Литмир - Электронная Библиотека

условиях начальник первого советского санно-тракторного поезда Михаил Михайлович

Сомов? Лаконичные записи в его дневнике — все о деле, о важном. Координаты поезда,

температура, радиосвязь с Мирным, с пилотами. Трудности и радости. Дорога — как по

надолбам... В балке сырость — сушится одежда вернувшихся снаружи — и угар отдвижка.

Несмотря на все, 7 апреля товарищи вспомнили, что у Сомова день рождения.

Дежуривший в камбузе Андрей Капица, в ту пору младший научный сотрудник, а ныне —

член-корреспондент АН СССР, испек нечто вроде пирога и преподнес его

новорожденному, украсив зажженными свечами...

Чтобы представить типичные заботы начальника поезда, приведем запись из его дневника

от 9 апреля. День этот был обычным, не из тяжелых, поезд находился всего лишь на 95-м

километре пути:

«Подъем в 5.30 (мск). Температура воздуха 17,8°. Ветер 140,8 м/сек, пасмурно. Ночью

навалило много свежего снега. Снег рыхлый, с большим трудом удалось выдернуть

занесенный состав.

Двигаться начали только в 5.30. Через 10 минут остановились из-за перерыва связи

(телефона). Трактор остановили только ракетой. Комаров и Долгушин продолжали идти

вперед, даже потеряв связь с балком. На что они расчитывали, не имея курса, компаса и

каких-либо ориентиров, остается тайной, по-видимому, даже для них самих.

В 6.20 подошли к 95-му километру. На мою вчерашнюю просьбу выслать к нам АН-2 для

разведки впереди нашего пути получил отказ по условиям погоды. Сегодня случайно

связались с И. И. (Черевичным. — Е. С), на ИЛ-12 производящим разведку в море

Дейвиса. Попросил его подойти к нам и посмотреть, нет ли впереди нас трещин.

В 6.50 остановились из-за перерыва связи с трактором. Вскоре подошел ИЛ-12. И. И.

сказал, что из-за поземки и рассеянного света без теней ничего не видно. Придется делать

специальную разведку, подобрав хорошую погоду.

Только 4 часа спустя (т. е. в 10.30) добрались до долгожданного сотого километра.

Несколько раз в пути останавливался второй трактор. Забивался снегом топливный

трубопровод.

На 100-м километре установили опознавательную пирамиду и снегомерную веху. Спустя

2 часа двинулись дальше. По словам Гусева, пролетая над этим районом в свое время с

Кашем, он видел трещины. Поэтому для предупреждения опасности впереди поезда

пошли Капица и Втюрин. Я ехал в кабине первого трактора с Комаровым, держа связь по

телефону со «штурманом» Сенько. Капица с Втюриным, увлекшись, ушли вперед (мы шли

со скоростью 3 километра в час) так далеко, что совершенно исчезли в темноте. Мы

остановились из-за неисправности адометра. Догнать впереди идущих мы уже не смогли.

Я начал беспокоиться об их судьбе. Приказал дать условленный сигнал — зеленую ракету,

что означало «остановиться и ждать». Подтверждающей зеленой ракеты от Капицы не

последовало. Мы дали красные ракеты — «вернуться». Ответа тоже не последовало. Не

видеть ракет они не могли — было уже совсем темно. Я утешал себя только надеждой, что

ракетница Капицы, которой тот хвастался, тоже не сработала на морозе. Так оно и

получилось в действительности. Я был настолько рад, когда они появились из темноты,

что у меня не хватило сил ругать Капицу за халатность.

В 15.40 остановились из-за того, что тракторы, сначала второй, а затем и первый,

забуксовали, а затем зарылись в снег. Кроме того, идущие вперед в темноте углядели

какой-то необычный волнистый рельеф, напоминающий трещины. Ходил и я вперед,

стреляли вверх ракетами и все же ничего толком в темноте разглядеть не сумели. Решил

поэтому остановиться ночевать. 108 км 700 м».

Переживания потяжелее наступили тогда, когда поезд на неделю замер в снежном плену.

