— О, дорогая… — Джон увидел ее улыбку, словно она находилась рядом. — Что ты там делаешь в своем самолете?

— Разговариваю с тобой, дорогой. Сейчас ночь. Самое время для микроволн, факсов и радиотелефонов.

— Да брось ты… Все это бесчувственные тупые куски пластика и другого дерьма. Скажи-ка лучше, когда ты приземлишься?

— Через полчаса. С детьми все о’кей?

— Они там балдеют от сластей, которыми их пичкают твои родители…

— Ты там не разрушил еще мамину машину?

О, боже! Толстая рожа местного блюстителя порядка тут же выплыла перед ним и подмигнула, ехидно ухмыляясь. Джон вспомнил жалобный скрежет «форда».

— Нет, — неуверенно сказал он. — Еще нет… — и поторопился отогнать от себя мерзхое видение. — Слушай… Когда ты приземлишься, может быть где-нибудь возьмем машину, закажем отель, оставим детей твоим родителям… закажем ужин в номер… — возьмем бутылочку шампанского… Что скажешь?

— Ты неисправим… Увидимся через полчаса.

— Люблю тебя. Пока, — он повесил трубку и на мгновение замер.

Это была сущая правда. Джон действительно любил Холли, и она это знала. Он любил ее лицо, огромные карие глаза, распахнутые навстречу его взгляду. Любил пышные вьющиеся волосы цвета спелого каштана, обрамлявшие тонкое лицо. Любил ее мягкие губы, так нежно отвечавшие на его жадные поцелуи, тонкие руки, стройные ноги, гибкое тело… Всю. Она была очень красива, его Холли.

Год назад, в рождественский вечер, когда группа террористов захватила Здание фирмы «Накатоми», и они чуть не погибли, Джон узнал, что она еще и очень мужественная, его Холли. А на службе ее ценили так, что никакому мужику и не снилось, так как она была очень умна, его Холли. Словом, Холли была совершенством.

Холли опустила трубку радиотелефона и задумалась.

Господи, Джон, казалось, не менялся с возрастом. Уже восемь лет они вместе, ему тридцать два, а он остается все таким же, каким она встретила его впервые. Большой добрый ребенок, который, правда, бывает и достаточно опасен. Конечно, не для нее…

Джон многое мог, кроме одного — быть равнодушным. И сколько бы его ни били за это, он снова и снова ввязывался в драку, казалось, совершенно не касавшуюся его. Год назад он спас пятьдесят ее сотрудников, и вместо благодарности ему пригрозили судом. Какого черта полицейский из Нью-Йорка (он тогда еще не переехал в Лос-

Анджелес) лезет не в свое дело. Но если бы не Джон, они бы погибли. Все до единого.

— Какая великолепная у нас технология. Не правда ли? — полная пожилая дама вернула Холли к действительности. Она смотрела на девушку, сидевшую рядом с ней, из-под очков с толстыми стеклами, чуть наклонив седую голову с тщательно уложенными в немыслимую прическу волосами, которые седым венчиком светились вокруг личика… Розовые дряблые щечки сморщились в приветливой улыбке.

— Мой муж так не думает, — улыбнулась в ответ Холли.

— Зато я так думаю, — соседка расстегнула черную сумочку, лежащую у нее на коленях. — Раньше я носила с собой здоровенную дубину, но сейчас… — она ловко выхватила новенький «шокер» и повертела им перед собой. — Я прижгу любого ублюдка, который полезет ко мне. Я попробовала его на моей маленькой собачке. Бедняжка, она хромала целую неделю, — миссис покачала головой с сожалением, причмокнула губами и упрятала оружие подальше от посторонних глаз.

Холли удивленно посмотрела на старушенцию. Это же надо додуматься — ткнуть «шокером» в любимую собачку! А если бы та погибла? Но дама, очевидно, об этом не думала. Она отодвинула сумочку и снова уткнулась в книгу, упиваясь Диккенсом.

Холли откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Интересно, что сейчас делает Джон? Ей показалось, что он не совсем уверенно ответил на вопрос о состоянии маминой машины. Точно, что-то там не так. Но в конце-концов, ничего страшного произойти не могло. Ответил же он на вызов радиотелефона. И она не собирается портить себе Рождество из-за какой-то паршивой машины.

Джон очень ценил это качество Холли — не создавать лишних проблем.

Она отвернулась к иллюминатору и увидела облака, укрывавшие землю пышным серебристым ковром, мягко светившимся в бледных лучах полной луны. Где-то дальше, на западе, откуда летел самолет, они были розоватого цвета, окрашенные последними мазками уходящего солнца.

Господи, как прекрасен мир, созданный тобой! Если бы еще не венец твоего творения, который то и дело пытается все испоганить.

В просторном номере учебного центра абсолютно голый мужчина занимался гимнастикой у-шу, строго следя за точностью движений. Бронзовое мускулистое тело отражалось в зеркалах, покрывающих всю стену, и это создавало иллюзию присутствия противника, такого же ловкого и умелого, осторожного и резкого, на которого приятно было смотреть.

