Никто никогда не дарил ей таких чудесных вещей. Во всем доме не было подобной вещи. Кларнету не место в этой квартире, думала Эйлин. Когда она вырастет – переедет в другой дом, такой красивый, что там и не заметишь кларнета. Мистер Кьоу этого бы хотел. Нужно выйти замуж за такого человека, который сможет ей это дать.

В тринадцать Эйлин начала подрабатывать в прачечной самообслуживания. Получив свою первую зарплату, она долго щупала купюры, зажав между большим и указательным пальцем, а потом разложила перед собой на столе и погрузилась в расчеты. Если откладывать каждый доллар, то к окончанию школы – может быть, даже раньше – она уже не будет зависеть от родителей. Сперва Эйлин обрадовалась, а потом ей стало грустно. Нельзя думать, что родители ей не нужны. Лучше она будет откладывать деньги для них.

Мама пила, как отец никогда в жизни не пил. Словно наверстывала упущенное. Эйлин заранее варила для нее кофе, всегда держала в запасе аспирин и укрывала маму одеялом, когда та засыпала, сидя на диване.

Однажды вечером, войдя в гостиную, Эйлин увидела, что мама клюет носом, борясь со сном, словно стараясь еще на несколько мгновений продлить осознанное удовольствие от выпивки. В такие минуты с ней было легко. Она реагировала на присутствие Эйлин чуть заметным движением век, и в то же время ей уже не хватало сил говорить резкости.

Эйлин присела рядом с ней на диван и почувствовала рукой мокрое. Сперва она подумала, что мама пролила виски из стакана.

Очень долго Эйлин не решалась ее переодеть – вдруг проснется. Но не оставлять же ее сидеть в луже до утра! Кое-как Эйлин стащила с нее мокрую одежду, закутала маму в халат и усадила на сухое место. Дотащить ее до кровати – задачка потруднее.

Эйлин присела на корточки возле дивана, ухватила мать за плечи и осторожно переместила ее голову к себе на колени, а потом на пол. Затем стащила на пол целиком и подхватила под мышки. Мама что-то пробормотала сквозь сон. До кровати Эйлин ее доволокла, а втащить наверх сил не хватило. Мама сонно ворочалась, устраиваясь на полу.

– Мам, дай я тебя подниму, – говорила Эйлин.

– Я тут посплю.

– На полу нельзя спать!

– А я буду, – промямлила мама.

Когда она сердилась или была пьяна, возвращался ирландский акцент.

– Холодно на полу. Дай я тебя уложу в постель.

– Отстань…

– Не отстану!

В конце концов Эйлин сдалась и прилегла на мамину кровать отдохнуть, а проснулась, когда хлопнула дверь – отец вернулся. Он сегодня работал в баре. Эйлин выглянула на кухню. Отец сидел за столом и пил воду из стакана.

– Уложишь маму? Она на полу заснула.

Отец молча встал. Эйлин вдруг сообразила, что он при ней ни разу не входил в эту комнату, если не считать той ссоры с мистером Кьоу.

В падающем из кухни свете мама была похожа на кучу грязного белья. Отец поднял ее так легко, словно запросто мог сделать это и одной рукой. Стройные ноги и руки бессильно повисли; мама крепко спала. Отец уложил ее в постель и долго стоял над ней. Эйлин слышала, как он прошептал: «Бриджи» – не столько ей, сколько себе самому. Потом укрыл маму одеялом до самого подбородка.

– Ты тоже ложись, – сказал отец, закрывая за собой дверь.

– Представьте себе весь наш район, Вудсайд, поросший лесом, – говорила сестра Мэри-Элис на уроке в восьмом классе. – Давным-давно, мальчики и девочки, здесь было огромное имение – больше сотни акров. Когда-то весь этот район до последнего дюйма принадлежал одной-единственной семье, чья история восходит к первым дням освоения Америки.

Тут сестре пришлось немного помолчать – под окнами школы зафырчал мусоровоз. Свернутая в трубку карта над классной доской слегка покачивалась. Эйлин представила себе, как карта разворачивается и стукает учительницу по голове.

– Внук одного из пуритан – основателей города Кембридж в штате Массачусетс купил большой участок земли и построил ферму неподалеку отсюда.

Сестра прошлась по классу, показывая ученикам книгу, раскрытую на странице с изображением фермы.

– Его наследники перестроили ферму, сделав из нее усадьбу. – Сестра буквально выплюнула это слово. – Из просторного холла усадьбы можно было попасть в парадную гостиную. Имелась и еще одна гостиная, с огромным камином. Большая кухня, медный дверной молоток, снаружи – фруктовый сад.

Сестра перечисляла достоинства дома таким тоном, словно зачитывала обвинения в суде.

– Сменилось несколько поколений, и дом был продан торговцу из Южной Каролины – он вел дела на Манхэттене, а в поместье приезжал на выходные. Во второй половине прошлого века, с развитием железных дорог, некий предприниматель увидел здесь возможность поживы. Он вырубил в поместье лес, осушил болота, наметил улицы, по которым вы ходите сегодня, и разбил всю землю на участки – их получилось около тысячи. Эти участки он распределил по жребию покупателям из среднего класса, продавая в рассрочку – по десять долларов в месяц. Постепенно на участках появились дома. В тысяча восемьсот девяносто пятом году здание усадьбы снесли и на этом месте построили церковь, а позднее – школу, где мы с вами сейчас находимся.

Эйлин рассматривала строгий белый циферблат настенных часов. Когда учительница подошла к ней с книгой, она лениво скользнула взглядом по иллюстрациям и уже не могла отвести глаз. Она даже попросила учительницу вернуться на секундочку, когда та двинулась дальше вдоль ряда.

– Строительство моста Квинсборо было завершено в тысяча девятьсот девятом году, а еще через год закончили туннель Лонг-Айлендской железной дороги под рекой Ист-Ривер и в тысяча девятьсот пятнадцатом приступили к прокладке линии метро под названием Флашинг – вы ее знаете как Седьмую линию надземки. На этот берег реки начали массово переселяться ирландские семьи – ваши дедушки и бабушки, а возможно, и ваши родители. Спасаясь из трущоб Манхэттена, они в конце концов оседали в Вудсайде. Ютились по десять, по двадцать человек в квартире – представьте себе это! Наконец в двадцать четвертом году Провидение сжалилось над ними. Городские власти начали строительство новых домов и квартир для разрешения жилищной проблемы.

Учительница, завершив круг, вновь оказалась у доски и с торжествующей улыбкой обратилась к присяжным с заключительным словом:

– Неисповедимы пути Господни! Кто мало имеет, тому прибавится. Теперь здесь живете вы все, а не одна богатая семья в роскошном доме посреди леса. Так намного лучше, вы согласны, мисс Тумулти?

Вопрос вырвал Эйлин из мира грез – она замечталась о давно исчезнувшем доме с иллюстрации.

– Да, – ответила она на вопрос учительницы.

А про себя подумала: жаль, что такой чудесный дом снесли. Большой красивый дом и поместье вокруг – совсем даже неплохо.

Сестра Мэри-Элис закончила урок словами:

– Подумайте еще вот о чем. Если бы поместье по-прежнему существовало, никого из нас бы здесь не было. Мы бы просто не родились на свет.

Эйлин попыталась представить себе реальность, в которой нет ее одноклассников. Она вспомнила крохотную квартирку, где жила их семья. Много ли потерял бы мир, если бы этой квартиры не было?

Потом вообразила, что сидит на диване в той усадьбе, смотрит в окно на зеленые деревья и листает большую книгу. Рождаются же люди в таких домах; так почему не она?

Пускай не здесь, но где-нибудь она все-таки родилась бы и уж как-нибудь добилась того, чтобы жить в таком доме, не чета другим.

Иногда она навещала живших неподалеку тетю Китти и кузена Пата, на четыре с половиной года младше самой Эйлин. Дядя Пэдди, старший брат отца, умер, когда Пату было два годика. Пат смотрел на отца Эйлин с обожанием, как на родного папу.

Эйлин с детства читала Пату вслух, и в школу он поступил, уже умея читать и писать, когда его ровесники только-только осваивали алфавит. Пат был умница, хотя по школьным отметкам и не скажешь, потому что он никогда не делал уроков. Зато читал запоем, все подряд – лишь бы не то, что задано.