Потом, уже набрав номер, я вдруг испугался: что, если пришлют девушку, похожую на Джил? Это уже будет удар ниже пояса. Поэтому, когда там осведомились, нет ли у меня каких-либо особых пожеланий, я спросил, не найдется ли у них девушки восточного типа? И мне прислали Линду. Точнее, девушку, назвавшуюся Линдой. Она стоила сто фунтов. Это была ее цена. И это купили мне деньги. Я не намерен вдаваться в подробности, потому что я не из тех, кто вдается в подробности на такие темы, скажу только, что покупка того стоила, стоила каждого пенни. Девушка превосходно делала свое дело. Как я сказал, я не испытывал потребности в сексе, просто я решил, что так надо; но очень скоро я уже ощутил и потребность тоже и был рад, что я ее ощущаю. Когда она ушла, я посмотрел, что она записала на кредитном корешке в графе «Количество и название». Там стояло: «Товар». И больше ничего, просто – «товар».
Иногда пишут разные шуточные названия, например, «Оборудование для обслуживания». Или ничего. Или что их попросишь. Но я всегда буду помнить, что Линда написала просто– «Товар». Действительно, это была торговая сделка, бизнес, возразить нечего. С того времени было много таких девиц, как Линда, некоторые тоже Линды. Очевидно, они пользуются определенным набором имен. Я знал немало Линд, многих звали Ким, или Келли, или Лорэн, или Линзи. А вот Шарлотты и Эммы в этой профессии мне почти не попадались. И еще один плюс состоит в том, что при выборе имени никому из девиц не приходит в голову мысль назваться Джилиан в угоду бизнесмену в сером костюме с кредитной карточкой наготове. Во всяком случае, не в полной форме. Мне кажется, я бы этого не вынес. Была одна девушка – в Манчестере, по-моему, – которая сказала, что ее зовут Джил.
– Это полное имя? – спросил я, замерев. Я как раз доставал кредитную карточку.
– В каком смысле? – Она растерялась, словно я экзаменовал ее перед тем, как воспользоваться ее услугами.
– Как ты значишься в медицинских документах?
– Джил, конечно. Конечно.
Мне нравится в Америке. Нравится быть в Америке иностранцем. Иностранцем, но англоязычным. Даже англичанином. Американцы очень дружелюбны, как нам твердили тысячу раз, и действительно, те, с кем я знаком, держатся по-дружески, но когда они подходят ко мне слишком близко и я делаю шаг назад, они относят это на счет моего англичанства. Они думают, что я немного чопорный, слегка неконтактный, – и пусть себе думают. Я делаю шаг назад – первым причиняю им разочарование.
И девицы у них хороши. Я имею в виду – профессионалки. Эти зовутся Шелли или Марлен. Эмм и Шарлотт по ту сторону океана в этом бизнесе тоже не встретишь. И ни одной Джилиан. По крайней мере в полной форме.
Я вам, наверно, теперь не особенно нравлюсь. А может, и раньше не нравился. Ну и ладно. Я больше никому не обязан нравиться. Конечно, у меня в планах нет сделаться кровожадным мультимагнатом, который надо всеми измывается, – я никогда нарочно не обижаю людей, это мне не свойственно. Просто мне теперь уже мало заботы, любят меня люди или нет. Раньше я очень старался нравиться, заслужить похвалу. А теперь, смотрю, мне уже это более или менее все равно. Вот маленький штрих: я снова стал носить очки. Я перешел на контактные линзы ради Джилиан, думал, что так ей больше нравится.
Первое, что говорят про деньги, это что они – иллюзия. Условность. Если вы даете кому-то бумажку в один доллар, эта бумажка доллара не стоит, это всего лишь обрезок бумаги и чуточку типографской краски, но все условились между собой и поддерживают иллюзию, будто она стоит доллар, и поэтому она его и стоит. Все деньги в мире означают то, что они означают, только потому что люди согласились приписывать им некую иллюзорную цену. Точно так же и золото, и платина. Почему они высоко ценятся? Потому что все условились, что они стоят именно столько. И так далее.
Вы, наверно, уже поняли, к чему я. Другая всемирная иллюзия, другая вещь, существующая просто потому, что все согласились приписывать ей некую цену, – это любовь. Вы можете считать, что у меня завистливый взгляд, но к такому заключению я пришел. А ведь я столкнулся с ней вплотную. И получил по носу так, что не дай Бог. Я сунулся носом в любовь, как сую нос к самому дисплею, когда беседую с деньгами. Я нахожу, что тут можно провести параллели. Любовь – это всего лишь то, что люди условились считать существующим, чему условились приписывать некую вымышленную ценность. В наше время почти всеми она оценивается как предмет потребления. Но я не согласен. Если спросите меня, то, на мой взгляд, она идет сейчас по искусственно завышенным ценам. И в ближайшие дни можно ожидать обвала.
Когда-то Оливер повсюду таскал с собой книгу под названием «Утешение философией». «Ах, это так утешает, так утешает!» – манерно вздыхал он и снисходительно постукивал по обложке. Я никогда не видел, чтобы он эту книгу читал. Возможно, ему просто нравилось название. Но я человек с другой книгой, с другим названием, современным: «Утешение деньгами». Они действительно утешают, уж поверьте мне.
Теперь, когда у меня больше денег, меня стали находить интересным человеком. Ну, не знаю. Но отношение ко мне переменилось. И это утешает. Мне нравится покупать разные предметы и владеть ими, и выкидывать, если разонравились. Недавно вот купил тостер, а через неделю мне перестал нравиться его внешний вид, и я взял да и выбросил его вон. Тоже утешительно. Мне приятно нанимать людей, чтобы делали за меня то, что неохота делать самому, – мыть машину, убирать в квартире, покупать продукты. И это утешительно. У меня, конечно, много меньше денег, чем у некоторых, с кем приходится иметь дело, но, с другой стороны, и много больше, чем у большинства, с кем я сотрудничаю. Тоже утешает. И если заработки мои будут и дальше так расти и если деньги вкладывать разумно, то я смогу жить припеваючи и после того, как перестану работать, вплоть до самой смерти. Что касается этого, заключительного периода жизни, тут деньги, мне кажется, вообще гораздо более действенное утешение, чем философия.
Я материалист. А кем еще можно быть, если, конечно, ты не буддийский монах? Две великие религии, правившие миром в этом столетии – капитализм и коммунизм, – обе материалистические; просто одна работает лучше, чем другая, как показали последние события. Человека привлекают потребительские товары, всегда привлекали и будут привлекать. С этим надо сжиться. И любовь к деньгам – вовсе не корень всех зол, а наоборот, исходное условие человеческого счастья, общее утешение. Они гораздо надежнее, чем любовь.
Что видишь – можешь получить. Получаешь то, за что платишь. Это общее правило в мире, где обитают Ким и Келли, Шелли и Марлен. Я не говорю, что всегда без обмана. Конечно, бывает, что и обманывают, как бывают девицы, у которых болезни, и девицы, которые оказываются мужчинами; как во всяком бизнесе, встречаются мошенники, иной раз случаются неудачные покупки. Но обращайся к верным людям, плати верную цену, и тебе продадут, что тебе нужно. Обслужат надежно, профессионально. Мне нравятся условные фразы, которые они произносят, когда приходят. Чем могу быть полезна? Чего бы вы желали? Нет ли у вас особых предпочтений? Наверняка с другими клиентами за этим следует длительная торговля, пока наконец не проскрежещет машинка для кредитных карточек, – их носят в сумочке вместе с противозачаточными средствами. Но со мной торговля простая. Когда меня спрашивают, нет ли у меня особых пожеланий, я не морочу им голову школьными платьицами, плетками и проч. Я прошу, чтобы после всего меня назвали «милый». Всего один раз, и только. Больше ничего.
Я не сыч какой-нибудь, не поймите меня неправильно. Я приезжаю на работу, на работе вкалываю по-черному и зарабатываю деньги. Живу в хорошей квартире вблизи Дюпон-серкл. У меня есть друзья, и мужчины, и женщины, я с ними общаюсь, схожусь с ними так близко, как хочу, но не ближе. Разочаровываю их первым. И приятельницы у меня здесь тоже имелись. С некоторыми я спал, некоторые называли меня «милый» – до, во время и после. Мне это, конечно, нравится, но веры я не придаю. Единственно в какого «милого» я верю, это «милый», за которого мною уплачено.