Голубые, глубоко посаженные глаза, тонкий нос, узкие, плотно сжатые губы, короткие волосы с ровным пробором, словно приклеенные к коже, ни разу не вздрогнувшие при резких выпадах, литые руки и ноги, крепкий живот без единой лишней складки. Этот человек в зеркале положительно нравился полковнику Стюарту. Никто не мог бы дать ему сорока девяти, с удовольствием подумал он.

На журнальном столике светился экран телевизора.

«…ИЗ ЭТОГО АЭРОПОРТА БУДЕТ ПРИВЕЗЕН В СТРАНУ ГЕНЕРАЛ ЭСПЕРАНСО. ДВА ГОДА НАЗАД ЭСПЕРАНСО ПОКИНУЛ БАНАНОВУЮ РЕСПУБЛИКУ, ЧТОБЫ ВОЗГЛАВИТЬ КАМПАНИЮ ПРОТИВ КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПОВСТАНЦЕВ, КОТОРАЯ

ФИНАНСИРОВАЛАСЬ АМЕРИКАНСКИМИ ДЕНЬГАМИ И ПОЛЬЗОВАЛАСЬ УСЛУГАМИ АМЕРИКАНСКИХ СОВЕТНИКОВ…»

Шустрый корреспондент бойко тарахтел с экрана, и полковник Стюарт, оторвав взгляд от своего отражения, быстро послал ногу вперед, зафиксировав пятку у сверкающего улыбкой рта парня. И, словно ощутив удар, тот исчез.

На экране появился генерал Эсперансо в сопровождении группы вооруженных людей. Абсолютно такой, каким его помнил полковник. Сухощавый, стройный, как юноша, с шапкой седых вьющихся волос. Он шел с высоко поднятой головой, с видом человека, исполнившего свой долг.

«…ЧТОБЫ УКРЕПИТЬ СВОЮ ПОШАТНУВШУЮСЯ ВЛАСТЬ, ЭСПЕРАНСО СТАЛ ЗАНИМАТЬСЯ ТАЙНЫМИ ДЕЛАМИ. ОН ОТВЕРГ ОБВИНЕНИЕ В ТОМ, ЧТО ЗАМЕШАН В НЕЗАКОННОЙ ТОРГОВЛЕ ОРУЖИЕМ…»

Генерал посмотрел прямо в камеру, и Стюарту показалось, что взгляды их встретились. Он кивнул, продолжая проделывать пассы руками, и снова дважды выбросил ногу вперед, посылая удары сопровождающим.

На руке прозвенел будильник. В ту же секунду полковник прекратил занятия и направился к шкафу. Костюм и рубашка, аккуратно висевшие на плечиках, быстро перекочевали на стул, готовые прикрыть обнаженное тело.

«…ТЕПЕРЬ ПОЯВИЛИСЬ СВИДЕТЕЛЬСТВА, ЧТО СИЛЫ ГЕНЕРАЛА ЭСПЕРАНСО НАРУШАЛИ ГРАНИЦЫ НЕЙТРАЛЬНЫХ СТРАН. КОНГРЕСС НЕ ДАЛ ХОДА ЭТОМУ ДЕЛУ. ОДНАКО, ЕСТЬ ДАННЫЕ, ЧТО ОН РУКОВОДИЛ И КОКАИНОВЫМ БИЗНЕСОМ. ХОТЯ ГЕНЕРАЛ БЫЛ СНЯТ СО СВОЕГО ПОСТА В НАЧАЛЕ ГОДА, РЕШЕНИЕ НЕ ВСТУПАЛО В СИЛУ ДО СИХ ПОР. ГОВОРЯТ, ЧТО ПРИЧИНОЙ ЭТОГО ПОСЛУЖИЛ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК, ПОСТУПИВШИЙ ОТ…»

Откуда поступил звонок, Стюарт не услышал. Резким движением он схватил дистанционное управление и, почти не целясь, как из пистолета, выстрелил в диктора. Экран мгновенно погас, и полковник отправился в душ. У него хватало времени на это и даже на то, чтобы выпить не обжигаясь стакан кофе.

Ровно в три часа он распахнул дверь своего номера и вышел в коридор.

Стюарт шагал не оглядываясь. Да ему и не нужно было этого делать. Он точно знал, что за спиной с двух сторон бесшумно открываются двери, и его парни присоединяются к своему шефу. Восемь пар тяжелых солдатских бутс, твердо впечатываясь в ковровую дорожку, шли по длинному коридору. Не издавая ни звука, глядя прямо перед собой, с неподвижными лицами группа подошла к лифту. И только тут полковник остановился, пропуская их вперед.

Вот они — его парни, его команда, его машина, послушная каждому его слову, готовая, не раздумывая, исполнить любой его приказ, пускай даже ценой собственной жизни.