— Ну же, милый, любимый мой, давай же, еще крепче, — просил мальчик. — Я сейчас кончу. Да!
Он вскрикнул, взвился вверх, словно подхваченный вихрем, и крепко обхватил руками плечи Брайана. Гитарист уткнулся лицом в его волосы, вдыхая их пряный аромат и больше ничего не соображая. Он почти не чувствовал своего тела.
Ахтэ тем временем непринужденно отодвинулся от любовника, ловко вскинул ноги и оказался сидящим у него на коленях уже боком. Одной рукой мальчик держался за плечи Брайана, другой оглаживал его руки.
— Милый, что с тобой? — беспокойно спросил он. — Тебе плохо?
— Нет, — выдавил Брайан. — Я не могу в себя прийти. Ты можешь человека до смерти заездить.
Ахтэ польщено засмеялся и посмотрел на Брайана ласково. Он любил комплименты.
— Интересно, сколько времени? — спросил он и, вскочив, помчался к тумбочке, на которой стояли электронные часы.
— Ого! Уже шестой час утра! Милый, ты не хочешь поесть? А потом я бы поспал? Как ты думаешь?
Брайан кивнул, тоже поднимаясь с кресла. Он подошел к Ахтэ сзади и, обняв за плечи, притиснул к себе. Мальчик замер, обернул голову в его сторону.
— Я тебя люблю, — шепнул Брайан. — А ты меня любишь хоть немного?
— Конечно, — ресницы упали на щеку Ахтэ, он улыбнулся. — Какой ты глупый, я хотел поиграть с тобой как раз потому, что влюбился. Если бы ты мне просто понравился, я бы лег с тобой сразу.
Он повернулся к гитаристу и, обняв его за шею, крепко поцеловал. Брайан не стал отвечать на поцелуй. Ему было очень приятно чувствовать, как глубоко может забраться нежный гибкий язычок, такой же искусный в поцелуях, как это тело в любви. Наконец у Ахтэ кончилось дыхание, и он оторвался от своего возлюбленного. Мальчик на минутку прижался щекой к груди Брайана и отодвинулся от него.
— Пойду приготовлю что-нибудь поесть, — сказал он. — Тебе тоже?
Брайан кивнул, и Ахтэ изящно выскользнул в дверь. Мей посмотрел на полоски света, пробивающиеся сквозь шторы, и выключил ненужный теперь свет.
Гортхауэр вернулся с вечеринки, окончательно потеряв голову. Если раньше он со старательной грубостью думал о том, что ему нужно только переспать с Роджером, то теперь он уже не мог дольше лгать себе.
Группа «Куин» произвела фурор, как он, впрочем, и рассчитывал. Взрослые, видавшие виды, многоопытные и циничные мужчины и женщины, пришедшие посмотреть на новый товар, были абсолютно очарованы четверкой зеленых юнцов, их красотой, дерзостью, молодостью, талантом. После показательного концерта их обступила такая тесная толпа, что Гор не смог пробиться к своим подопечным. Ослепленный внезапным успехом Фредди только подливал масло в огонь общих страстей, кокетничая со всеми подряд, не разбирая пола и возраста. Во всяком случае, Гортхауэр видел, как он ворковал с какой-то блондинкой. Остальные тоже были нарасхват. Дикон даже стал разговаривать и шутить. Правда, Брайан был странноватый и не отходил от Ахтэ ни на шаг, глядя на него жадными и несчастными глазами. Под конец Тейлор вылез из этой толпы и подошел к Гору, который пил коктейли вместе с Мелькором и Манвэ. Те развлекались от души, наслаждаясь вызванным переполохом. Им-то все было хорошо. Они были вместе.
— Гор, они что, взбесились? — спросил Роджер хриплым шепотом. — Что мы такого сделали?
— Вы были великолепны, — ответил Гортхауэр, подавляя острое желание прижать к себе светлую растрепанную голову ударника.
Сейчас, в своей комнате, он вспоминал его растерянное, веселое лицо, припухшие от яркого света и усталости большие глаза, и сердце разрывала неизвестная доселе хладнокровному Гору боль. Он понимал, что самая жестокая богиня, повелительница человеческой крови, Афродита, Венера, Иштар, Исаис Черная, завладела наконец и им. Он хотел видеть Роджера. Гор прекрасно понимал, что измотанный ударник спит сейчас в своей постели, но доводы разума не имели никакого значения. Он хотел видеть его. Сейчас. Ему понадобилась вся его воля, чтобы не сесть в машину и не поехать к Роджеру домой.
