А теперь, джентльмены, – продолжил он, когда все мы уже стояли в холле, – у меня нет особых возражений против того, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Ведь я в любом случае намерен подарить миру плоды моих исследований, когда они будут завершены. Однако я рассчитываю на ваше молчание. Мои исследования произведут революцию в обществе, и я боюсь преждевременного переворота, который может случиться при одном лишь намеке на них.

– Для человека моей профессии, детектива-консультанта, сохранение тайны является непременным условием, – заверил его Холмс. – Вы можете спокойно доверить мне ваши секреты.

– И мне, конечно, тоже, – добавил я.

– Очень хорошо, господа. Прошу вас следовать за мной.

Трелони привел нас на четвертый этаж к тяжелой двери, запертой на два замка: один располагался высоко, на уровне его подбородка, второй – совсем низко. За дверью скрывалась большая комната, оборудованная как лаборатория. На первый взгляд все здесь было обычным: клетки для подопытных животных у одной из стен; полки для химикатов и реактивов; полный набор стеклянных колб и пробирок на рабочем столе. Словом, все как в лаборатории любой из наших больших больниц, при которых обучают студентов. Клетка с гигантской крысой стояла на полу. Когда мы вошли, крыса уставилась на нас, оскалившись с явной угрозой. Возможно, я склонен фантазировать, но мне подумалось, что она узнала тех, кто лишил ее свободы.

Единственной необычной вещью была большая гипсовая модель на столе в центре комнаты – я сразу узнал Суматру. Модель была раскрашена синей, зеленой и коричневой краской, чтобы обозначить характер местности, и утыкана множеством тонких деревянных прутиков.

– Могу я попросить вас сначала взглянуть на эти образцы? – спросил Трелони, указывая на витрину на стене.

Посмотрев на нее, я застыл в изумлении. Никогда прежде я не видел такой коллекции образцов гипертрофии. Всего-то четыре короткие полки, но какое разнообразие организмов – широко известных и при всем том поражающих большими размерами. Вот, например, гигантская улитка длиной девять дюймов, помещенная в банку с формальдегидом. Несколько листьев в рамках принадлежали неизвестным мне тропическим растениям, но я узнал знакомые очертания дубового листа – правда, он был длиной почти в фут. Присутствовал тут и череп гигантской обезьяны, а также ананас, которого хватило бы для всех гостей на банкете у лорд-мэра. А еще засушенный навозный жук величиной с кошку. Имелись здесь и другие экспонаты, и всех их объединяли поразительные размеры.

– Все, что вы видите здесь, джентльмены, – продолжил Трелони после того, как мы вдоволь насмотрелись на его коллекцию, – собрано в определенной области острова Суматра моим агентом мистером Ли. Он держит аптеку в Пенанге. Много лет назад я вступил с ним в переписку. Мне потребовалась его помощь для приобретения одного редкого растения, которое возбуждает аппетит. Однажды он прислал мне образец этого растения, в десять раз больше обычного. Мистер Ли пояснил, что во время путешествия в глубь острова с целью пополнить запасы наткнулся на местность, где, к его изумлению, многие представители флоры и фауны разрастаются до гигантских размеров. Я предложил хорошо заплатить за новые образцы, и хотя в те места очень трудно проникнуть, ему удавалось в течение ряда лет присылать мне экземпляры, которые вы видите здесь, а также подробнейшие отчеты.

Как вы заметили, здесь представлен весь естественный мир: растения, насекомые, пресмыкающиеся, млекопитающие и даже человек. Отсюда я делаю вывод, что гигантский размер не унаследованное свойство. Скорее, рост стимулируется какой-то особенностью окружающей среды.

– Значит, этот череп, – перебил я, указывая на предмет, который принял за череп огромной обезьяны, – принадлежит человеку?

– Да, это так. Структура черепа не оставляет сомнений: он принадлежал дотоле неизвестному ископаемому подвиду человека, обладавшему гигантскими размерами. Очень может быть, что отсюда пошли современные легенды о великанах[3].

Итак, я продолжу. Сделав вывод, что в этой части острова существуют условия, благодаря которым ускоряется рост биологических организмов, я не щадил усилий, дабы узнать, что это за условия. Наконец, дав бесценному мистеру Ли поручение провести обстоятельные исследования этой местности, я, кажется, обнаружил активное вещество. – Трелони сделал паузу и посмотрел на нас с торжествующим видом.

– Это, случаем, не уранинит? – осведомился Холмс.

Трелони был поражен.

– Я вижу, что ваша репутация ничуть не преувеличена, мистер Холмс. Да, там действительно залегает очень богатая жила урановой руды, и я убежден, именно в уранините все дело. В небольших дозах он просачивается в почву во время дождей и усваивается из нее растениями. Ими питаются травоядные животные, которые, в свою очередь, служат пищей для плотоядных. Наконец-то я получил хороший запас уранинита, который поместил в свой погреб. Мне остается провести серию экспериментов, чтобы установить, в каком возрасте, при каких условиях и в каких количествах следует назначать уранинит. Я надеюсь, что благодаря живому экземпляру крысы получу важные сведения. Как только я выполню эту задачу – на что у меня, конечно, уйдет не больше года или двух лет, – мы сможем по желанию выращивать гигантов.

– Разумеется, это открытие представляет огромный научный интерес, – позволил я себе заметить, – но может ли оно вызвать революцию, о которой вы говорите?

Трелони удивленно взглянул на меня:

– Разве вы не понимаете, доктор Уотсон, как это открытие изменит жизнь человечества? Когда мясом одной свиньи или одного барана можно будет накормить дюжины людей, когда нескольких колосков гигантской пшеницы хватит, чтобы испечь целый каравай, мы навсегда изгоним из нашего мира голод. Огромная масса людей избавится от необходимости тратить все свое время на то, чтобы заработать себе пропитание. И разве это не повлечет за собой настоящий взлет в развитии искусства и науки? Говорю вам со всей ответственностью, джентльмены: мы на пороге золотого века!

Все услышанное и увиденное сильно взволновало нас. Следующие несколько часов мы провели с доктором Трелони в его гостиной, обсуждая важность открытия. Мы пили прекрасное старое бренди за успех исследований. В конце концов, незадолго до рассвета, мы откланялись и пошли пешком на Бейкер-стрит, благо идти было недалеко. Дома мы погрузились в глубокий сон, который заслужили, успешно закончив утомительное расследование.

Долгое время мы ничего не слышали о докторе Трелони, хотя я и просматривал газеты, ожидая сообщения о том, что он готов подарить миру свое открытие. И только год спустя, когда мы сидели за завтраком, Холмс подал мне письмо.

– Вам это будет интересно, Уотсон, – сказал он.

Затем, встав из-за стола, он принялся мерить комнату шагами, как делал обычно, когда был погружен в глубокие размышления. Вот что содержалось в письме: