Фвай-чи отличаются мирным нравом, но не беззащитны – провоцировать их опасно. Им приписываются нешуточные, хотя и малоизученные парапсихологические способности, и никто не осмеливается их раздражать».

Камера повернулась и плавно спустилась по крутому склону в горную долину. На лугу у реки приютилось селение – полсотни каменных домов. На утесе, обозревающем долину, высился большой особняк – скорее даже замок. По мнению техника Колодина, этот особняк – или замок – отличался архаичной, излишней изощренностью форм и деталей. Кроме того, пропорции казались чрезмерно стесненными и тяжеловесными, окна-амбразуры – слишком редкими, узкими и высокими. Колодин спросил у Пардеро: «Что вы об этом думаете?»

«Я ничего такого не помню, – Пардеро обхватил голову руками и принялся растирать виски. – Что-то давит, тяжело… Не могу больше смотреть».

«Конечно, нет! – с наигранной веселостью согласился Оллав. – Пойдемте, поднимемся ко мне в кабинет – я налью вам успокаивающей настойки, и замешательство пройдет, поверьте мне».

Возвращаясь в госпиталь коннатига, Пардеро большую часть пути просидел молча. В конце концов он спросил Колодина: «Когда я смогу отправиться на Марун?»

«Когда хотите, – машинально отозвался техник, и тут же добавил тоном человека, уговаривающего капризного ребенка: – Но зачем же торопиться? В госпитале не так уж плохо – вы могли бы отдохнуть еще несколько недель, тщательно подготовиться, составить планы на будущее…»

«Я хочу узнать два имени – свое собственное и моего врага».

Колодин моргнул – он недооценил глубину переживаний пациента. «Возможно, нет никакого врага, – с напускной важностью сказал он. – Ваше состояние может объясняться другими причинами».

Пардеро горько усмехнулся: «Когда я прибыл на космодром в Карфонже, мои волосы были коротко обстрижены – точнее, меня кто-то наспех оболванил. Мне это обстоятельство казалось загадочным, пока я не увидел манекен руна-эйодарха. Вы заметили его прическу?»

«Руны зачесывают волосы прямо назад, без пробора – так, чтобы они не закрывали уши, но спускались с затылка вдоль шеи».

«Таким образом, руна можно опознать по шевелюре?»

«Ну… положим, это довольно редкая манера стричься, хотя не слишком причудливая и ни в коем случае не уникальная. Тем не менее, она достаточно необычна, чтобы способствовать удостоверению личности».

Пардеро мрачно кивнул: «Мой враг хотел, чтобы никто не узнал во мне руна. Для этого он обрезал мне волосы, нарядил меня в идиотский костюм, посадил на звездолет и отправил скитаться по Скоплению, надеясь, что я никогда не вернусь».

«Надо полагать. И все же – казалось бы, проще было бы вас прикончить и выбросить труп в ближайшую канаву. Зачем усложнять себе жизнь?»

«Как объяснил Оллав, руны убивают только на войне. В любой другой ситуации мысль об убийстве вызывает у них ужас».

Колодин исподтишка наблюдал за Пардеро, неподвижно смотревшим на плывущий внизу пейзаж. Любопытная перемена! За какие-то несколько часов из неосведомленного, растерянного, более или менее беспомощного человека Пардеро превратился в целеустремленную, собранную личность – способную, по мнению Колодина, жестко контролировать страсти, но неспособную ими не руководствоваться. Именно так, по имеющимся сведениям, вели себя руны.

«Допустим, исключительно в качестве гипотезы, что ваш враг существует, – с трудом подбирая слова, сказал Колодин. – Он вас знает, а вы его не помните, что дает ему огромное преимущество. Прибытие в Порт-Мар поставит вас в рискованное положение».

Пардеро возражение техника, казалось, почти позабавило: «И что же? По-вашему, мне вообще не следует возвращаться? Я подготовлюсь, учитывая риск».

«Как же вы подготовитесь?»

«Прежде всего как можно больше узнаю о рунах».

«Само собой, – кивнул Колодин. – Необходимые сведения можно получить в девятьсот тридцать третьем кабинете Кольца Миров. И что дальше?»

«Я еще не решил».

