– Перелома я не вижу, трещин… – палец врача скользил по снимку, прикрепленному на ящике с подсветкой, и Борис затаил дыхание – … тоже. Снимайте футболку, я посмотрю.

Танцор выдохнул с облегчением. Это означало, что у него еще будет шанс побороться за место в финале. Сильные пальцы травматолога скользили вдоль рёбер. На левом боку на одном уровне с диафрагмой, где врач надавил, было особенно больно, и Борис, не сдержавшись, зашипел сквозь зубы.

– Ушиб мягких тканей, – диагностировал врач, отпуская пациента. – Смазывать мазью без согревающего эффекта, прикладывать холод и никаких физических нагрузок… дней десять.

Последняя рекомендация Бориса особенно «порадовала». Завтра ему танцевать соло, которое решит его судьбу, придется выложиться по максимуму, и этот совет ему уж точно не нужен. Он выйдет на сцену и будет танцевать, как в последний раз. Чего бы это ему не стоило. Никто и ничто не сможет ему помешать.

– Что вы решили? – поинтересовалась редактор, когда они сели в машину. Девушка была вместе с ним у врача и слышала, что тот сказал. – Можем отвезти вас в аэропорт, на вокзал, куда скажете.

– Я возвращаюсь в лагерь, – непреклонным тоном сообщил Борис, отступать он был не намерен.

– Как скажете, – девушка понимающе улыбнулась и откинулась на спинку кресла.

Борис стоял с сумкой у центрального корпуса пансионата и не мог заставить себя переступить порог. Никого из танцоров поблизости не было видно. Очевидно, все они отдыхали после бессонной ночи. Он представлял, как вернется в свою комнату, увидит Олега… Будет ли он извиняться, изобразит раскаяние или сделает вид, что ничего не произошло? Дима поймет, в чем тут дело, он не слепой. Да и что делать с этими извинениями? Простить он не может, забыть тоже, а делать вид, что ничего не случилось, – на такое лицемерие он попросту не способен.

Он так и стоял, не двигаясь с места, прокручивая в голове сценарии.

– Боря, ты как? – рядом оказался Илья. Борис так задумался, что не заметил, когда тот подошел.

– Нормально, – распространяться о своих проблемах ему не хотелось.

– Я слышал, тебя в больницу повезли.

– Все в порядке, ничего страшного, – приятно, что хоть кому-то интересно, что с ним происходит.

– Чего ты стоишь, почему не идешь в номер? – Илья продолжал настойчиво его расспрашивать и уходить никуда не собирался.

Борису нравился этот парень. Нравился как друг, как надежный товарищ. Но даже ему признаваться в своих страхах, выворачивать душу наизнанку не хотелось. Он наскоро придумал, что парни в его комнате жутко храпят и не дают выспаться.

– Давай ко мне, – предложил Илья. – Вчера моего соседа отправили домой, и я один в двухместном номере. Не храплю, честное слово, – заверил он в ответ на недоуменный взгляд Бориса.

День клонился к закату, и это предложение могло стать решением всех его проблем. Завтра объявят Двадцатку, так или иначе все закончиться. Пусть его и влекло к Олегу, но, чтобы распутать этот чудовищный клубок недопонимания, возникший между ними, разобраться в своих чувствах и в поступках Олега, нужна была короткая передышка. Утром на свежую голову он, возможно, посмотрит на эту ситуацию по-другому, перестанет так остро реагировать, а рядом с Олегом ни расслабиться, ни отдохнуть у него точно не получится.

– Пойдем, – решил Борис.

Он думал, что уснет, как только его голова коснется подушки, но чуда не произошло. Вместо этого предательница-память подкидывала яркие воспоминания о ночной репетиции и чувстве полного восторга, переполнявшего его, когда они остались с Олегом наедине. Он ощущал под пальцами тепло чужого тела, чувствовал вкус поцелуя… Но все резко менялось, когда он взлетал в поддержке и начинал падать, теряя под собой опору. Олег стоял над ним и смотрел сверху вниз на поверженного танцора. И уже не понятно было, кто именно одержал победу: Олег, подставивший своего партнера, или подлый Шрам, добившийся своего хитростью и предательством. Вздрогнув всем телом, Борис снова увидел стремительно приближающееся покрытие сцены… и проснулся, судорожно глотая воздух, будто утопающий, прорвавшийся на поверхность.

Борис мучительно застонал сквозь зубы, стряхивая липкие остатки сна и сворачиваясь в клубок в поисках защиты. Он прислушался – Илья безмятежно спал на соседней кровати. Борис повернулся на другой бок, стараясь улечься так, чтобы место ушиба меньше беспокоило, и снова закрыл глаза, пытаясь заснуть. В этот раз сознание, как бы издеваясь над ним, подкинуло другое воспоминание: его выступление на кастинге и Олега, который перешел ему дорогу, когда он выходил на сцену. Эта примета, как бы ему ни хотелось забыть о ней, оказалась для него пророческой.

Утро было отвратительным. Отдохнуть получилось только отчасти. Силы вернулись, но на левом боку начинал проступать внушительный синяк. Илья собирался, стремительно перемещаясь по маленькой комнате и натыкаясь на острые углы мебели. Он одновременно пытался чистить зубы и одеваться. Так как Борис вчера приехал поздно, Илья попытался пересказать ему планы на сегодняшний день. Перемежая свой рассказ ругательствами, когда не получалось найти ремень или пропавший носок, он объяснил, что после завтрака их повезут в театр, где они будут показывать свои соло. Сегодня никого выгонять не будут. До самого вечера они будут свободны. Объявление Двадцатки начнется в восемь вечера.

Общий завтрак прошел в спешке. Танцоры были предельно серьезны и сосредоточены. От того, насколько хорошо они сегодня станцуют, зависела их дальнейшая судьба. Напряжение незримо витало в воздухе. Каждый из них понимал, что до заветной цели остался один последний маленький шажок.

Парни одними из последних зашли в автобус и двинулись в конец, где оставалось несколько свободных мест. Борис пробирался по проходу и застыл на месте, когда наткнулся на растерянный взгляд Олега. Тот сидел у окна и слушал музыку. Увидев Бориса, он выдернул наушники и хотел что-то спросить, но парень прошел мимо, невольно зажмурив глаза. Ему было физически больно смотреть на Олега и начинать разговор, когда на тебя с любопытством смотрят несколько десятков пар глаз, – последнее, чего ему сейчас хотелось. Он сел в кресло, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение. Олег привстал немного в кресле, отвечая на вопросы своих соседей, но продолжал смотреть в конец автобуса, на Бориса.