не откроешь, закрыв ее однажды за собой, – улыбаясь, сказал я после длительной паузы. В своей улыбке я проглотил три горьких кома, в своих словах я не нашел решительности.

Она промолчала.

Наутро я проснулся один в своей белой майке…»

Вставать с кровати Роза даже и не думала, хотя на часах уже было без десяти два, и укуталась потеплее. Ее мучил вопрос: закурить прямо в постели или пойти и заварить кофе? Последняя мысль ее резко взбодрила, и она, застегнув лифчик, направилась в кухню. Сонная, с нелепой прической на голове, Роза была больше похожа на кактус, что стоял у нее на подоконнике. Достав из пачки две сигареты, одну она положила как закладку между страниц, а вторую закурила. Приоткрыв немного окно, достала пепельницу из верхнего шкафчика и поставила ее на стол. Загудел чайник. На кухне было прохладно, и она надела свой белый халат. Налив в чашечку кофе и усевшись поудобнее на стул, Роза вновь погрузилась в книгу.

«Ненавидел ли я ее? Нет. Скорее, еще больше был очарован ее решительностью и стойкостью характера. Ну и, конечно же, первым делом я закрыл дверь изнутри. Сказано – сделано. Если бы даже она вернулась, в чем я сильно сомневаюсь, я бы ее все равно не впустил. Итак, что мы имеем, кроме убитых нервных клеток и двухдневной щетины? Белый бюстгальтер третьего размера, хотя природа наградила ее вторым. В ванной все ее вещи так и оставались на своих местах. Даже кремы особого назначения – для разных зон, как она мне объясняла, – не забрала. Я уже подумал, что она с ума сошла, оставив мне все эти «драгоценности». И как я без них раньше обходился? Аккуратно сложил все ее вещи в самое надежное для них место – мусорный пакет и вынес в бак на улицу. И неожиданно заметил пропажу. Перстень. Я носил его на среднем пальце не снимая с тех пор, как мне его подарили. Черт возьми, она забрала мой перстень! О, как я был взбешен! В голове моей родилось сразу два вопроса. Первый: каким образом она смогла его снять, чтобы я не почувствовал? Это же почти нереально. И второй: где теперь мне искать это восьмое чудо света?

Главная проблема мужчины – это женщина. А когда она еще и умная – это уже его беда…»

«Обычное утро, самые обычные сигаретные затяжки на фоне автомобилей и утренней суеты. На балконе прохладно и немного сыро. Ветрено. Надев свитер, я отправился готовить завтрак. Крепкий чай и яичница с беконом – вот мое утреннее меню. Как только я взял щепотку соли, чтобы посолить яичницу, раздался звонок в дверь.

Посмотрев в глазок, я не увидел никого на лестничной клетке. Возможно, детишки из соседних квартир балуются, такое явление встречается нередко. Особенно когда напротив твоей квартиры живет семья с тремя детьми. И как они только не посходили с ума в своей маленькой двушке? Ну ладно, это уже их проблемы, а у меня завтрак стынет. Только я отошел от двери на два шага, как раздался еще один звонок. Ну, ребята, сейчас я с вами проведу воспитательную беседу! Открыл дверь, и прямо с порога – удар в нос! Такого поворота я не ожидал и, само собой, не был готов. Теплая кровь потекла к губам… Передо мной стояли двое мужчин тридцати – тридцати пяти лет, почти моего роста – пожалуй, это было моим главным преимуществом. Тот, что разбил мне нос, был слева, и первым делом я швырнул всю щепотку соли ему в глаза. Пока первый вопил и протирал слезившиеся глаза, второй направился ко мне, но не успел сделать и шага, как я ударил ногой в его коленную чашечку, а затем, сделав шаг вперед, крепко приложил в солнечное сплетение. Первый отделался легким ударом в печень. Не нужно быть мастером боевых искусств, чтобы знать самые болезненные точки на теле человека. Вытолкнув за порог этих несчастных, я пошел искать лед, чтобы остановить кровотечение. Я ждал чего угодно: звонков и громкого стука в дверь, матерных слов, но только не тишины. А это меня больше всего и пугало. Тишина… Когда я посмотрел в глазок, их уже не было, но плохое предчувствие не оставляло ни на минуту. Выбросив недосоленную яичницу в мусорную корзину, я сидел и думал, кому же я успел перейти дорогу».