Чувствуя, что собеседник уклоняется от прямого ответа, Колодин поджал губы: «Законы коннатига недвусмысленны. Рунам не позволяется иметь лучевое оружие и управлять воздушным транспортом».

Пардеро ухмыльнулся: «Пока моя личность не установлена, я еще не рун!»

«Если подходить к этому вопросу формально… пожалуй, вы правы», – осторожно признал Колодин.

Через четыре с лишним недели Колодин сопровождал Пардеро на центральный космодром в Коммарисе. Они решили пройтись пешком по взлетному полю и остановились, чтобы попрощаться, у трапа «Диласского экстранюансора».

«Скорее всего, я вас больше никогда не увижу, – сказал Колодин. – Очень хотелось бы знать, чем закончатся ваши поиски истины, но на это, конечно, мало надежды».

Пардеро ответил нарочито бесстрастно: «Благодарю вас за помощь – и за личное расположение, выходящее за рамки профессиональных обязанностей».

Техник Колодин подумал: «В устах руна – пусть даже руна, впавшего в беспамятство – такая формулировка почти равносильна бурному изъявлению чувств». Вслух он выразился гораздо тактичнее: «Месяц тому назад вы намекнули, что вам могло бы пригодиться оружие. Вы успели его приобрести?»

«Нет. С этим придется подождать. До тех пор, пока всевидящее око коннатига не окажется достаточно далеко, если можно так выразиться».

Украдкой поглядывая по сторонам, Колодин опустил в карман Пардеро небольшую картонную коробку: «Теперь у вас под рукой „Головокол“ модели „Г-дис“. Инструкции в упаковке. Позаботьтесь, чтобы он никому не попался на глаза – закон есть закон. Что ж, прощайте, счастливого пути! Свяжитесь со мной как-нибудь, если это не будет слишком трудно».

«Еще раз спасибо!» – Пардеро сжал плечи Колодина обеими руками, отвернулся и взошел по трапу.

Колодин вернулся в здание вокзала и поднялся в лифте на смотровую площадку. Через полчаса он увидел, как черный звездолет с красными и золотыми обводами поднялся в воздух и скоро исчез в небесной синеве Нуменеса.

В течение месяца перед отлетом Пардеро почти ежедневно проводил несколько часов в кабинете №933 Кольца Миров. Иногда техник Колодин составлял ему компанию. Освен Оллав тоже нередко спускался из Антропологического колледжа, чтобы обсудить те или иные маловразумительные привычки и обычаи рунов. Демософист настоял на том, чтобы Пардеро выучил наизусть следующую таблицу:

«Таблица отражает типичные условия освещенности4 на Маруне. В зависимости от них радикально меняется характер пейзажа. Разумеется, они влияют и на характер поведения обитателей планеты, в особенности рунов, – бас демософиста звучал с педантичной мягкостью, хотя он отчеканивал слова как меняла, складывающий монеты столбиком. – Жителей Порт-Мара трудно обвинить в чрезмерной широте взглядов или изощренности вкусов. Тем не менее, руны считают столицу средоточием искушений и суеты, бесстыдного поглощения пищи, бесхарактерности и вседозволенности, животного разврата – вообще всего того, что руны называют «себализмом».

В Старом городе Порт-Мара изредка встречаются отщепенцы – молодые руны, восставшие против древних обычаев или изгнанные за нарушение таковых. Ожесточенные и подавленные, они влачат жалкое существование, обвиняя родителей в том, что те не позаботились обеспечить им приличное образование и не уделяли им достаточного внимания. В какой-то мере это верно – руны убеждены, что их предписания самоочевидны даже для несмышленых младенцев, в то время как ни на одной планете Скопления нет более произвольного набора условностей, определяющих социальные отношения. Например, процесс поглощения пищи считается не менее неприличным, чем процесс выделения отходов пищеварения – руны едят в полном одиночестве или, если уединение невозможно, скрываются за ширмами. От ребенка ожидается автоматическое восприятие этой точки зрения и других рунических заповедей. Руны-родители полагают, что в их отпрысках должны естественным образом проявляться свойственные предкам наклонности к приобретению и настойчивому совершенствованию редких непрактичных навыков, а также к подавлению в себе себалистических позывов».