«Почему именно он? Почему этот мальчишка? Почему не какая-нибудь женщина, на которой я бы мог жениться и завести детей на радость старику Анджелини? От нее я мог бы надеяться добиться любви. А здесь — полная безнадега. Если я хотя бы заикнусь об этом, я лишусь и того, что имею, хотя, видит Бог, это лишь жалкие крохи. Как же я люблю его. Я с ума схожу. За что ты наказываешь меня, Мадонна? Я думал, что моя жизнь определена раз и навсегда и я сам отвечаю за все. Оказывается, я только жалкий червь во прахе и мной владеет мальчик, который даже не подозревает об этом. Это мне наказание за гордость. Что же делать, Господи, что же мне делать…»
Он опустился на колени перед распятием. Ему стыдно было молиться об этом, но он молился, чтобы Мадонна, чистая Богоматерь, привела этого человека в его объятия, обещая ей любую плату за его любовь. Он давал обеты, нарушить которые не осмелился бы никогда, так искренна была его молитва. Гор всматривался в ясное безмятежное лицо Пресвятой Девы и в эти минуты действительно ощущал себя ребенком, не знающим ни гордости, ни самолюбия, ребенком, искренне просящим о любви.
Удивительным образом ему стало легче, когда он встал с колен. Он заснул быстро и легко, как будто Дева Мария услышала его кощунственную молитву и сошла на минуту со своих небес, чтобы коснуться нежной рукой горячего лба засыпающего гангстера.
Гортхауэр решился на отчаянный шаг. Последствия могли быть любыми, но честно говоря, он руководствовался не собственной выгодой. Ему хотелось доставить Тейлору радость. И он знал, как это сделать. Через месяц у ударника должен был быть день рождения, но Гор не собирался ждать месяц. Со временем вообще творилось что-то странное. Когда Роджера не было рядом, оно удлинялось, как омерзительная карамельная тянучка, все дела, которыми Гортхауэр пытался себя занять, кончались очень быстро, и оставались только тоскливые отравные мысли и непрекращающаяся жажда увидеть Тейлора. А когда они встречались, часы летели, как минуты, и Гора терзало желание, равного по силе которому он не испытывал. Он прекрасно видел, что все вокруг уже все поняли. Мелькор глядел на него с состраданием, Манвэ пытался как-то его развлечь, Фредди с лукавой улыбкой все время подпихивал его к неотразимому ударнику, и Гор совершенно терял лицо. Каждое пожелание, неосторожно высказанное Роджером вслух, он кидался исполнять с такой горячностью, как будто ему за это деньги платили. Вдобавок, как он ни пытался контролировать себя, Гортхауэр все время старался подойти к Роджеру поближе и дотронуться до него. Когда он представлял себе выражение своего лица в эти моменты, его начинало мутить от отвращения к самому себе. Он был жалок, как всякий безответно влюбленный, привязанный к объекту любви нерасторжимыми узами. Гор страстно завидовал Мелькору, любовь которого к Манвэ была взаимной. Сам он ничего уже не ощущал, кроме ужасной неутоленной страсти и отчаянного, до слез, одиночества. Никто не мог ему помочь. Его жизнь была в руках двадцатилетнего барабанщика никому не известной рок-группы, и ничего с этим нельзя было поделать.
Тейлор сидел у себя в квартире, пытался читать и все время прислушивался, не загудит ли под окном машина. За ним должен был заехать Гортхауэр, они собирались покататься на частном треке приятеля гангстера, и ударник изнывал от нетерпения. На данный момент Гор был лучшей частью его жизни. С его помощью Роджер попал в мир, о котором мог только мечтать. Тейлор принимал все, что делал для него итальянец, совершенно спокойно и естественно, как должное, очевидно, какая-то часть его знала — Гор влюблен в него и получает от происходящего не меньше радости, чем сам Роджер.
Под окном коротко прогудели. Роджер сорвался с места и через пять секунд уже выскочил из подъезда. Перед входом стоял отнюдь не «вайпер», а новенький красный «феррари» последней модели. Гор прислонился к нему, небрежно крутя на пальце брелок с ключами.
— Класс, — простонал Тейлор, мечтавший о такой машине очень давно. — Ты его все-таки купил… — Они видели эту модель на последней выставке, и Роджер ходил вокруг час, не в силах оторваться от блестящей игрушки.
