- Почему? - Дубтах поднял тонкие, прямые, золотистые брови, с интересом наблюдая за действием, которое оказало на собеседника его сообщение. - Откуда столь эмоциональная реакция?

- Да ты представляешь себе, что такое южнофрагские степи? Вода со вкусом мочи, только что без её запаха… В июле - ветер, несущий мельчайшую пыль, которая хрустит у тебя на зубах даже под простынёй, не говоря уж о её присутствии в воде, еде, соплях, мозгах и мыслях. Зимой - минус тридцать со всё тем же ветром, против которого можно идти только согнувшись. О чём это говорит?

- Полагаю, - исключительно вежливо и бесстрастно проговорил Дубтах, не без основания полагавший, что таким тоном сможет особенно сильно завести собеседника, - о том, что скорейшее создание там как можно более обширных промышленных плантаций топливных деревьев интенсивных сортов является за дачей интересной, трудной и более чем насущной… А что имели ввиду вы?

- Да бррось ты!!! - Собеседник его в крайнем раздражении махнул на Дубтаха рукой, а тот мастерски принял и ещё более удивлённый и непонимающий вид:

- Прости - не понимаю…

- Да ты там не выдержишь и недели!

- Да с чего это ты взял?

- С того, что знаю тебя почти уже двадцать лет… Милый мой, без пива, приятелей и городского гудрона ты попросту немыслим!

- Люди меняются. Вот решил, так сказать, к первоосновам припасть, к природе и широкому её, неистощимому лону.

- Ну скажи мне, скажи в чём дело, брось кривляться!

Дубтах тяжело вздохнул, став серьёзным, а по умеренности своих артистических способностей - так даже слишком.

- Но я и правда устал от всей этой мышиной возни! Я и вправду устал от замкнутого круга лаборатории, офиса, приятелей, пива и тренажёра по выходным. Я хочу может быть даже и поскучать, чтобы потом вернуться с более чувствительными нервами и более чистыми мозгами. Мне действительно хочется увидеть вставшие поперёк ветров полосы Резиновой Акации и Чёрного Можжевельника, а в пятьдесят - приехать и постоять в тени.

- Я понял. Я понял, что ты упрямец и псих, а говорить с тобой - бесполезно.

Рядом резко и требовательно зазвонил телефон, Слиав Дег Даннан поднял трубку а потом передал её Дубтаху:

- Тебя.

- Господин Айодибентах?- И, не дожидаясь подтверждения, что это именно он, голос в трубке продолжил. - Будьте любезны сегодня в девять часов вечера быть вполне готовым к немедленному отлёту. За вами заедут.

- А это не покажется несколько странным?

- "Агни а Друи, инкорпорейтед" только реактивных самолётов имеет девятнадцать единиц пяти различных типов. Так что не беспокойтесь.

Уже собравшись, проверив и перепроверив всё необходимое, он погасил, повинуясь непонятному побуждению, свет в своей холостяцкой квартире и сидел, полностью одетый в сумерках, глядя на по- северному, по- летнему медленно темнеющее небо, чуть ли не до полуночи хранящее вишнёвую полосу заката вдоль кромки горизонта. Он ждал звонка, и всё- таки тот ударил неожиданно, как очередь между лопаток. По- прежнему не зажигая свет, он открыл дверь и впустил человека в свободной блузе и резко сужающихся к щиколотке просторных шароварах. Черты худощавого лица были практически невидимы под тенью от козырька модной в этом сезоне высокой фуражки серого шёлка. И, в полном соответствии с ликом, голос незнакомца прозвучал с отчётливыми повелительными интонациями, довольно зловеще в сумерках.

- Собирайтесь! Машина ждет внизу. Я помогу вынести вещи.

Припаркованная у подъезда машина оказалась обычным "баальд", выпущенным года три тому назад. Водитель, сноровисто запихав кладь в багажник и, лихо захлопнув его люк, сел за руль и отрывисто бросил:

- Пристегнитесь!

