Гортхауэр обычно приходил к вечеру. Он дожидался, пока все кончится, забирал Роджера, вез его куда-нибудь ужинать, а чаще к нему домой, где сам готовил что-нибудь сногсшибательное, если было время. Они проводили вместе все дни и ночи, так что Роджер уже и представить не мог, как он расстанется с Гором.
Часть 3
The winner takes it all.
ABBA
Мелькор раздраженно расхаживал по своему огромному кабинету. Манвэ и Гортхауэр сидели в креслах около стола и наблюдали за тем, как он теребит в руках ни в чем не повинную сигарету и все сильнее сжимает губы. Гор лениво курил, Манвэ крутил в пальцах ручку, на коленях у него лежал блокнот, он там всегда лежал, когда адвокат занимался делом.
— Я не хочу, что бы в моем районе началась война, — наконец рявкнул Мелькор. — Мне с головой хватило одной разборки. Я всю ночь объяснялся с полицейскими. Кремер очень зол, я совершенно не собираюсь портить с ним отношения… Гор, черт тебя дери, ты скажешь что-нибудь сегодня? Или ты мечтаешь о том, как бы скорее трахнуть своего красавчика?
— Не ори, — Гортхауэр бы что-нибудь сказал, но ему надо было проанализировать ситуацию. Роджер, конечно присутствовал в его мыслях, как всегда, но только на заднем плане. — Мне надо подумать.
— Думай быстрей, Эйнштейн хренов, а то нас могут ненароком пристрелить в собственных постелях! — заорал Мелькор. Манвэ встал, бестрепетно подошел к разбушевавшемуся возлюбленному, обнял его, потерся щекой о плечо и тихо попросил:
— Мелько, успокойся, подожди, мы сейчас что-нибудь придумаем.
Тот от близости любимого, от тепла его тела тут же расслабился, поцеловал его в пробор и сказал:
— Ладно, котенок, я чего-то и вправду разошелся.
Как ни удивительно, но с тех пор, как гангстер начал жить с Манвэ, вспышки бешенства у него резко пошли на убыль. Адвокат как-то умел их усмирять несколькими словами и прикосновениями, за что подчиненные Мелькора его очень полюбили.
— Ладно, — вдруг сказал Гор, поднимаясь. — Я пойду домой, подумаю, завтра скажу, чего надумал. — Лицо у него стало сосредоточенным, между бровями залегла складка, и Мелькор с облегчением понял, что Гор по-серьезному углубился в проблему. Собственно, чего и добивались. Но когда итальянец выходил из кабинета, окликнул его:
— Эй, ты, мыслитель, ты не обиделся?
— Нет, что ты. Я уже привык к твоим воплям. Они меня даже развлекают.
Оба расхохотались, и Манвэ подумал, что у них все же очень странные отношения.
Гортхауэр вернулся домой, сел в кресло, налил себе виски, закурил и стал размышлять.
Собственно говоря, способов прекратить войну между кланами было ограниченное количество. Можно было их помирить, уничтожить оба клана, один из них или просто прижать чем-нибудь. Его задача состояла в том, чтобы выбрать наиболее экономичный способ.
Уничтожать никого не стоило. Глава одного из враждующих кланов, Маэдрос, был личным другом Гортхауэра, хотя и говорят, что у гангстеров друзей не бывает, со вторым их семью тоже связывали давние отношения. Правда, наследника немецкого семейства Гогенцоллернов, Фрица, Гор почти не знал, так, видел пару раз, но он показался ему довольно симпатичным пареньком. Старика Вильгельма и Мелькор и Гортхауэр знали хорошо. Пока он размышлял, в кабинет неслышно вошел Тейлор, вернувшийся с репетиции. Он сел на ручку кресла, взъерошил Гору волосы и спросил негромко:
— Что-то случилось?
— Да, бельчонок. Неприятности на работе.
Роджер хмыкнул. Ему как-то никогда не приходило в голову называть деятельность Гортхауэра работой.
— Принести тебе чего-нибудь?
— Ага. Чаю завари, покрепче.
Тейлор ушел за чаем, а Гор подумал, что одним из бесчисленных достоинств его возлюбленного была редкая тактичность и понятливость. Он всегда знал, как вести себя с гангстером, чтобы не раздражать его лишний раз.
«Ладно, — подумал Гор. — Будем их мирить. Трудоемкая задача, зато почти бесплатно».
Три дня заняли переговоры с главарями враждующих кланов и, наконец, был достигнут необходимый компромисс. Встреча должна была состояться в особняке у Мелькора, оговорено было все от числа сопровождающих до продолжительности переговоров.
Мелькор, усмиряя непомерные амбиции договаривающихся сторон, несколько раз жаловался Гортхауэру и Манвэ, что чувствует себя полным идиотом. Наконец настал великий день. Ровно в половине третьего ворота особняка распахнулись, чтоб пропустить два автомобиля. Из машин первыми выскочили телохранители и почтительно распахнули дверцы своим боссам.
Манвэ и Мелькор наблюдали эту сцену из окна гостиной.
— Смотри, — сказал адвокат, — кто это? Разве сам Гогенцоллерн не приедет?
— Он сам уже давно никуда не ездит, малыш, — ответил ему Мелькор, — это его сын. Он занимается делами, требующими личного участия, но всем руководит его отец. Кстати, этот парень тоже гей. Его отец чуть не выбросил на улицу после того, как узнал о романе, который закрутил его сынок с собственным телохранителем.
Манвэ хмыкнул, иногда ему казалось, что они с Мелькором просто притягивают к себе геев со всего Нью-Йорка.
Фриц, о котором шла речь, в эту минуту быстро, не вынимая рук из карманов, взбегал по лестнице, ведущей ко входной двери. На нем был изумительный костюм жемчужного цвета и рубашка цвета лаванды, которая прекрасно оттеняла большие красивые голубые глаза. Одежда мальчишки стоила уйму денег и была продумана до мелочей. Он носил ее с небрежностью человека, уверенного в своей привлекательности и привыкшего распоряжаться другими. Манвэ отметил, что Фриц очень хорош собой и что его сексуальная ориентация здорово бросается в глаза, красивые нахальные глаза мальчишки семафорили всем окружающим: мне нравятся мужчины.
Его соперник — глава другого клана Маэдрос был огненно-рыжим, казалось, на солнечном свете его волосы вспыхивали, как медная проволока. Он нарочито неторопливо поднимался вслед за мальчишкой, всем своим видом выражая презрение к сопливому щенку, несущемуся впереди. Про него было известно, что он коллекционирует средневековые японские гравюры, женщин презирает, хотя иногда крутит роман с какой-нибудь кинозвездой или фотомоделью. Он выглядел много старше Фрица, лицо его было красивым и выдавало сильный и замкнутый характер.
Мелькор вышел встретить гостей. С обоими он поздоровался одинаково сдержанно и пригласил их в кабинет. Охрана осталась в соседней комнате, готовая по первому звуку ринуться на помощь.
Под непреклонным взглядом Мелькора Фриц и Маэдрос вынуждены были пожать друг другу руки. Начались переговоры. Поначалу оба противника цедили слова, не глядя друг на друга, и демонстрировали полное нежелание идти на какие-либо уступки. Мелькор начал сатанеть. Он с большим трудом держал себя в руках, как подобает наследнику главы сильного клана, и мысленно спрашивал себя, почему он пошел на эти переговоры. На самом деле, если бы ему удалось услышать, о чем думают высокие договаривающиеся стороны, он бы совсем не обрадовался.
Маэдрос, прищурив глаза, рассматривал нахального щенка, развалившегося в кресле перед ним, и размышлял:
«Ах ты, гомик хренов, да если бы я захотел, то ты бы уже сегодня был покойником. Только стоит ли тратиться на такую мразь? Нет, пора разобраться с этим козлом Вильгельмом, что он позволяет себе? Думает, я на его пащенка смотреть буду?»
Мысли Фрица имели примерно такое же направление: «Что же ты на меня так смотришь, милый? У тебя же на роже написано, что ты обо мне думаешь. Напрасно, я ведь не забуду и не прощу. Ты, конечно, трахаешь исключительно этих размалеванных дур и думаешь, что ты настоящий мужчина. О, попадись ты мне в другом месте, я бы тебя заставил ноги мне целовать, а потом еще посмотрел бы, пустить тебя в постель или не пустить. Так-то, золотко».
Спустя несколько часов высокие договаривающиеся стороны устали от взаимного презрения и, просто чтоб отделаться от общества друг друга, начали идти на уступки. Фриц все-таки выговорил себе какие-то привилегии по сравнению с Маэдросом и покинул кабинет Мелькора, вполне удовлетворенный собой. Впрочем, презрительные взгляды Маэдроса сильно подействовали на него. Он даже удивился этому. После того, как он понял, что ни один гетеросексуальный мужчина не в состоянии устоять перед его привлекательностью, он приобрел вполне благодушный взгляд на этот вечно озабоченный своей потенцией сброд. Но Маэдрос чем-то отличался от прочих знакомых Фрица, которые поначалу смотрели на него свысока, а потом рыдали в трубку, умоляя еще об одном свидании. Сидя на заднем сидении черного отцовского «роллс-ройса» и бездумно глядя в окно, наследник старого Вильгельма дал себе зарок во что бы то ни стало соблазнить неприступного Маэдроса.
