И все с ним согласились. Здóрово, что теперь у нас будут сплошные каникулы! Только мне почему-то стало немножко грустно. Значит, я уже не буду на утреннике певчей попрыгуньей-стрекозой из басни Крылова. Не увижу, как рыбки гуппи волнуются глазастыми хвостами в круглом аквариуме – за рыбками в городской квартире остался ухаживать папа. Не услышу бабушкиных сказок и дяди-Сениных стихов. И мне больше никогда не придется петь соло в хоре на школьных концертах…

Петь я очень люблю и ещё подумаю, кем стать, когда вырасту, – матросом или певицей. Павлик считает, что одно другому не мешает. Говорит, что я вполне могу стать поющим матросом, ведь кому-то на корабле надо запевать: «Йо-хо-хо, и бутылка рому» (так пели матросы в каком-то старинном кино).

Кругом было светло и лучисто от солнца. Мы шагали по сухой тропке, присыпанной старой золотистой хвоей. Вкусно пахло клейкими берёзовыми листьями и началом лета. Я не успела дома позавтракать и предложила остановиться.

– Почему говорят «завтрак»? – спросил Васька. – Мы же едим не завтра, а сегодня. Лучше бы назвали «утренник».

Но слово «утренник» означает совсем другое! Мне снова вспомнилась школа, и в носу почему-то защипало.

Вскоре мы нашли полянку с тугой ворсистой травкой, похожую на новый бильярдный стол в деревенском Доме культуры. Не успели расположиться, как Мальва утащила Павликову колбасу. Собака вела себя ужасно! Должно быть, совсем потеряла голову от тоски по щенятам.

Поели «что Бог послал», как говорит моя бабушка. Бог послал нам пирожки, настряпанные Сарданиной мамой, варёные яйца и молоко в пластиковой бутылке. Васькин сыр, мою рыбу, хлеб и сгущёнку мы оставили на потом.

Надо было посмотреть, далеко ли ещё Синий лес, поэтому Васька полез на самую высокую сосну. Он у нас лучший верхолаз по деревьям.

Недавно я начала вести дневник для моих потомков. Я написала там, что умею залезать на столбы и, если станет нужно, запросто заберусь на любую высокую скалу. Если честно, я, конечно, приврала. Но когда спросила дядю Сеню, можно ли немного преувеличить в записях свою храбрость, он сказал – можно, это святая ложь во имя воспитания будущих поколений на личном примере.

Васька с верхушки закричал, что видит Синий лес, он далеко, но не очень. Мы обрадовались и запрыгали под сосной. А Васька вдруг замолчал. Он сидел на толстом суку под самым небом, и сначала нам были видны только его ноги в кедах. Потом, нагнувшись, он тоскливо прокричал, что не может спуститься обратно. Мы понимали, как трудно его спасти. Вытащить человека из воды или из горящего дома легко, надо только проявить геройство и мужество. Того и другого у нас хватает. А попробуйте снять Ваську без пожарной лестницы с такого высокого дерева! Мы усиленно принялись думать, а он мешал сосредоточиться и без конца кричал:

– Ну что? Ну что?!

Павлик самый умный из нас, учится на одни пятёрки и за свои девять с половиной лет прочитал целую гору книжек. Вся надежда была на него. Он начал вычерчивать план Васькиного спасения прутиком на тропинке. Павлик думал очень старательно, становился на четвереньки, бегал и даже весь взмок. Вскоре выяснилось: по его плану выходит, что спасение невозможно.

Павлик сказал:

– Придётся тебе, Васька, остаться жить на сосне. Ты будешь первым человеком в мире, который начал жить на необитаемом дереве, и оно с твоей помощью стало обитаемым. Когда ты на нём постареешь, твоё имя наверняка войдет в Книгу рекордов Гиннесса.

А Сардана сказала совсем как в мультике про Винни-Пуха:

– Ой, кажется, дождь собирается…

Я хотела раскрыть мамин зонтик, но не увидела в небе ни облачка. Оказывается, это Васька заплакал. Ему нечем было утереть слёзы, и они капали вниз.

Для поднятия Васькиного духа Павлик бодро заорал:

– Эй, на мачте! Как по курсу – земля далеко?

Но «на мачте» было не до игры.

– Снимите! Меня! Отсюда!!! – рыдал Васька.

Примерно через полчаса мы снова проголодались от сильного волнения, криков и беготни.

Было решено доесть остальное. Павлик прорубил в банке со сгущёнкой две дырки перочинным ножиком.

– А я?! – закричал Васька. – Мне, что ли, ничего не достанется?

Тогда Павлик, вздохнув, сказал, что так и быть, мы обойдёмся сыром и рыбой, и попробовал закинуть банку рекордсмену житья на дереве. Бросали долго, пока ветки не покрылись сладким молоком. Я, наконец, швырнула удачнее всех – банка угодила Ваське по лбу. Он чуть не свалился, зато сгущёнка пролилась на его колени. Было очень интересно наблюдать за тем, как Васька, будто настоящий акробат, держась за верхние ветки, слизывает сгущёнку с коленей. Сардана сказала, что если нам когда-нибудь в жизни удастся снять его с дерева, то можно будет предложить этот номер цирку.

Пакеты и сумки нам были уже не нужны, поэтому ремень я нацепила на себя, а других продуктов у нас не осталось. Я подняла с земли зонтик, и меня вдруг осенила гениальная идея… Если Васька сумеет поймать зонтик, то сможет воспользоваться им как парашютом!

Мы сначала сами немного потренировались, прыгая с пенька, потом принялись забрасывать зонтик Ваське. С двадцатого захода он поймал и раскрыл «парашют», но спрыгнуть забоялся. Лишь когда Павлик в нетерпении завопил: «Ну, прыгай же, трус несчастный!», Васька зажмурил глаза и рухнул вниз… Мы, конечно, разбежались подальше, чтобы он не упал нам на головы.

Жаль всё-таки, что люди не летают! Иногда я летаю во сне и вижу сверху всю нашу Землю. Она такая маленькая, круглая, как глобус, зелёная, голубая, жёлтая – разноцветная. От счастья у меня становится щекотно в животе и холодеют ладони…

Но Васька почему-то совсем не выглядел счастливым, хотя только что шумно и красиво пролетел сквозь ветви на наших глазах. Из него не получится настоящего парашютиста: свалившись на мягкий мох, он умудрился зашибить ногу. Зонтик испортил – спицы загнулись вверх и материал порвался. К тому же Васька забыл, в какой стороне видел Синий лес.

Мы отправились наугад. Шли молча и время от времени останавливались, поджидая хромающего Ваську. Нам было грустно. Сардану заели комары, она потихоньку ныла. Мне ни капельки не хотелось петь, хотя обычно петь я люблю в любое время года, суток и часов.

У каждого человека в голове бывают разные мысли – хорошие и вредные. Если начать думать вредную мысль, за ней потянется целая куча таких же. «Во всём виноват Васька, – думала я. Никак не могла удержаться от этой вредной мысли. – Он, оказывается, трус. А ещё у него зубы клавишами». Я шла, а в голове крутились вредные мысли. Наверное, они передались по ветру Павлику, потому что он сердито сказал Ваське:

– Лучше бы ты дома сидел, лопух.

Тот ничего не ответил.

Мы устроили привал под большой берёзой. Есть было нечего. Павлик хотел разжечь костер и сварить ремень, но обнаружилось, что ни спичек, ни котелка никто не захватил. Мы приуныли: никому не хотелось умирать голодной смертью в самом расцвете лет.

Вдруг Сардана встрепенулась и шепнула:

– Тихо!

Мы прислушались. Совсем рядом с нами раздались страшные звуки: «Ср-бр-хр! Ср-бр-хр!»

Павлик выпучил глаза и пролепетал:

– Это Сырбырхырчик, таёжный великан… Он съедает всех животных на своём пути…

– И людей тоже? – испугалась Сардана.

– Их – в первую очередь, – подтвердил Павлик, дрожа.

У меня тоже мелко затряслись руки, и я повернулась к Ваське – это с его стороны раздавались жуткие звуки.