Действительно, ещё не знавшему восточных языков поэту проще было направиться в Филадельфию, ведь он прекрасно владел английским, но он выбрал "персидское хождение", причем, как признавался сам Грибоедов в письме к Бегичеву 15 апреля 1818 г., это было сделано им не совсем добровольно: "Представь себе, что меня непременно хотят послать, куда бы ты думал? — в Персию и чтоб жил там. Как я не отнекиваюсь, ничто не помогает…" Грибоедов попросил повышения чина и, по его словам, сказал министру о том, как "жестоко бы было мне цветущие лета свои провести между дикообразными азиатцами, в добровольной ссылке, на долгое время отлучиться от друзей, от родных, отказаться от литературных успехов… Музыканту и поэту нужны слушатели, читатели: их нет в Персии…".

Вообще-то тяга поэта к Востоку, по сути, соответствовала резко возросшему тогда всеобщему интересу к восточному миру. Этот интерес наметился в России с начала XIX века и в связи с географическим соседством с восточными странами, и в связи с частными войнами с народами мусульманского мира. В 1804 г. в российских университетах было введено преподавание восточных языков — арабского и персидского, в 1818 г. в Петербурге был организован Азиатский музей, где хранились восточные рукописи. В России в тот период стали появляться многочисленные переводы произведений восточной тематики, с которыми был прекрасно знаком Грибоедов: сказки "Тысячи и одной ночи", стихотворения Саади, Хафиза, Фирдуоси, "Персидские письма" Монтескье, "Волшебные сказки" А. Гамильтона, "Персия, или Картина управления, религии и литературы этой страны" А. Журдена. Грибоедов, который страстно любил театр и мечтал быть драматургом, неоднократно бывал в петербургских и московских театрах, где тогда были очень популярны оперы и балеты на восточные темы.

Грибоедов был наслышан от очевидцев о легендарном въезде в Царское Село персидского посольства во главе с Мирзой-Абуль Хассан-ханом в 1814 г., и так же, как его младший современник князь А.Д. Салтыков, он мог бы восхититься великолепной процессией персов в ярких одеждах с двумя слонами и множеством лошадей и захотеть увидеть, хотя бы когда-нибудь, удивительный восточный мир. "Это странное видение произвело на меня сильное впечатление и породило желание видеть Восток, и особенно Персию", — писал тогда Салтыков. Грибоедов не мог также не читать модных в то время журналов, где то и дело появлялись статьи о Персии. К примеру, в "Вестнике Европы" в марте 1815 г. были опубликованы статьи "О народах, обитающих в Персии" и "О нынешнем шахе персидском". Во второй из них с отрывками из стихотворений шаха рассказывалось о том самом Фетх-Али-шахе, который через 15 лет сыграет роковую роль в тегеранской трагедии, приведшей к гибели Грибоедова.

В итоге своего "персидского выбора" Грибоедов получил чин титулярного советника и, выехав из Петербурга в конце августа 1818 г. через Москву в Грузию и Персию, вернулся в Москву только в начале марта 1823 г., а в Петербурге появился лишь в июне 1824 г. В этот, первый раз, он пробыл на Востоке почти четыре с половиной года, в том числе непосредственно в Персии около двух лет и восьми месяцев (с февраля по декабрь 1819 г. и с января 1820 г. по ноябрь 1821 г.). Тогда ещё поэт не знал, что его ждёт второе (с сентября 1825 г. по конец января 1826 г.), третье (с августа 1826 г. по февраль 1828 г.) и четвертое (с конца июня 1828 г. по 30 января 1829 г.) пребывание на Востоке. При этом на территории Персии того времени с учетом ее границ, существовавших до Туркманчайского договора (1828), поэт пробыл с июня 1827 г. по февраль 1828 г. и с конца октября 1828 г. по конец января 1829 г.