Снег засыпал балки и сани. Люди пережидали, связывались с Мирным, иногда эта связь

прерывалась. Они впервые пошли на этот юг, в глубь Антарктиды. Может, зимой тут

всегда бывает так и самолету просто невозможно добраться до людей и вызволить их?

Однако уныния ни у кого не было.

Одиннадцать мужчин, запертые в снежном плену в условиях загадочного, слабо

изученного континента, не только не падали духом, наоборот, они много смеялись.

Двадцатичетырехлетний Андрей Капица прихватил с собой затрепанный томик

«Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Сатирики-правдисты поддерживали дух

полярников. Сомов рассказывал:

«Если бы кто-либо из наших товарищей в Мирном, знавших до подробностей

драматическую ситуацию, в которой очутился поезд, смог бы заглянуть на минутку под

крышу нашего балка, он непременно решил бы, что все мы уже сошли с ума — такой

гремел неудержимо веселый хохот. Книжку читали бережно, с перерывами, растягивая

удовольствие на возможно более длинный срок».

Поход завершился созданием станции Пионерская в 375 километрах от Мирного.

Начальником новой станции стал А. М. Гусев. Сомов дружил с ним со студенческих лет и

сразу вспомнил о нем, когда начал готовить эту экспедицию. Нельзя было даже вообразить

лучшего начальника станции Пионерская, чем этот человек, соединивший репутацию

серьезного ученого с качествами закаленного спортсмена.

Вернувшись в родной Ленинград и рассказывая об экспедиции, Сомов никогда не забывал

о своем коллективе, о людях, которые делили с ним все радости и трудности первых 15

месяцев в Антарктиде. Он говорил:

«Оказавшись в совершенно незнакомой, очень сложной обстановке, решая порой задачи,

казалось, неразрешимые никакими средствами, коллектив зимовщиков всегда проявлял

неиссякаемую энергию, изобретательность, а главное — непоколебимую настойчивость в

достижении цели.

Я не знаю ни одного случая, когда кто-нибудь из участников экспедиции отступил перед

трудностями или опасностью. Наоборот, наиболее трудные, требующие особой смелости и

моральной стойкости задания воспринимались всегда с особой охотой.

Условия работы в полевых партиях, конечно, неизмеримо более сложны, чем в обжитом,

благоустроенном Мирном. Тем не менее все стремились именно в полевые партии. При

организации какого-либо трудного, а тем более связанного с риском похода мне ни разу не

пришлось решать тяжелую задачу — заставлять кого-либо участвовать в нем. Напротив,

всегда приходилось решать, правда тоже неприятную, задачу — кому отказать в таком

участии. - Это относится не только к ученым, естественно, заинтересованным в сборе

научных материалов, но решительно ко всем участникам зимовки — трактористам и

поварам, радистам и плотникам, врачам и электрикам, самым юным и самым пожилым. С

такими людьми было хорошо работать».

Первая Советская антарктическая экспедиция программу своих научных наблюдений

перевыполнила. Об этом свидетельствовали прежде всего созданные сверх плана станции

Пионерская и Оазис, а также и временные, выносные научные станции.

В течение всего года в Мирном действовали научные семинары и научные четверги, где

члены экспедиции выступали с докладами. Велась и научно-просветительная работа среди

технического персонала, и даже обычная общеобразовательная учеба для тех, кто в ней

нуждался. Верховной властью в этом коллективе действительно были Наука, Знание и все,

что относится к ним. Они диктовали свои правила жизни.

Экспедиция собрала богатейшие научные материалы. Значительная часть их вскоре

увидела свет в виде двух томов, изданных Академией наук. В Ленинграде Сомов также

занялся подготовкой двухтомного отчета об экспедиции. В первый том вошли общее

описание экспедиции, ее дневник, список участников, рассказы о выгрузке, об

организации работы научных отрядов, о научном оборудовании, стационарных

наблюдениях, вновь созданных станциях и полевых научно-исследовательских работах. Во

20
{"b":"266518","o":1}