Впрочем, он пристегнулся и сам, без нянек, а, по совместительству, и без дураков. Как только двигатель автомобиля заработал, Дубтах сразу же понял, что у этого экипажа обыкновенным является только корпус. Раздался тонкий, как писк комара, едва слышный звон, и машина сорвалась с места, враз заложив головокружительный вираж, нырнула с холма, пронеслась по начавшим пустеть улицам богатого пригорода и скоро вылетела на безукоризненную гладь Западного Автопровода. "Зайчик" света на спидометре достиг цифры "240", воздух выл и визжал за окнами, а дьявольский двигатель звенел по-прежнему тихо, не выдавая ни малейшей натуги. У водителя оказалось сухощавое, длинноносое, хищное лицо типичного горца откуда- нибудь с Пата на либо с Фусти. В скудном свете циферблатов, в пульсирующем свете фонарей оно казалось особенно мрачным от особенного выражения презрительной сосредоточенности. А по сторонам не хотелось даже смотреть, - летели, сливаясь в тошнотно пульсирующие ленты, залитые темнотой обочины, кусты, деревья, трава и прочее равно смешивались в смазанную скоростью кашу. И также, почти вовсе не снижая скорости, сухощавый чёрт за рулём рванул машину в сторону от шоссе так, что даже дух захватило. Минут пять пропрыгав по ухабам, сей истинный волк в овечьей шкуре среди транспортных механизмов снова упёрся всеми четырьмя колёсами в безупречно ровную твердь, описал с каким- то чудовищным боковым скольжением дугу градусов в сто и приостановился на миг, когда прямо посередине лобового стекла автомобиля загорелся мрачно-сиреневый знак. Машина рванулась по прямой и через пару минут лихо подрулила к тёмной массе неосвещённого самолёта. Дубтах сразу же узнал "Аэролит-1001" - впрочем, имевший заметные для опытного глаза отличия, эту игрушку и орудие богатейших бизнесменов, сверхзвуковую восьмиместку с относительно большим размахом крыльев, сейчас, впрочем, вяло повисших, предназначенную для полётов на огромных высотах. Шофёр и ещё кто то тёмный с прежней стремительной сноровкой вырвали из багажника автомобиля и переправили в тёмное самолётное нутро вещички Дубтаха, закрепив их скользящими по грузовым ремням пластиковыми клиньями. В пассажирской кабине, - а салоном это всё- таки трудно было назвать, - стало бы совсем темно, если бы не свет Уатах в последней четверти, делавший то, что внутри, хоть в какой- то мере видимым. Кроме него, здесь было ещё четверо молчаливых людей, лицо одного из которых скрывала чёрная маска из тонкого трикотажа. Другой, сидевший через место от Дубтаха, был немолод, грузноват, с глубокими залысинами на большой голове и с лицом, несшим следы явного недосыпания. Наконец по трапу прогудели уверенные, хозяйские шаги, и в кабину вошли два пилота. Удивляло, непривычным казалось, что никто и ничего им не говорит, даже не требует непременно пристегнуть привязные ремни. Ещё - аэродром вообще без света. Это всё вызывало какие-то смутные ассоциации с жуткими мифами и ещё более жуткой былью пресловутого Пятого полка РФП во времена Мировой, с его эскадрильями "Филин" (эмблема - силуэт совиной макушки с торчащими вертикально перьями- "ушками", на жёлтом фоне), "Каланг"( эмблема - узкий чёрный ромб, перечеркивающий жёлтый круг, долженствовавший изображать полнолуние), "Нетопырь" - с его черным, причудливо изогнутым в ночном танце под звёздами силуэтом ночной мыши, и, наконец, - "Козодой", на машинах которого красовалась весёленькая, пёстрая, в десяток красочек поярче голова мультяшечной птички с широко разинутой пастью устрашающих размеров, при смешноватости довольно-таки и зловещая, страшненькая… Между тем где-то позади солидно загудели, взвыли, возвышая голос, а потом зазвенели двигатели, на тёмное поле позади сопел лёг странный бледно- сиреневый отблеск, и машина почти без задержек рванулась вперёд, оторвалась от земли и круто полезла в небо. Потом, как это всегда бывает по ночам, самолёт как будто бы влип во тьму, как будто заклинился в ночи широко распластанными крыльями. Двигатель сейчас звучал почти не слышно, а Дубтах, хоть и осознал всю меру своей неосведомлённости в этом вопросе, автоматически старался всё- таки узнать его марку. "ДТГД - 12"? "ДТГД - 15"? Какая-то их модификация? "КФ - 3", о котором он читал, или же "КФ- 5" о котором до него доходили только слухи? Пожалуй - нет. Он, во всяком случае, не находил даже и семейного сходства с чем- либо знакомым ему хотя бы понаслышке; тут были какие-то "подкожные" технологии, кои придерживаются власть предержащими исключительно для собственного использования, ревниво оберегаясь от широкого тиражирования и распространения. Постоянное, мягкое давление подъёма перестало ощущаться, и это значило, что нос машины опустился, и она окончательно легла на курс… Господи, да что ж за спешка-то такая? Они бы его ещё в баллистической ракете выстрелили… А поскольку Дубтах по сути своей был в значительной мере ночным животным, в сумерках ему особенно хорошо думалось, и - не на шутку разыгрывалась фантазия. Можно было всю жизнь служить, дослужиться до степеней известных, заработать и всяко- разно приобрести хороший капитал, но при этом так и не узнать ничего свыше положенного, оставшись тем самым в рядах пасомого стада. Есть слой элиты явной и тайной, некоторые из них были даже, во времена оны, честно избраны, они вершат явно и, особенно, тайно, за рюмкой бренди судьбы народов и мира. Внутри элиты есть свои элиты, по сравнению с которыми все остальные - стадо, а элиты элит равны, или же одна элитарнее другой, или они находятся в сложном взаимодействии, деля власть. Горький, порой горчайший опыт показывает, что любые попытки создать ясный, чёткий, стройный и логичный аппарат власти в сколько-нибудь развитом обществе (а возможно это только после революций и переворотов), довольно быстро ведёт к тирании или, в лучшем случае, к олигархическому тоталитаризму. Это всё - мысли общие, ничего не содержат нового, но вот есть тут небезынтересная частность, которая, похоже, может оказаться для него весьма актуальной: существовал, существует и всегда будет существовать особый слой, условно называемый "лакеями". Это те, кто обслуживает элиту непосредственно, так сказать - физически. С одной стороны - уборщики-стюарды, охранники- официанты, повора-доктора-массажисты, с другой - секретари, переводчики, референты, личные шпионы и прочие доверенные лица. Естественно, охранник может быть старшим офицером какой-нибудь тайной полиции, а секретарь - толковым сынком какого-нибудь из вершителей. Информированность этой категории лиц может быть исключительной в пределах своей узкоспециальной области или же и вообще. Если он не ошибается, то предстоит ему, рабу божьему, попасть в самый что ни на есть подкожный слой слуг весьма могущественного хозяина. "Зенит" - это любые деньги, любые люди, любая точка на карте. "Зенит" - это любая степень секретности, мотивированная к тому же высшей необходимостью. Правда, "Зенит", кроме этого, ещё и многие сотни тысяч людей, среди которых полным- полно сексотов всех, почитай, наших и некоторых ненаших спецслужб. Логично: понадобился отдельный от всех остальных, опричный человек (или люди?) - для исполнения особых поручений. Погасшая на земле, здесь заря ещё тлела, а минут через пятнадцать он заметил, как на этой высоте встречаются две зари. Не-ет, в следующий раз - только баллистическую ракету! Или, скажем, трансатмосферник БК-3 "Бликер"… Как известно, на день сегодняшний совершил этот "Бликер" три рейса, - а вот какой там, там-то какой стоит двигатель? Это, увы, неизвестно. Незаметно-незаметно он всё-таки задремал, но проспал минут двадцать, не более, будучи разбужен слабым, но вполне отчётливым ощущением прижимаемых к диафрагме потрохов: