Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Это не моя мысль, — печально пробормотал Габиний. — Мне бы хотелось устроить все по-другому. — Он обернулся и свирепо поглядел на Вария, меж тем Роза, вся дрожа, отшатнулась от дома и меланхолично продолжала свой путь по улице. — А как насчет моих детей? Как насчет их наследства? — Он снова кивнул на пышный зал и сказал: — Все это для них. Не для меня. А что останется, если все повернется как вы хотите?

— Нет, вы будете постоянно помнить об этом, вы не можете… — продолжал умолять Варий.

Габиний, который до сих пор даже ни разу не повысил голос, рявкнул:

— Можете сколько угодно говорить, что я не должен! Но знайте, что я это сделаю! Итак, начнем? Может, начнем с ваших родителей, чтобы вы поняли, что это не шутки? Хотите, чтобы кто-нибудь облил эту девчонку кислотой? Отныне на мне вины нет! Это вы меня вынудили!

Он вытер лоб.

Варий опустошенно поник. Габиний сгреб его за плечи:

— Говори, куда ты его отправил, немедленно!

— Не знаю, — прошептал Варий.

— Не будьте чертовым идиотом! — снова яростно прикрикнул на него Габиний.

— Нет, — еле слышно ответил Варий. — Нет, никто не должен знать. Это убежище беглых рабов. — Еще долго он ничего не мог сказать. Словно его тело хотело успокоить его, словно оно вспомнило о яде и теперь — слишком поздно — желало покоя. — Это в Пиренеях. Я сказал Марку, чтобы он поехал в город Атабию. Думал, кто-нибудь найдет его там и укажет дорогу. Так делают рабы. Я не знаю, где это.

— Рабы? — повторил Габиний, и лицо его на мгновение стало отсутствующим, будто он что-то вспомнил. — Но не в восточных Пиренеях? — нахмуренно спросил он. — Может, это местечко называется Волчий Шаг, а оттуда прямой путь в Испанию?

Варий сокрушенно и непонимающе посмотрел на него.

— Если вы лжете, вам же хуже, — с сомнением произнес Габиний.

Варий только покачал головой.

Снова вздохнув, Габиний положил руку Варию на плечо и почти нежно довел до одного из кресел. Варий не сопротивлялся и откинулся на бархатном сиденье, как разбитое тело в разбитой машине.

— Хорошо, — сказал Габиний. Он взял пульт, и поблескивающее море снова затопило экран, белый парус медленно проплыл через него, и прибой вновь затянул свою навевающую забвение однообразную песню. — Хорошо. Как только это закончится, поедешь домой. Поедешь прямо домой и увидишь свою бедную мать. Послушай, встряхнись. Ты вел себя совершенно правильно. Иначе и быть не могло. Грязное дело. В какие времена мы живем, а? Куда денешься?

ДАМА

Даме снилось, что у него выпадают зубы. Началось с одного из верхних коренных. Он почувствовал, как зуб зашатался, раскачиваясь взад-вперед в ноющей лунке, а затем острый корень оцарапал вкусовые луковицы и мясистую плоть, когда он выталкивал его языком. Дама выплюнул его на ладонь, почему и понял, что это сон, и подумал: ладно, без одного обойдусь.

Затем стали выпадать и другие. По два, а иногда и по три, случалось раскалываясь, когда держались слабо, вываливаясь мокрыми кусочками, с хрустом, как расколотые орехи или засахаренные сласти. Его передернуло, и в ужасе он тяжело задышал, отчего зубы стали выпадать еще быстрее. Спотыкаясь, он ринулся прочь из башни, мимо вывалившихся камней, задыхаясь и рыдая, эмалевая крошка сыпалась у него изо рта.

Проснулся он весь в поту, и после первой волны облегчения, когда он крепко стиснул здоровые челюсти, ему стало досадно. Он не понимал, откуда такой непреодолимый ужас и почему, уж если ему снятся кошмары, они должны быть о зубах. Это было недостойно. Есть много чего и похуже.

Разлеживаться он не стал. Немного помолился про себя, в голове, без всяких внешних проявлений. По большей части он старался делать это без слов, чувствовал, сам не зная почему, что неправильно слишком выделяться, просить что-то, даже просто говорить. Но он не мог подавить нечто вроде внутреннего бормотания, лежавшего в основе его молитв. Бог. Укажи мне, что делать. Дай какое-нибудь дело для рук моих. Через час-другой вернется Лал, поможет ему почистить зубы, подрезать волосы на лице. Он знал, что ей не нравится делать это, хотя никто ее силком не тянул. Ему самому это не нравилось, но надо же было кому-то помогать ему. Столько уже времени прошло, и он должен привыкнуть, прятаться не станет.

Лал пришлось пройти четырнадцать миль — до городка, и обратно, — чтобы коротко подстричь волосы, как некоторые девушки носили в те дни в Риме. Делир сердился на нее, что она рискует из-за таких глупостей. Дама не мог сказать точно, в самом ли деле он испытывает отчаяние при мысли, что она хочет перенять что-то римское, ведь нельзя просто брать что-то, что тебе по нраву, из злого места, не трогая остального. Бедная маленькая Лал, ей тоже было скучно. Не ее в том вина.

Дама постарался не думать, что на сегодня у него действительно нет никакой работы или, вернее, ничего срочного. Он мог следить за мониторами, хотя была и не его очередь, но сидеть без дела и высматривать что-то, что даже теперь вряд ли появится, — это его раздражало.

Сначала ему все объяснили: как выровнять наклон, накладывать лучи, как распределять нагрузку, пользоваться генератором. Теперь, хотя по-прежнему было много работы, чтобы поддерживать систему в действии, его от этого воротило.

Пожалуй, можно пройтись и проверить выходы, удостовериться, не провисли ли провода.

Возможно, плохие сны снились ему из-за спиралекрылых, хотя он был единственный, кто на самом деле их не боялся. Прошлой ночью они снова услышали приближение скрежещущего рокота, который затем развернулся в воздухе и стал удаляться, так что слух ожидал, что он исчезнет совсем, и старался внушить, что так оно и есть, хотя на самом деле рокот стабилизировался и снова начал нарастать. Все пришли в ужас. Они с Делиром продолжали твердить, что эти твари невидимы. Они отключили всю аппаратуру, хотя больше покоя ради, чем по необходимости.

Дама вышел, хотя Лал просила его не делать этого. Нужны специальные очки, сказала она, с ними можно видеть и в темноте. Сквозь камни и деревья все равно ничего не увидишь, ответил он.

Его беспокоило, что каждую секунду шум, описывающий круги над его головой, может превратиться в зримый самолет, он был уверен в этом. Он стоял, поторапливая их, но картавый рокот становился все громче, а он не видел даже огней.

Давайте. Вот он я.

Сначала они услышали звук, раздирающий утреннее небо, — от ночных переходов они отказались, потому что леса были настолько роскошно пустынными, что им почти расхотелось добираться до конечного пункта. Впрочем, скорей все началось не со звука, просто одновременно голоса их притихли, дрожь пробрала, когда они услышали, как громко разговаривают. Они едва осмеливались взглянуть друг на друга, чтобы убедиться в реальности звука, пока весь воздух не наполнился им; нарастающий приближающийся рык.

Звук надвигался, и единственное, что им оставалось, это застыть на месте; серебряный жук буравил воздух. Он возник сзади — окружавшие их молодые деревца показались такими редкими и прозрачными — и внезапно стал до ужаса зримым; они могли подробно различить тусклый блеск его обшивки, швы на панелях брюха. Они почувствовали, как волосы их зашевелились, полы одежды захлопали в холодном перемешанном лопастями воздухе. Вгрызаясь в пространство, самолет пролетел над ними на запад.

Уна отлепилась от дерева, к которому прижималась, возбужденно сделала несколько шагов вслед за самолетом, словно хотела поймать его, потом резко обернулась и, посмотрев на Марка, крикнула:

— Вот что случилось в Волчьем Шаге! Я знала, что они узнают тебя. Ублюдки, ненавижу!

Она разгорячилась и вся дрожала. Но Марка могли искать в Испании просто потому, что его искали повсюду, так что по справедливости ей не в чем было себя винить.

— Уна. Они даже не снизились. Они ничего не видели, — сказал Сулиен, следуя за сестрой.

Первую пару дней, после того как они покинули Волчий Шаг, Уна была такой молчаливой, погруженной в себя, слепо бредущей вперед, но потом вдруг словно очнулась. И с тех пор они уже меньше беспокоились, сколько им следует проходить за день, стали разговаривать все громче и громче. Уна и Сулиен узнали про Вария, Марк услышал историю Танкорикс и побега из Лондона и поверил всему до единого слова. Уна рассказала — и рассказ получился одновременно ребячливым и вселяющим уверенность — о годах, проведенных в Лондоне, когда она была одна; о том, как в одиннадцать лет собирала с подоконника дохлых мух и аккуратно засовывала их в пироги и торты, которые ей полагалось упаковывать. Они снова нашли общий язык. Казалось, анекдоты про дохлых мух на фабрике ничем не отличаются от историй Марка о напившемся божественном императоре.

65
{"b":"266525","o":1}