— Ну-ка, Сашок, зайди ко мне на минутку. Сашка переглянулся с Сергеем Ермолаевичем, тот
кивнул: зайди...
Он зашел и плотно прикрыл за собой дверь.
— Чего вам?
Дядя Вася закурил и затянулся так, что у него глубоко-глубоко провалились щеки.
— Значит, рушишь свое хозяйство. Спелся с этими... да?
— Что ж мне, с вами спеваться? — пожал плечами Сашка.— У вас, дядя Вася, голос не тот... А хозяйство — зачем оно мне? Вон как мать обрадовалась! Говорит — хоть дышать будет чем.
— Дышите, дышите! Только смотри, как бы не задохнулись...
— А вы меня, дядя Вася, не пугайте.— Сашка привалился плечом к косяку двери и сжал кулаки.— Не боюсь я вас больше. Понимаете? Не боюсь...
Дядя Вася растер на полу окурок.
— Я слышал, ты уезжать собираешься. А кто ж мне твой должок выплатит? С тебя, если по совести говорить, еще причитается...
— Не слышали, а подслушали,— резко оборвал его Сашка.— И ничего я вам больше не должен. Вы из меня за это время столько вытянули — давно я за те апельсины-мандарины рассчитался, что в больницу приносили. Ни копеечки больше не получите. И с квартиры нашей убирайтесь. До моего отъезда чтоб здесь духу вашего не было. Иначе...
— Что ж иначе? — вкрадчиво произнес дядя Вася и потянулся к тяжелой бронзовой пепельнице, стоявшей на столе.
— Иначе мы на вас управу найдем,— спокойно ответил Сашка.— Я рыбок у Сергея Ермолаевича потравил, но «рыбью холеру» вы мне подсунули. Не забыли?
Дядя Вася отдернул руку и встал. Потом вдруг вплотную подошел к Сашке и заговорил, дыша ему в лицо водочным перегаром:
— Ты не кричи, слышишь, я ведь тебя мириться позвал, не ссориться... Куда тебя нелегкая понесет — в Сибирь! Оставайся, будем жить, как жили... Матери свежий воздух нужен — ко мне твои аквариумы перенесем, я от свежего отвык уже... Честно будем торговать, слово даю. Не выдюжить мне одному супроть их,— он кивнул на закрытую дверь, за которой слышались голоса Юрки и Сергея Ермолаевича,— понимаешь? А вдвоем мы запросто выдюжим... Не поздно еще, опомнись...
Он навалился на Сашку, прижал к косяку литым плечом, и Сашка с трудом оттолкнул его.
— Хватит, дядя Вася, не о чем нам с вами говорить. Пока. Пойду помогу аквариумы грузить.
В тот же день вслед за Сашкой перевезли в клуб свои аквариумы со всяким оборудованием Сергей Ермолаевич и Кузьма Кузьмич. Вот только рыбок набралось немного: Сашка большую часть своих уже распродал, у Сергея Ермолаевича подохли. Правда, Кузьма Кузьмич принес дюжину холодноводных, среди которых были знаменитые черные телескопы, и мраморных гурами, а Юрка — меченосцев, но всех вместе рыбок в клубе было пока куда меньше, чем у одного дяди Васи.
И все-таки это никого не смущало. Сашка уже назавтра отсадил на нерест уцелевшую семью своих лучших неонов, по две семьи парусных моллинезий, тигровых и малиновых меченосцев, парочку тернеций. Они должны были положить начало «великому племени» рыбок, которым предстояло заселить все аквариумы клуба и отправиться в «плавание» к сотням любителей-детей и взрослых.
В центре первой комнаты Сашка и Сергей Ермолаевич установили двадцативедерный коллекционный аквариум Кожара. Старые растения и песок из него были выброшены — в них могли сохраниться крупицы нерастворенной «рыбьей холеры», которая убила всех рыбок. На соседней стройке Юрка и Сашка набрали для него крупного песка, хорошенько промыли, прокипятили и только потом выстлали дно толстым, слегка наклонным слоем, чтоб легко было собирать грязь. В центре аквариума посадили в горшочке паль-мочку. Она не прижилась бы е чистом песке, пришлось положить под корни комок чернозема и глины.
Вокруг пальмочки, поближе к заднему стеклу, разместились кустики резного дубка, бразильской людвигии с блестящими листочками, ярко-зелеными с освещенной и красновато-фиолетовыми с неосвещеной стороны, японской сагиттарии с широкими и заостренными, как ножи, темно-зелеными листьями, нежного изумрудного папоротника.
Каждое растение Сашка прижимал камешком, чтоб не всплыло, когда аквариум заполнится водой, чтоб не выдернули рыбки: ведь растения не любят пересадки, многие приживаются долго и трудно, начинают загнивать...
Сашка работал, как художник, он создавал будущую картину подводного мира, и, как в настоящей картине, в ней не должно было быть ничего лишнего: каждой водоросли и каждому камню надо было найти свое, единственное место, чтоб они потом не лезли в глаза, а помогали увидеть главное — рыбок, оттеняли их красоту. И он то отходил от аквариума, придирчиво щурясь и цокая языком, то снова подходил и поправлял что-то, только ему одному заметное, расщепленной на конце палочкой, и под этой палочкой возникали, как на дне настоящего водоема, холмы и впадины, и рождались черные скалы, и зеленые водоросли змеились по ним, вялые, слабые, потому что силу и упругость они обретали только в воде.
Юрка давно уже забыл о своем задании: ему поручили обобрать подгнившие листочки и обрезать лишние корни у растений, приготовленных для других аквариумов,— охапкой перевившейся травы лежали они в большом тазу; и Сергей Ермолаевич с Кузьмой Кузьмичом отложили в сторону компрессор, над которым колдовали с самого утра,— затаив дыхание, они следили за Сашкой.
Никто не лез к нему с советами, подсказками, они понимали, что сейчас на их глазах свершается маленькое чудо. Они просто наблюдали за уверенными Сашкиными движениями, стараясь запомнить их, чтоб потом самим так же легко подхватывать каждую травинку, находить ей такое место, где она будет расти, не мешая остальным, а ровные слои темного песка и черных камней превращать в «скалы» и «овраги».
А Сашка?.. Сашка забыл обо всем на свете. О том, что через несколько дней дальняя дорога уведет его из родного города от матери, от Юрки, Сергея Ермолаевича и Кузьмы Кузьмича, с которыми он подружился и которых полюбил. От крошечных разноцветных рыбок — три долгих года отдал им Сашка....
Наконец он закрыл водоросли листом плотной бумаги и стал осторожно наливать отстоявшуюся воду. Ведро за ведром подавал Юрка воду — двести с лишним литров вмещал коллекционный аквариум клуба, и заполнить его было делом нелегким и нескорым.
Но зато потом, к вечеру, когда в прозрачной толще за стеклянным берегом чуть заметно заколебались под ярким светом рефлекторов изумрудные водоросли, словно жемчугом покрытые пузырьками воздуха, когда брызнули в разные стороны рыбки и тяжелые капли воды, продутой через фильтр, зашлепались о поверхность, разгоняя по углам пушистые кустики риччии и плавающего папоротника,— Сашка и Юрка молча сели перед аквариумом и долго не отрывали от него глаз.
А Кожар и Зыков стояли в сторонке, поглядывая то на «подводное царство», то на мальчишек, и думали о том, сколько задир и бузотеров со всех улиц города вскоре замрут перед этой сказкой.
— Ну что ж,— наконец сказал Сергей Ермолаевич,— вот и родился наш клуб. Осталось одно — дать ему имя. Какие есть предложения?
— «Золотая рыбка»,— оторвав взгляд от аквариума, сказал Сашка.— Клуб «Золотая рыбка».
— Возражений нет? — улыбнулся Кожар.— Принято единогласно.
ИСКРЫ ПОД САПОГОМ
В воскресенье в дальнем углу Кисловского рынка, где обычно собирались аквариумисты, было особенно многолюдно.
После морозов наступила оттепель. Снег хлюпал под ногами, и солнце старательно пристреливалось к нему несильными еще лучами, словно прикидывая, много ли будет работы весной. Глупые воробьи, которые уж» вдоволь намерзлись и наголодались, приняли солнечную пристрелку за начало решительного наступления на стужи и метели и, ошалевшие от счастья, орали во все свои воробьиные глотки, облепив невысокий забор.
Их крик раздражал дядю Васю — он снова всю ночь проворочался в постели, вспоминая день за днем свою жизнь, и от птичьего гомона у него трещала, раскалывалась голова. Он подобрал под ногами палку, запустил ее в воробьев, и они вспорхнули, но потом нахально уселись на свои места и загорланили пуще прежнего.