Получается, что из прожитых поэтом 34 лет он проват на Востоке без малого 7 лет, в том числе в Персии около 3 лет и 8 месяцев. А если учесть, что у поэта вообще не было ни в Москве, ни в Петербурге своего дома, что все эти командировки сопровождались долгими переездами по России (к примеру, выехав из Петербурга на Кавказ через Киев и Крым 21 мая 1825 г., Грибоедов прибыл туда только во второй половине сентября того же года), то понятным становится, почему поэта многие называли "странник", да еще с приставкой "персидский".

Расстояние от Петербурга до Тифлиса и обратно поэт проехал семь раз, а это 2670 верст и 107 почтовых станций в один конец, что в итоге составляет почти двадцать тысяч верст. Существует подсчет, что в дороге лишь на своих восточных путях Грибоедов провел больше двух лет, преодолевая за день в среднем 40–50 верст. И поэтому его слова из письма другу С.Н. Бегичеву можно смело поставить в качестве эпиграфа ко всей скитальческой жизни поэта: "Прощай, мой друг, сейчас опять в дорогу…"

Для того чтобы подробно описать "персидские хождения" Грибоедова, потребовалась бы целая книга. Поэтому наметим здесь лишь основные моменты странствий поэта, показав, какую роль сыграла в его судьбе и творчестве Персия. Отправившись в сентябре 1818 г. из Москвы в дальние края, поэт сразу же испытал на себе все тяжести и одновременно прелести странствий того времени, которые он кратко описал в своих обращенных к другу Бегичеву "Путевых заметках" — конспективных набросках, которые позже поэт намеревался развернуть в подробные рассказы. Как жаль, что этого ему сделать так и не удалось, ведь даже эти краткие наброски дышат такой поэзией и наблюдательностью, что из них могли бы получиться действительно эпические полотна. К тому же Грибоедов, пожалуй, первым в русской литературе обратился к теме Кавказа и Востока: до произведений А.А. Бестужева-Марлинского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова было еще совсем не близко.

Послушаем, как зазвучал голос поэта в том далеком октябре 1818 г. по пути из Моздока в Тифлис: "Светлый день. Верхи снежных гор иногда просвечивают из-за туч; цвет их светло-облачный, перемешанный с лазурью. Быстрина Терека, переправа, караван ждет долго… Приближаемся к ландшафту: верхи в снегу, но еще не снежные горы, которые скрыты… Погода меняется, ветер, небо обложилось; вступаем в царство непогод… Поднимаемся в гору более и более, путь скользкий, грязный, излучистый, с крутизны на крутизну, час от часу теснее от густеющих кустов, которые наконец преобращаются в дубраву. Смешение времен года; тепло, и я открываюсь; затем стужа, на верхних, замерзших листьях иней… Пускаемся вперед с десятью казаками. Пасмурно, разные виды на горах. Снег, как полотно, навешен в складки, золотистые холмы по временам. Шум от Терека, от низвержений в горах… Идем все по косогору; узкая, скользкая дорога, сбоку Терек; поминутно все падают… часто проходим через быструю воду, верхом почти не можно, более пешком. Усталость, никакого селения, кроме трех, четырех осетинских лачужек, еще выше и выше, наконец добираемся до Крестовой горы… Встречаем персидский караван с лошадьми. От усталости падаю несколько раз… Арагва внизу вся в кустарниках, тьма пашней, стад, разнообразных домов, башен, хат, селений, стад овец и коз, руин замков, церквей и монастырей… Арагва течет быстро и шумно, как Терек. Дорога как в саду — грушевые деревья, мелоны, яблони".

Так выглядел Тифлис в первой трети XIX века

Грибоедов впервые приехал в Тифлис, где ему суждено будет с 1818 по 1828 г. за время нескольких длительных пребываний прожить не менее двух лет и десяти месяцев. Поэт считал этот город почти родным. "Спешите в Тифлис, — писал он после краткого нахождения в городе, — не поверите, что за роскошь!" В этом городе поэт нашел позднее и применение своему таланту дипломата и государственного деятеля, и вдохновение для творчества, в том числе для создания "Горя от ума", и свою истинную любовь. Гуляя сегодня по городу, то и дело ловишь себя на мысли, что Грибоедов где-то совсем рядом, и это не может не рождать стихов: