Когда меня забрали в больницу, галстук так и остался в портфеле. Он исчез вместе со всеми моими книгами.

…Я не рассказал об этом ребятам: ведь мы только-только познакомились. Я просто повторил:

— У меня нет галстука.

— Это не беда, — сказал Венька. Он быстро снял с шеи свой галстук. — Ну-ка, приподнимись.

Я приподнялся и застегнул верхнюю пуговицу рубашки. Венька ловко повязал мне галстук и отложил воротничок. И широко улыбнулся.

— А как же я буду пионером вашего звена? — растерянно спросил я, поглаживая галстук. — Я ведь…

— Очень просто, — перебил меня Венька. — Мы сами будем к тебе приходить. И сбор здесь проведем, и еще что-нибудь придумаем. Правда, Тома?

— Правда. А потом ты поправишься. И придешь к нам в школу. В 7-ой «А». Договорились?

В комнату заглянула тетя Таня. Ребята встали.

— А-а, у тебя гости, — сказала она. — Ну, сидите, я вам сейчас чайку сготовлю.

И вышла.

Венька бегал по комнате, пока не увидел гармошку.

— Играешь? — спросил он.

— Немножко…

— Ну-ка, сыграй.

Я сыграл «Картошку», потом «Барабанщика».

— Здорово! — воскликнул Венька. — Вот, ребята, у нас наконец и своя музыка есть. Хватит 7-му «Б» задаваться. Теперь мы им докажем!

— И что ты им докажешь? — улыбнулся Алеша Вересов. Он сидел на краешке дивана, сложив на коленях длинные руки, высокий, почти на голову выше Веньки, загорелый, в белой рубашке с короткими рукавами. — Всегда тебе, Вень, кому-нибудь что-то доказывать надо. Ты его не слушай, очень уж он у нас беспокойный, — повернулся Алеша ко мне. — Музыка нам действительно нужна. Один Генка Козлов на пианино играет, да и того не допросишься. Захочешь — будешь играть, а доказывать здесь нечего. — Он достал из портфеля дневник. — Слушай, ты в алгебре силен?

Я пожал плечами:

— А что?

— Нам Григорий Яковлевич примеры тут задал. Я над ними все перемены просидел — и ни в зуб. Давай вместе посмотрим.

Тома уступила Алеше стул возле меня, я потянул рычаг, и над кроватью пологим углом поднялась доска. Мы положили задачник и начали смотреть пример.

— А вы тоже занимайтесь, — повернулся к ребятам Алеша. — Можно им за стол сесть?

— Конечно, — спохватился я. — Садитесь.

Венька, Тома, Генка Козлов и Слава Кирильчик уселись вокруг стола и разложили на нем учебники и тетради. В комнате стало тихо. Только за окном гудел экскаватор, с лязгом вгрызаясь в землю, да ревели моторы самосвалов.

Примеры были совсем не сложные. Я даже искоса посмотрел на Алешу: уж не смеется ли он надо мной? Но Алеша не смеялся. Он впился глазами в книгу и беззвучно шевелил губами.

Леня уже давно оставил нас, тетя Таня давно перестала греметь на кухне. В приоткрытую дверь я видел, как она на цыпочках прошла в свою комнату. Я быстро набросал решение и заглянул в ответ. Сошлось. Алеша тоже что-то торопливо чиркал карандашом.

— Уже? — шепотом спросил он, перехватив мой взгляд.

Я протянул ему листок. Смешно вздернув брови, он просмотрел его и хлопнул себя ладошкой по колену.

— Правильно! А я вот где напутал. Вместо плюса поставил минус. Ну и путаник. Ладно, давай переписывать начисто.

Я взял из стопки верхнюю тетрадку и потянулся к Алешиной:

— Дай-ка твою.

Он подал.

Тогда я взял ручку и на обложке своей тетради аккуратно вывел, как у Алеши: «По алгебре ученика 7-го класса «А» Александра Щербинина».

В эту минуту я действительно чувствовал себя учеником 7-го «А» класса.

Потом тетя Таня принесла чай и печенье, и Венька рассказывал мне о нашем отряде.

— Ребята у нас мировые, ты не думай. Вот Алеша, например… — Венька скорчил забавную рожу. — Архимед! И, между прочим, первый ворчун во всей школе. Как начнет критику на все наводить — только держись.

Алеша добродушно показал Веньке из-под стола кулак, и Венька тут же перешел к Славе. От неожиданности тот даже поперхнулся чаем.

— Слава — наш лучший вратарь. Из ста мячей пропускает от силы девяносто девять. А еще он пионер-инструктор по электровыжиганию. Слава, ты Сашку выжигать научишь?

— Научу, — с достоинством ответил смущенный Слава и отодвинул пустую чашку. — Завтра электровыжигатель принесу, фанеры и научу. Хочешь, присоединяйся к нам.

— Не хочу. Я сейчас учусь по проволоке ходить. И еще экскаватор. Куда уж мне выжиганием заниматься! — притворно вздохнул Венька.

— Это верно, — засмеялся Слава. — Тут, брат, терпение нужно, а у тебя его кот наплакал.

А Венька не унимался. Он рассказал мне обо всем классе, да так, что я, казалось, своими глазами видел, как Гриша Скворцов строит модель подводной лодки, которая под воду ушла, но назад не всплыла, как Лена Черноусик, когда 7-й «Б» перегнал наш отряд по сбору металлолома, притащила в школу два керогаза и новенький медный таз. В тазу бабушка варила варенье, его пришлось вернуть, и все об этом очень жалели — сколько уплыло прекрасного цветного металла. И Сенька Григорьев в тот день как бы побывал в нашей комнате, хотя увидел я его только через три дня. Но он точно таким и оказался, каким я представлял его по Венькиному рассказу, — толстым, лохматым и очень добродушным.

Ребята ушли только к вечеру. Экскаваторщик уже окончил работу, и машина его стояла в глубокой яме, мирно положив железную пасть на рыжую землю.

— Так ты и не побывал сегодня еще раз на экскаваторе, — задумчиво сказал я Веньке, глянув в окно.

— Ничего, побываю завтра, — весело тряхнул он огненно-рыжим чубом. — Экскаватор от меня не уйдёт. Понимаешь, я решил непременно научиться на нем работать. Непременно…

Ребята долго жали мне руки, и вскоре их шаги уже затихли в подъезде. Приподнявшись, я видел, как они остановились у парадного, а затем разошлись в разные стороны. Венька с Алешей пошли вместе.

Они ушли, а я снова остался один. Мне еще нужно было прочесть параграф из истории, но я решил это сделать попозже. Я закрыл глаза и представил себе всех, кто у меня был, — Веньку, и Генку, и Алешу, и Тому, и Славу. Я мысленно рассадил их на те места, где они сидели, а Веньку устроил рядом с кроватью, на подоконнике. Я вспомнил, как боялся этого дня — первого сентября, как вырвал из календаря листок, чтобы забыть о нем, и улыбнулся. Хороший день, ну просто замечательный день! И мне захотелось поблагодарить Леньку, который отпросился с работы и все это так здорово придумал. Но его не было дома. Тетя Таня сказала, что он ушел отрабатывать в ночную смену.

Пришла мама. С порога она внимательно посмотрела на меня и, кивнув на галстук, строго сказала:

— Это еще что такое?

— Пионерский галстук, — ответил я. — Видишь ли, мама, у меня праздник. — Я приподнялся и погладил галстук. — Сегодня первое сентября. И я стал пионером первого звена и учеником 7-го «А» класса. И ты только не проси — я галстук все равно не сниму. Никогда.

Мама прикусила губу, швырнула на диван сумку и вышла на кухню. А я гладил струящийся шелк Венькиного, вернее, теперь уже моего галстука, заботливо отглаженного сегодня утром, и на душе у меня было легко и спокойно.

Из медицинского института позвонили маме на фабрику и сказали, что вернулся профессор Сокольский. Он приедет к нам завтра в пять — в институт меня везти не нужно.

Назавтра мама не пошла на работу, ее отпустили. Она помыла пол, постелила свежую скатерть, сменила салфетки и занавески, и наша комната просто заблестела.

День тянулся медленно, как будто время остановилось. Я даже не мог открыть окна — по стеклам хлестал дождь. Это был осенний дождь, холодный и мелкий, и я думал, что тополю под ним сейчас, наверно, очень зябко и неуютно. Вон даже желтые листочки на ветвях появились. Раз, два, три, четыре… Пока еще немного. Но с каждым днем их будет все больше и больше, а однажды я проснусь, и тополь постучит мне в окно не мягкими и зелеными ладошками, а черными озябшими пальцами. И я не смогу погладить их, потому что за окном будет зима.